И СТАЛИ ОНИ ЖИТЬ–ПОЖИВАТЬ

 - Я могу просушить, чтоб было быстрей, — не слишком успешно стараясь скрыть облегчение, вызвался чародей, но Панас шарахнулся от него, как от ржавчины.

 - НЕТ!!!.. То есть, я хочу сказать, нет. Не надо, ваше премудрие. Спасибо. Но — не надо. Вы — большой маг, и должны заниматься большими делами. А такая мелочь, как покраска доспехов, могут быть поручены вниманию простого служаки…

 - Ну, если ты настаиваешь… — пожал плечами Агафон, всем своим видом подчеркивая: «вот видите, я старался, я хотел помочь, но он сам отказался».

 - Да… пожалуйста… не в обиду вам… но я же разумею, что вас беспокоят государственные дела… а когда человека беспокоят государственные дела, человек не может беспокоиться о чем–то еще…

 - Бездна понимания и сочувствия, этот прапор–сержант, — пробормотал чародей и радостно отступил на второй план.

 Третий комплект доспехов, легкий и синий как весеннее небо, был на скорую руку примерен на деда Зимаря, шлем всеобщим открытым голосованием решили не надевать, чтобы не скрывать сходство, и заговорщики отправились в царскую сокровищницу в поисках подходящего камня и цепи.

 Благодарный Семиручко взял с деда обещание, что тот придет к нему после обеда часам к четырем чтобы произвести окончательную подгонку костюмчика, включая регулировку ремней и выбор подплечников, и проводил до дверей.

 Камень подходящих размеров в хранилище ценностей, принадлежащих короне, нашелся довольно быстро. Он даже был в золотой оправе. Но, совершено неожиданно, подыскать цепь, как у настоящего Костея, не получилось.

 - Да нет же!.. — с раздражением отбрасывал в сундук Агафон уже сто пятнадцатое произведение ювелирного искусства. — Она ничуть не похожа на ту!

 - А вот эта? — выуживал царь из другого ларя еще один образчик заморского плетения.

 - Эта?..

 - Нет, ваше величество, — вмешивался тут Саёк. — Эта плоская, а у него такая… круглая…

 - Ладно… А эта?

 - Эта слишком тонкая…

 - Эта слишком ажурная…

 - Эта слишком вычурная…

 - Эта слишком блестящая…

 - А эта вообще перекрутилась!..

 - Это дизайн такой, — недовольно окинув взглядом свою любимую цепь, сообщил магу царь.

 - Ну, так тем более на его не похожа.

 - А эт… — Симеон заглянул в шестой сундук, для верности пошарил по дну рукой и растеряно взглянул на соучастников: — Всё… больше ничего нет — мы всё перебрали…

 - И ничего не подошло? — педантично уточнил Граненыч, несмотря на то, что он был свидетелем всего процесса.

 - Н–нет… — растеряно переглянулись Агафон и Саёк.

 - Да что же это такое!.. — возмутился Симеон. — Неужели у меня, монарха самого Лукоморья, нет в хозяйстве такой цепи, как у какого–то там Костея? Чем, хотелось бы мне знать, она так хороша, что равной ей нет даже у меня?!

 - Хороша?.. — маг и курьер снова переглянулись и, не сговариваясь, в унисон покачали головами.

 - Да не хороша она вовсе, — поморщился Саёк. — Она такая… простая… грубая…

 - Ничем не примечательная…

 - Неинтересная…

 - Как кузнецом кованая…

 - Круглая, а в длину длинная…

 - Как собачья, что ли? — усмехнулся дед Зимарь, и, совершенно неожиданно, оба эксперта по Костею подпрыгнули.

 - Ну, да!..

 - Точно!..

 - Как же это я сразу не подумал!..

 - Точь–в–точь, как собачья!..

 - Только золотая!

 Все устремили вопросительные взгляды на царя: не сидит ли у него часом на заднем дворе кто–нибудь из барбосов на золотой цепи?

 Симеон задумался, нахмурил лоб, потискал в кулаке бороду, и вдруг просиял.

 - Будет вам к обеду золотая собачья цепь!

 - Это как?..

 - Прикажу ювелирам простую позолотой покрыть, и вся недолга!

 - Тогда встречаемся после обеда, а пока — вперед! Нас опять ждут великие дела!..

 Через несколько часов, аккурат после обеда, когда дед Зимарь, получив огромный рубин на позолоченной собачьей цепи, спустился в царство старшего прапор–сержанта для примерки и подгонки, от Лесогорских ворот на трофейном ковре прилетел гонец, и с горящими глазами доложил, что по лесогорской дороге прямо к ним полным ходом движется большой вооруженный [ 232] конный отряд под Лесогорскими же, соответственно, знаменами.

 Был немедленно кликнут Саёк с флагманским ковром, и вся делегация оборонного командования — царь, его курьер, его главком, советник главкома на Масдае и гонец из дружины на черном с закрашенными государственными символами царства Костей ковре помчались с совсем не царской скоростью к Лесогорским воротам.

 Челяди, уже с воздуха, был дан громкий и срочный приказ готовить гостям дорогим хлеб–соль, мясо–картошку, рыбу–кашу и квас–компот, и дворец загудел и зарябил движением, словно улей в погожий день.

 Группа встречи и приема Лесогорской военной помощи успела к воротам в самый раз, чтобы посмотреть красочное зрелище пробивающегося сквозь на глазах редеющие ряды врага великолепно вооруженного отряда на поджарых и злых боевых конях. Впереди на белом скакуне махал мечом как легким прутиком широкоплечий, умудренный годами и боями и стратегмами военачальник лесогорцев с мужественным суровым лицом.

 Перед таким лицом хотелось встать по стойке «смирно», сдать оружие и уйти в монастырь, потому что с первого взгляда было ясно, что ничего более совершенного военное искусство Белого Света не исторгало и не исторгнет за всю историю своего существования.

 Но лукоморцы, не переходя на лица, просто открыли ворота, и в город влетело преследуемое опомнившимся врагом подкрепление от соседей.

 Едва не прищемив хвост последней лошади, тяжелые створки ворот захлопнулись, и на чересчур резвую пехоту противника обрушилась вся огневая мощь лукоморской дружины.

 Масдай спустился неподалеку от топтавшейся в смущении у порога города и рассматривающей во все глаза трофейный таран конницы, и Симеон торжественной поступью приблизился к командиру лесогорцев.

 - Ваше величество, — прозорливо определил главного из трех лесогорец и поклонился. — Докладываю, что подкрепление из Лесогорья, союзной вам державы, прибыло. А меня зовут полковник Еремей.

 Царь прослезился, приподнялся на цыпочки и обнял Еремея поперек подмышек — дальше не достал.

 Граненыч, ограничившись корявым поклоном, навскидку прикинул количество конников — полтысячи, не больше.

 Проницательный Светозар правильно истолковал задумчивый вид лукоморского главкома и поспешил его успокоить:

 - Мы — передовой отряд. Остальные десять тысяч идут с продуктовым обозом, будут у вас дня через два–три.

 Митроха улыбнулся:

 - Ну, если с продуктовым, то хорошо… И, кстати, о продуктах. Милости прошу, гости дорогие к нашему столу — покормить вас с дороги не мешало бы.

 - А где у вас стол? — практично поинтересовался Еремей.

 - Во дворце — для вас и ваших десятников. А остальных уж поскромнее приветим, но тоже не обидим. Война — войной, как говорится, а обед по расписанию.

 - Хм… — задумался на мгновение лесогорский полковник. — Тогда я бы оставил здесь сотни полторы — на всякий случай, вдруг ваши враги разволнуются после нашего прихода — так мы их живо успокоим. Остальные пойдут со мной. Во дворце у нас, я думаю, совещание будет?

 - Будет, — кивнул царь.

 - Так вот после него остальных и распределим. Они — в вашем распоряжении.

 - А обед?.. — несмело заикнулся Агафон, который обед пропустил и теперь мучался при одном воспоминании и ароматах, истекающих из царской кухни.

 - Обед — по расписанию, — хитро подмигнул ему Еремей.

 К удивлению обкома, во дворец на обед, совещание и экскурсию от всех пяти сотен пошел один Еремей. Но, как заметил еще Шарлемань Семнадцатый, низложенный монарх Вондерланда, в чужой монастырь со своим самоваром не ходят, и три сотни с половиною были оставлены в покое на подъездной площади у парадного входа дожидаться решения.