Хроники Рыжей (Трилогия)

Демоница довольно осклабилась:

– Ну что, вот ты и попалась, дерзкая выскочка! Умоляй меня о снисхождении, и, возможно, тогда я убью тебя быстро.

Гневно сузив глаза, я посмотрела на нее в упор, стараясь разобраться – так ли уж сильно я ненавижу ее на самом деле? Наверно, мне стало ее жалко: она судорожно пыталась не выдавать овладевшей ее сердцем паники и осталась совсем одна. Ведь она и так уже лишилась всей своей семьи: двоих братьев убили мои друзья, а третий – наиболее сильный и умный, казавшийся столь надежным и преданным – совершил самое худшее из предательств, полюбив врага. Сейчас она уже не производила впечатления прежней могучей волшебницы, уподобившись напуганной маленькой девочке – бледной и потерянной. И в глубине души я признавала: да, я смогу простить зло, причиненное ею людям, если Ринецея раскается и исправится. Ее мертвенно–серое лицо утратило ранешнюю сказочную красоту, теперь вызывая только жалость видом усеивающих его трупных пятен и каплями черной крови, сочащейся из глаз и ноздрей. Видимо, срезанная с Аолы кожа так и не прижилась полностью, доставив демонице больше хлопот и неудобств, чем радости и выгоды. И я заговорила с нею очень мягко, совершенно позабыв об осторожности.

– Сестра, – сострадательно позвала я, протягивая к ней миролюбиво простертые ладони, – видишь, мое оружие вложено в ножны. Приди в мои объятия. Забудем вражду и объединим наши усилия в борьбе против общего врага. Раньше я не верила, что жестокие люди способны исправиться, но ты – ведь ты же моя родственница, сестра моего супруга… Ты не такая…

– О нет… – патетично всхлипнула Ринецея, – о нет…

И тогда я придвинулась еще ближе к ней, обезоруженная ее слезами…

– О нет, – вдруг глумливо зарычала демоница, ликующе оскаливая клыки. – Ты права, дура доверчивая: жестокие люди не меняются никогда. Они умеют обманывать и без зазрения совести пользуются своим талантом…

Зеркала изливали волны холодного света, бьющего прямо по глазам. А в руке у демоницы вдруг появился маленький пистолет, направленный мне в грудь. Она торжествующе расхохоталась, наслаждаясь моей обреченностью, и нажала на курок…

Конечно, я уже располагала достоверной информацией о существовании огнестрельного оружия – благодаря наложенной творцами защитной магии абсолютно бесполезного на Земле, но вполне дееспособного здесь, в мире иных правил, в мире техники. Только тут, в пределах созданной ими Обители, демиурги смогли объединить магию и достижения своей далекой родины, основанные на применении механических и кибернетических устройств. Я получила универсальные знания об их разработках, но опытом в противостоянии стрелковому оружию вовсе не обладала.

Мне уже не раз приходилось спасать собственную жизнь, мобилизуя все скрытые ресурсы своего организма, специально созданного для подобных ситуаций: полное погружение в схватку, умение становиться воплощением воинского духа, совершенной машиной убийства. Но никогда еще мои способности не проявлялись столь блестяще.

Я перемещалась быстрее звука и мысли, стремительнее пули, вылетевшей из дула пистолета. Смертоносный серебристый цилиндр лениво завис в воздухе, словно муха, угодившая в кусок янтаря. До автоматизма отработанным движением я выхватила из ножен Рэнуэль Алатору, полагаясь на убийственную силу Разящей иглы. Однако дага легко выскользнула из моих пальцев, взлетая к потолку и оставляя внизу свою недоумевающую владелицу, расширившую возбужденно блестевшие глаза. С натужным краканьем лопнули перевязи, удерживающие ножны остальных даг, – и еще четыре Алаторы присоединились к своей сестре, образовав сверкающий хоровод из пяти клинков, кружащихся у меня над головой. А дальше произошло невероятное…

Вращение даг все ускорялось до тех пор, пока контуры их лезвий не слились в один общий, образовав непрерывную, лучезарную полосу. Сталь звякнула о сталь, когда Алаторы сблизились и неожиданно сложились все вместе, превратившись в совершенное оружие, вобравшее в себя силу всех даг. Новорожденный клинок – тяжелый и буквально налитый пронзительно–белым светом – грянул вниз, покорно впечатываясь в мою выжидательно подставленную ладонь, ложась в нее весомо и уверенно. И тогда я наконец–то поняла все…

Оружейница говорила правду – Алатор и в самом деле было шесть. Пять стальных лезвий, в нужный момент соединившихся, будто верно собранные кусочки мозаики, и шестой – живой, являющийся умом и сердцем возрожденной Алаторы. И этим шестым клинком стала я – естественное продолжение и логическое завершение моей даги, дочь великой создательницы мечей. Ибо эти даги предназначались мне изначально, ковались нарочно для меня и ждали только меня.

