Добрые предзнаменования (Пер. Виктора Вербицкого)

Особенно он гордился своими книгами пророчеств.

Обычно это были первые издания.

И каждая была подписана.

У него был Роберт Никсон [28], и Марта Цыганка, и Игнатий Сивилла, и Старый Оттвелл Биннс. Нострадамус написал «Другу старому Азирафаилу, с пожеланиями наилучшими», мать Шиптон пролила на его экземпляр какой-то напиток; а в ящике с контролируемым климатом в одном из углов был оригинальный свиток, написанный дрожащим почерком Святого Иоанна Богослова Патмосского, чье «Откровение» было вечным бестселлером. Азирафаилу он показался приятным парнем, только очень уж любящим необычные грибы.

Чего в коллекции не было, так это экземпляра «Прелестных и аккуратных пророчеств Агнес Безумцер», и Азирафаил вошел в комнату, держа ее так, как чокнутый филателист держал бы «Голубой Маврикий», наклеенный на открытку от его тетушки.

Он никогда еще не видел эту книгу, но он слышал о ней. Каждый торговец (надо учесть, что это очень специализированная торговля, и таких торговцев всего около дюжины) о ней слышал. Ее существование – такой вакуум, вокруг которого сотни лет вращались самые разные и самые странные истории. Азирафаил понял, что не знает, можно ли вращаться вокруг вакуума, и плюнул на это; «Прелестные и аккуратные пророчества» заставляли «Дневники Гитлера» выглядеть грубой подделкой.

Его руки почти совсем не дрожали, когда он положил книгу на верстак, надел пару хирургических резиновых перчаток и благоговейно ее открыл. Азирафаил был ангелом, но также он поклонялся книгам.

На первой странице было написано:

Шрифтом чуть поменьше:

Далее шрифт вновь увеличился:

Другим шрифтом:

Шрифтом поменьше, но заглавными буквами:

Слегка отчаянным курсивом:

И страннейшие происшествия.

И вновь крупным шрифтом:

Пророчества были пронумерованы, и их было больше четырех тысяч.

– Спокойно, спокойно, – пробормотал сам себе Азирафаил. Он сходил в маленькую кухоньку, сварил себе немного какао и сделал несколько глубоких вдохов.

Потом он вернулся и прочел первое случайно выбранное пророчество.

Сорок минут спустя какао было все еще не тронуто.

Рыжеволосая женщина в углу гостиничного бара была самым успешным военкором в мире. Сейчас у нее был паспорт на имя Кармин Зуигибер, и она ездила туда, где были войны.

Ну… Более-менее.

Вообще-то она ездила туда, где их не было. Там, где они были, она уже побывала.

Ее не особо знали, разве что коллеги. Соберите полдюжины военкоров в баре аэропорта и разговор будет двигаться, как показывающий на север компас, от Мерчисона из «Нью Йорк Таймс» к Ван Хорну из «Ньюсвик», а от того к Анфорфу из «Ай.Ти.Эн. Ньюз». Военкоры из Военкоров.

А когда сами Мерчисон, и Ван Хорн, и Анфорф встречаются в сгоревшем жестяном домике где-то в Бейруте, Афганистане или Судане, после того, как полюбуются на шрамы друг друга и немного выпьют, они обмениваются благоговейными историями о «Ржавой» [29]Зуигибер, из «Национального Мирового Еженедельника».

—Эта тупая газетенка, – говорил Мерчисон, – совершенно не представляет, что ей досталось.

Вообще-то «Национальный Мировой Еженедельник» вполне представлял, что ему досталось: Военкор. Вот только он не знал, почему, и что с ним теперь делать, когда он (точнее, она) есть.

Дело в том, что «Национальный Мировой Еженедельник» писал обычно о других вещах: как кто-то видел лик Иисуса на купленном в Дес Мойнесе «Биг Маке», с картинкой этого «Биг Мака», вернее, того, как его представляет художник; как Элвиса Пресли недавно видели работающим в «Бургер Лорде» в Дес Мойнесе; как слушавшая записи Элвиса Пресли домохозяйка вылечилась от рака; что неожиданные стаи оборотней, появившиеся на Среднем Западе, результат изнасилований благородных женщин-пионеров снежными людьми; и что Элвиса забрали в 1976-м Космические Пришельцы, потому что он был слишком хорош для этого мира. [30]

Вот что такое был «Национальный Мировой Еженедельник». За неделю расходилось четыре миллиона его экземпляров, но военкор был им нужен не больше, чем интервью с Генеральным Секретарем ООН [31].

Так что они платили Ржавой Зуигибер кучу денег, чтобы она ездила и искала войны, но игнорировали пухлые, плохо напечатанные конверты, время от времени присылаемые ей из разных мест, чтобы оправдать свои – обычно совершенно разумные – требования насчет денег.

Они считали, что поступают правильно, так как им казалось, она не была особо хорошим военкором, правда, она была очень даже привлекательна, что многого стоило в «Национальном Мировом Еженедельнике». Ее репортажи всегда были про стреляющие друг в друга кучки парней, без всякого там понимания политических течений, и, что важнее, без всякого Интереса К Людям.

Время от времени они отдавали ее истории редактору, чтобы он их подправил в духе еженедельника:

"Девятилетнему Мануэлю Гонзалесу во время отлично организованной битвы на Рио Конкорса явился Иисус и велел ему идти домой, ибо мать ребенка о нем волновалась.

– Я знаю, что это был Иисус, – сказал храбрый маленький мальчик, – потому что выглядел он так же, как на изображении, чудом возникшем на моей коробке с сэндвичами".

В основном же «Национальный Мировой Еженедельник» ее не трогал и аккуратно выкидывал репортажи в мусорную корзину.

Мерчисона, Ван Хорна и Анфорфа это не волновало. Все, что они знали, это то, что когда разражалась война, мисс Зуигибер была на месте первой. В сущности, раньше всех.

– Как это у нее получается? – спрашивали они друг друга непонимающе. – Черт, как это у нее получается?

И глаза их встречались и молча говорили: если бы она была машиной, то была бы «Феррари»; она из тех женщин, которые не боятся быть женами развращенных генералиссимусов в разваливающихся странах Третьего Мира; и при этом она не чурается нашей компании; мы счастливчики, верно?

Мисс Зуигибер тихо улыбалась и покупала для всех выпивку, за счет «Национального Мирового Еженедельника». Смотрела на начинающиеся вокруг нее драки. И улыбалась.

Она не ошиблась. Журналистика ей подошла.

И все же, всем нужен отдых, и сейчас у Ржавой Зуигибер был первый за одиннадцать лет отпуск.

Она остановилась на маленьком острове в Средиземном море, который зарабатывал деньги на туризме. И это было очень странно – Ржавая казалась женщиной, которая остановится на каком-то острове меньше Австралии, лишь если она дружит с его хозяином. И если всего месяц назад вы сказали бы какому-нибудь островитянину, что приближается война, он бы рассмеялся и попытался продать вам подставку для бутылок из рафии или картину залива, выложенную из ракушек; но то было тогда.

Сейчас все изменилось.

Сейчас глубокий спор на религиозно-политической почве относительно того, частью какой из четырех маленьких стран на континенте остров на самом деле является, разделил страну на враждующие группировки, уничтожил фигуру Санта Марии на городской площади, и покончил с туризмом.

Ржавая Зуигибер сидела в баре «Hotel Palomar del Sol», потягивая так называемый коктейль. В одном из углов играл усталый пианист, и солист в парике монотонно пел в микрофон: