Хроники Рыжей (Трилогия)

– А что, возможно, Лансу не хватает для счастья именно таких вот примитивизмов? – оценивающе бормотнул Марвин, рассматривая крохотную девчушку, шмыгающую висящими до подбородка соплями. – Детей, домашнего уюта… Интересно, чем они лечат насморк?

– Ты что, совсем сдурел? – Огвур выразительно покрутил пальцем у виска. – Забыл небось, что полуэльф – не женщина…

Некромант только приоткрыл рот, намереваясь ответить, как вдруг на пороге ближайшего жилища появилась толстая троллиха, и Марвину тут же стало не до философского диспута о разнице между полами. Ибо женщина бесцеремонно поймала чумазую девчушку, ловко высморкала ее в подол своего платья, а затем подобрала валяющийся на земле горшочек, подцепила пальцем некоторую толику его содержимого и намазала болящему дитяте под носом. Довольная девчушка немедленно унеслась прочь.

Едва дождавшись ухода лекарки, маг заинтересованно склонился над горшочком.

– Так, что это тут у нас? – с профессиональным любопытством бормотал он, ковыряясь в неопрятной посудине. Его ладонь оказалась густо измазана вязкой беловатой субстанцией: – Жир, мелисса, мать–и–мачеха, немного морской соли и что–то еще… не могу определить из–за своего гайморита… – Он осторожно натер тролльим снадобьем свою переносицу и ямку над верхней губой. – Возможно, это излечит мой нос…

– Марвин, – укоризненно одернул друга барон, – немедленно прекрати эти несвоевременные научные изыскания. Давай поскорее отыщем Ланса и смотаемся из сего рассадника дизентерии, пока мы тут что–нибудь похлеще твоего гайморита не подцепили.

– Да там он, там! – Некромант как–то дергано махнул рукой в сторону самого богатого шатра, охраняемого двумя весьма свирепыми на вид здоровяками. – Я чувствую его ауру! Что это со мной творится?.. – Он испуганно вращал выпученными глазами, его лицо налилось кровью и перекосилось. – Апч…

Но барон торопливо зажал своей широкой ладонью нос некроманта:

– Тихо ты!

– Ланс! – сдавленным шепотом взывал Огвур, подобравшись к задней стенке шатра. – Ты здесь?

– Здесь! – пришел немедленный ответ. – Спасите, помогите, они надо мной издеваются! Пытают!

– Как? – набычился орк.

– Мясо жирное есть заставляют! – умирающим голоском стонал полукровка. – Кошмар! А как же моя диета?!

– Ну от этой напасти мы тебя запросто спасем! – утешил милого дружка добрый орк. – Давай его сюда!

Нижний край задней стенки шатра приподнялся, и наружу просунулась тонкая рука полуэльфа, сжимающая огромную миску, доверху наполненную истекающими жиром кусками жаркого. Голодный Огвур громко щелкнул зубами, схватил «пытку» и торопливо зачавкал.

– Огвур, не смей! – предостерегающе вскрикнул Генрих, но орк одарил его возмущенным взглядом, прижимая жаркое к своей груди.

Барон негодующе фыркнул, разозленный прожорливостью друга.

– Они к тебе приставали? – неразборчиво допрашивал тысячник, не забывая жевать и глотать.

– Вождь Баргуш начал делать мне комплименты, а я дал ему пощечину! – виновато проблеял скрытый в шатре Ланс.

– И что он сказал?

– Да он вообще молчал…

– А как же он тогда комплименты делал? – чуть не подавился от изумления орк.

– Вручную… – жалобно канючил полукровка.

Тысячник гневно взревел, отшвыривая опустевшую миску:

– Да я его…

И тут произошло нечто неприятное…

Я сделала шаг вперед и тут же болезненно зажмурилась, отворачивая лицо от колющего натиска сухого, горячего ветра. За нашими спинами схлопнулся портал, оставив после себя звук короткого щелчка и секундную вспышку мерцающего света. Солнце, напоминающее раскаленный серо–желтый шар, стояло высоко в зените, равнодушно взирая на мертвую, потрескавшуюся землю. Трава здесь не росла. Песок с сухим шорохом перекатывался у нас под ногами, обсыпая сапоги мелкой, похожей на пудру пылью. Воздух плавился горячим зыбким маревом, до предела насыщенным радиацией, при каждом вздохе раздирающей гортань и вытравляющей легкие. Этот край умер уже сотни лет назад, дотла выжженный испепеляющим дыханием «мертвой руды», скрытой в его недрах.

