Поход клюнутого

– Торосы? – уловил главное Бинго и, перестав дожидаться, проворно скакнул к лошади. – Нет уж, это вы сами, это без меня! На цепи я уже сиживал, ничего приятного. А кто таковы эти торосы, даже знать не хочу, тем паче через них пробиваться.

И полез в седло, причиняя себе и лошади немалые страдания, а наблюдающим – веселье. Не заржал только один стражник, и то не по деликатности, а осмысливая все прелести грядущего знакомства с зондеркомандой барона Унгарта.

Легко, от осознания скорого освобождения, вспрыгнув на Клепсидру, сэр Малкольм возглавил маленькую кавалькаду. Ворота для отправки он заблаговременно приметил те, что смотрели в нужную северо-закатную сторону и звались Змеиными. История с названием была древняя и темная – то ли там какой-то незадачливый торговец экзотикой растерял целое кубло гадюк, то ли мистический крылатый змей побывал, не иначе с гоблинской подачи, а то ли со снейкменами как-то было связано. Архивариусом капитан Амберсандер не был и вообще предпочитал без нужды не забивать голову праздной ересью, не то, не дай бог, для нужного знания места не останется. Важно было то, что район, к воротам примыкающий, был тих и покоен, как любимый капитанов дедушка; в нем селился крепкий средний класс, который работать в свои мастерские отправлялся за несколько кварталов в сторону, а потому в дневное время там водились разве что детишки да домовитые матроны. Они-то, конечно, все примечают, и языки у них без костей, ну да по этой причине они и не представляют интереса ни для кого, кто вздумает собирать информацию о проехавших. Это сейчас они видят капитана Амберсандера в компании двух нелепых фигурищ, через день Бинго в их сплетнях разрастется до лорда Хундертауэра со свитой, а Торгрим обратится в преподобного гулгита, через неделю же вместо самого сэра Малкольма образуется Хранитель Ушкут верхом на гигантской каракатице. Мелочь, а приятно – запутать мальца всякого, кто вздумает отслеживать капитановы предприятия. Бинго от тряской лошадкиной рыси вновь замутило, так что он спокойствия отнюдь не возмущал. Только разок кратко и практически деликатно блеванул на развешенное вдоль улочки белье, но тут же и унялся, жестоким усилием воли подавив желудочный бунт. А за Торгрима беспокоиться не приходилось, он вообще отродясь, как казалось Амберсандеру, никого не задел без особой на то причины. А славно все-таки придумал – свести этих двоих! Один с перекосом в добропорядочность, второй, напротив, хаотичен, как разлет костей в честной игре, а вместе из них, глядишь, и сложится что-то посередке... абсолютный ноль? Что такое «абсолютный ноль», капитан Амберсандер конечно же не знал, но почему-то выражение это показалось ему уместным и принесло с собой толику уныния.

Домашний слуга, как и было передано через Крейга, ждал у ворот с Рансером в поводу. Могучий боевой тяжеловоз не мог не привлечь внимание всего квартала: голозадая ребятня на него восхищенно таращилась издали, кто постарше и похрабрее – осторожно подступали, заготавливая в потных ладошках морковки и яблоки, а визгливая тетка из ближнего окна призывала отогнать это безобразие от ее любимых кустов жимолости. Слуга, парнишка сообразительный и хорошо вкусивший особенности межклассовой дипломатии, на нее и ухом не вел, так что огромный жеребец вальяжно обгрызал крупные розоватые цветки, шаря по окрестностям печальными карими глазами. Рансер был в холке почти с Бинго ростом, черен, как душа палача, с крупными залысинами на голове и белыми чулками на задних ногах. Лет ему было уже очень немало – капитан впервые сел на него, уже отлично выдрессированного боевого скакуна, лет пятнадцать назад, и всего-то год тому перенес любимое седло на Клепсидру, не только более молодую и темпераментную, но еще и подаренную за особые заслуги его королевским величеством. Рансер все еще оставался крепче баронского замка и сильнее любого быка, но продолжать кататься на нем означало обидеть августейшего дарителя, а на такое пойти сэр Малкольм не мог и не желал. Да и бойцовые ухватки старого жеребца на нынешней должности были ни к селу ни к городу. Конечно, старина заслужил лучшей доли, нежели пасть где-нибудь от недокорма под бестолковым гоблюком, но... но это еще вилами на воде писано, а вот дома ему все равно ничего не светило, кроме безрадостного прозябания в хозяйском стойле.