Одним виртуозным взмахом кисти я легко отбила пулю, стукнувшуюся о лезвие даги и упавшую на пол. Ринецея разъяренно взвыла, как раненый зверь, отбрасывая прочь свой пистолет, ставший совершенно никчемным.

– Вот уж не предполагала, что ты сумеешь раскрыть тайну пяти Алатор, – уныло созналась она, одаривая меня опасливым взглядом. – Недаром говорят, будто дуракам везет…

– А давай проверим? – предложила я, поигрывая дагой. – Сразимся. Разве не видно – нам двоим слишком тесно на одной планете…

– Ты не имеешь права лишать меня жизни, – криво улыбнулась Ринецея, стараясь выглядеть уверенной в себе, но улыбка вышла жалкой. – Это же нехорошо, недостойно воина–защитника.

– Да, жить – вот что приятнее и лучше всего, – согласилась я, крадущейся походкой обходя ее по периметру и прикидывая, каких еще неприятностей можно ожидать от сей подлой особы. Ведь она чуть не подловила меня на жалости. – А умирать все равно придется…

– Я не могу умереть, – истерично взвизгнула демоница, сжимая кулаки и едва сдерживая переполняющий ее страх, – я не хочу! – Она уже кричала.

Я презрительно приподняла бровь:

– Да ну? – В этом я с нею еще могла согласиться: ведь умирать добровольно не хочется никому. – Знаешь, некоторые женщины страдают полнейшим отсутствием логики. Они уверены, что два умножить на два – будет пять, если хорошенько поплакать и устроить скандал. Да вот беда – время твоих капризов почти закончилось…

– Не доводи меня до крайности, – шипела Ринецея, отступая к зеркалам. – А не то…

– А не то – что? – заинтересовалась я. – Ты cейчас заплачешь?

Но демоница не ответила. Она внезапно резко упала назад – прижалась лопатками к гладкой, однородной поверхности стекла и словно бы ушла в глубь зеркала, растворившись в его плоскости. С громкой руганью я прыгнула вперед, намереваясь ухватить ее за рукав и вытянуть наружу, но сумела различить только прощальную, язвительную усмешку, тающую в толще зеркальной пластины. Я ударила по стеклу кулаком, но оно ответило мне издевательским гулом, больше смахивающим на хохот голодного полуночного хищника. И вот тут я осознала повторно, что зеркало – вовсе не друг мне, а, как и прежде, враг, сейчас нарушивший наш нейтралитет и готовящийся перейти в нападение…

Гибким поворотом я отпрянула назад, в центр комнаты, и совершила это вовремя, потому что зеркальная поверхность вдруг пошла широкими кругами, словно черная полынья зимней проруби, и выплеснула из себя несколько высоких фигур, завернутых в одинаковые серые плащи. Вышедшие из иного мира бойцы угрожающе шагнули мне навстречу, отводя полы своих одеяний, и тогда я закричала – горестным и пронзительным криком смертельно раненной птицы, отказываясь принимать навязанный мне бой. Я не хотела драться с этими противниками, ибо узнала их с первого взгляда.

Возможно, их поразительное сходство с кое–кем могло обмануть кого угодно, но только не меня. Зеркало дотошно воспроизвело внешность моих друзей, воплотив в созданных им тварей: не ошибившись ни в завитке волос, ни в форме носа и придав призракам поразительное сходство со своими живыми прототипами. Но вот в самом главном магия осталась бессильной: не сумела вдохнуть душу в тех, кто нес смерть и зло. У зеркальных монстров не было глаз, а на их месте тускло мерцали слепые бельма…

Первым шел вооруженный секирой Огвур, за ним – Кса–Бун с топором наперевес, а третьим стал Генрих, уже нацеливший на меня острие своей рапиры. Но самым страшным оказалось то, что шествие моих будущих убийц замыкал Астор, обеими руками сжимающий рукоять Полумглы. Ринецея коварно обратила против меня все самое ценное, когда–либо доставшееся мне в жизни: дружбу, преданность, любовь. Уж лучше бы она заставила меня драться с самой собой! Я смотрела на своих противников жалобным, умоляющим о милосердии взглядом, но, увы, созданные демоницей призраки не ведали пощады. А я, смогу ли я переступить через свои эмоции и вонзить клинок в сердце Огвура или Астора, пусть даже и не настоящих, а наведенных колдовским мороком? Смогу ли я повторно убить свою любовь?