– Госпожа. – Голос Кса–Буна напоминал призыв бестелесного духа, начисто лишенный эмоций и интонаций. Урановая руда убивала даже их. – Нельзя оставаться тут долго, это гиблое место!

– Там будет намного хуже! – Я указала в проем ворот, криво сколоченных из выбеленных ветром и солнцем досок. За этими воротами начиналась наклонная штольня [50], хорошо знакомая канагерийцу и алчно поглотившая жизни сотен его погибших друзей. Но я собиралась попасть в проходы, располагающиеся намного ниже того уровня, на котором рабы Ринецеи добывали «мертвую руду». Туда, где располагались источники энергии, питающие сооружения демиургов, и находился загадочный Перекресток миров.

Поднатужившись, Кса–Бун открыл тяжелую створку, из–за которой ощутимо тянуло то пронизывающим до костей всплеском промозглого холода, а то резко сменяющим его дуновением удушающего жара. То было дыхание самой смерти.

У щербатого порога валялись брошенные рабами горные инструменты, в основном кайла и лопаты, и несколько отлично просмоленных факелов. Мы запалили фитиль одного из них и огляделись. Темный коридор уходил во тьму, проложенный по направлению к рудному штоку [51], разведанному и разработанному. Мы осторожно продвигались вперед, освещая дорогу скудным светом факелов. Причудливые тени плясали на сырых, матово отблескивающих стенах, состоящих из черного штокверка [52], местами разбавленного серыми вкраплениями урановой руды. С низкого, грубо вырубленного в камне свода штольни капала темная жижа, скапливаясь на полу и образуя масляно–переливающиеся лужицы, издающие резкий, весьма неприятный запах.

– Осторожнее, госпожа, – предостерег меня бдительный телохранитель, заставляя перешагивать через вонючие озерца черной жидкости. – Это каменное масло [53] – жутко горючая штука. Держите свой факел подальше от него, дабы избежать пожара.

– Велика ли выработка? – спросила я, точно следуя его указаниям.

– Не очень, – коротко ответил чернокожий воин, почти неразличимый во мраке подземелья. И лишь благодаря своему острому зрению я смутно видела его высокую фигуру да ослепительно вспыхивающую белозубую улыбку. – Но у задней стены коридора мы обнаружили нечто невероятное, созданное кем–то неизвестным и задолго до нас.

– Заброшенный штрек! [54] – не предполагая, но утверждая, уверенно подсказала я. – А в нем – глубокий шурф! [55]

– Тогда это открытие повергло нас в недоумение, – вспоминал канагериец. – Но теперь я понимаю: все это создали великие творцы, о чем и говорится в Хрониках Бальдура.

Мы шли довольно долго. Темнота и затхлость воздуха сгустились неимоверно, почти физически давя на грудь. Кровь приливала к голове, неся с собой звон в висках и привкус желчи во рту. Пульс участился многократно, грозя взорвать набухшие мучением вены. И когда мне стало казаться, что я уже неспособна сделать ни шагу дальше, что сейчас я просто свалюсь замертво, готовая сдаться и просить пощады у кого угодно: у богов, у судьбы, у смерти, дорога вдруг закончилась. Я едва удержалась от падения, застыв на краю огромного провала, четко отмеченного стальными балками.

Это оказался даже не примитивный шурф, а добротно обустроенный квадратный колодец, аккуратно облицованный стальными плитами и уходящий вниз, на не поддающуюся осознанию глубину. Мы сбросили вниз зажженный факел и следили за ним до тех пор, пока он не превратился в крохотную светящуюся точку, погасшую прежде, чем я услышала звук удара о дно колодца.

– Он сгорел на лету! – ошарашенно пробормотал Кса–Бун. – Этот провал, очевидно, ведет прямо на Нижний уровень или же длится бесконечно…