– Слазь с бедной животины, Бингхам! – Капитан нарочито повысил голос, чтобы не дать ему предательски дрогнуть. – Далее поедешь вот на нем.

– Благодарствую, обосрался. – В отличие от благородного рыцаря, Бинго панических ноток в голосе скрывать не собирался. – Я давно смекнул, что ты смерти моей хочешь, да все никак не подберешь достаточно мучительного способа. Как же я полезу на такого баргамота? Он мне не то что ухи – всю башку отгрызет!

– Башка твоя ему не по вкусу придется. Это мой верный боевой конь Рансер, он меня столько раз от смерти спасал, до скольких все ваше племя в складчину не сосчитает! Когда выносил из боя, а когда и в самой рубке копытами своими повергал сильнейших.

– Еще и копыта у него, – с неудовольствием подметил гоблин и покосился вниз, на упомянутое явление. – Фу-ты, мать, да какие копыта-то.

– Перековать не успевали, – доложил слуга, при виде хозяина вытянувшийся по всей строевой форме во фрунт. – Так что подковы старые. Ежли возможность будет, к кузнецу бы свести его, заменить.

– Как чего по кузнечной части, так я сам слажу, – подал голос Торгрим. Он, в отличие от Бинго, коня изучал с явным удовольствием – еще бы, не ему ехать! – Вот так зверь, сэр Малкольм! Я по этой части, ты ж знаешь, знаток невеликий, но природную мощь издалека вижу. С такого да на эту поплясушку. – Он покосился на Клепсидру с неодобрением и этим актом заработал от Бинго очко в актив. – Как только и решился-то?

– Не обижай мою лошадь, сэр Торгрим. Она мало того что дорога, так еще и отменными ходовыми качествами обладает. А Рансер – он да, он могуч и неутомим, но неспешен. На нем только шагом, зато хоть на край света, а если вдруг доведется сорваться в галоп, то разве что на версту-две, а после надо будет отхаживать. Нипочем бы не отдал, но под Бингхамом любая иная лошадь долго не выживет, а этот его снесет, не пыхтя, даже если обоих заковать в железные доспехи.

– Вот только этого еще не надо. – Бинго негодующе извернулся. – В кожаных-то латах уже весь упрел, не хватало еще в железках париться, когда вон даже дварф налегке щеголяет.

– Ты слезай, слезай, пока не раздавил животинку. Я пригляжу, чтоб Рансер тебя не покалечил так уж сразу.

Амберсандер соскочил с седла, придвинулся вплотную к тяжеловозу и обхватил его обеими руками за шею. Тетка из окна оборвала свои фоновые трели, понявши, что пришел господин серьезный, на такого нагавкаешь – как бы всерьез не принял и на цепь не посадил.

– Ты меня прости, старый друг, – пробурчал сэр Малкольм в Рансерову белесую лысину. – Нам бы с тобой пасть еще лет десять назад, в расцвете сил и воинской славы, в одном из памятных сражений, да вишь ты, как вышло, – отмахались, будь оно неладно. Желал бы я тебе судьбы лучшей, но одно точно знаю: нет судьбы горше, чем сгинуть без дела и в забвении. Так что ты уж давай, не ударь в грязь мордой! Покажи им всем, и особенно этому задогрызу Бингхаму, что за сокровище такое – рыцарский конь.

– Бингхаму сокровищ лучше не показывать, мне кажется, – предположил Торгрим, вопреки обычной своей деликатности.

– А чё ты имеешь против сокровищ? – набычился Бинго.

– Против сокровищ я имею сплошное «за». Опасаюсь только, что тебе как сокровищ отсыплешь, так и утратишь твое внимание да прилежание, они и так-то рассеяны.

– Не скажу, что прямо вранье, хотя это и ранит мое достоинство, – самокритично признал гоблин и сполз с седла. – Ты, железный лоб, держи эту напасть покрепче, потому как я на нее сейчас стану запрыгивать, а от этого все, кого я доселе знал, оченно нервничают.

– Не на нее, а на него! – сурово рыкнул капитан. – Это конь, жеребец, мужчина, чтоб ты знал – не хуже тебя.