Реинкарнатор

И, словно подслушав его мысли, в дверь снова тяжело ударили.

— Лады! Не хочешь, значит, с трудовым народом переговоры вести! — трубно и прощально возгласил Бородуля. — Хрен с тобой, Романыч! Я не в обиде. Ничего, Боря, разочтемся как-нибудь! Мы с тобой, братила, завтра поговорим!

Борис Романович с досадой выключил телевизор, раскинулся на диване и, глядя в потолок, принялся читать оградительную мантру. Читать ее надо было двадцать раз подряд, с расстановкой и выражением, а поможет ли она избавиться от настырного Бородули, один Будда знал.

Ближе к двенадцати он с неохотой встал и принялся стелить себе постель. За дверью, ведущей в подъезд, было тихо. Похоже было, что Бородуля и в самом деле удалился восвояси. А может, все-таки мантра подействовала. Даосов восславил Будду, завел будильник и лег. Сон пришел быстро, Даосов даже до пятидесяти досчитать не успел. В бок его решительно кольнули, и Даосов увидел усталого и раздраженного черта. Похоже было, что черт сам недоволен выпавшей ему миссией. Ему было куда сподручнее грешников в Кипятке топить. В тепле, да и при деле, А в квартире у Дао-сова и в самом деле довольно прохладно.

— Спишь? — агрессивно спросил посланник преисподней, опираясь на багор.

— Ночь ведь… — зевая, сказал Даосов.

— Ишь, Чичиков! — с отвращением сказал черт, кривя рыло. — Знаешь, почему Гоголь в гробу перевернулся?

— Откуда? — сказал Даосов, умышленно зевая и демонстративно прикрывая рот ладонью. Не то чтобы он своего визитера не боялся — боялся, да и еще как боялся, только виду подавать не хотел. Сами знаете, коготок увяз — всей птичке пропасть.

— А вот не фига было пасквили о мертвых душах писать! — рявкнул визитер. — Ой плохо тебе, Даосов, будет!

Ой плохо!

— Чего надо-то? — спросил Даосов. Он и в самом деле недоумевал.

— А то сам не знаешь! — Черт ухмыльнулся, сверкая бандитской фиксой на правом клыке. С этой фиксой он походил на недавнего собеседника Певзнера с экрана телевизора. А может, они и близнецами были! Впрочем, Даосов от ухмылки беса испытал некоторое облегчение — чем черт не шутит, может, сейчас все и прояснится!

Однако сновидение вдруг заколебалось, задрожало и начало таять. «Ах ты, в три архангела Бога-душу мать!» — богохульно выругался тающий в квартирном мраке черт, и Даосов даже на секунду усомнился, что это и впрямь было всего лишь сновидение. Но потом сообразил, что сновидение испугало.

Звонил телефон.

Даосов на ощупь нашел трубку, поднес ее к уху.

— Алло?

— Шан Римпоту? — хрипловато отозвалась трубка. — Это ты, Шан Римпоту?

— Это Царицын, — сказал Даосов. — А вы, наверное, в Лхасу звонили.

— Я тебе покажу Лхасу! — гневно сказала трубка. — Ты что, Даосов, мозги заспал?

Только тут Даосов припомнил, что Шаном Римпоту его звали в период ученичества в дацане, и догадался, что ему звонит малый российский лама.

— Виноват, — спуская босые ноги на прохладный пол, сказал он.

— Виноват! — передразнил его малый лама. — О нем, понимаешь, заботишься, сам недосыпаешь, ночами ему звонишь, а он… Как у тебя дела? Все в порядке?

— Достают меня здесь помаленьку, — признался Даосов. — А я, честное слово, ни сном ни духом… Понять не могу, что они ко мне привязались. На днях даже грузовиком давить пытались.

— Знаю, — прервал его малый лама. — Кое-что я уже выяснил.

— Верхние? Нижние? — обрадованно поинтересовался Даосов.

— Не по телефону, — сказал малый лама. — Медитируй, Шан, медитируй. Спрашивай у богов.

В трубке затрещало, и связь прервалась.

Даосов послушал еще немного, потом раздраженно бросил трубку на рычаги и вздохнул. «Медитируй! — передразнил он. — Только и дел у меня, что по два дня беспрерывно поклоны бить и мантры распевать! Взял бы и намекнул, если такой шустрый. А еще бы лучше — вообще не звонил!»

Он лёг в уже успевшую захолодеть постель, накрылся легким одеялом и в который раз за этот вечер с досадой подумал, что зря он не остался у Натальи, нервы целее были бы.

Вместе со сном пришел все тот же черт. Сел на край кровати, внимательно посмотрел на Даосова и обидчиво дернул пятачком.

— Ты трубку-то не хватай, — сказал черт. — Поговорить же надо!

«О чем?» — с досадою подумал Даосов.

— О Гоголе, — сказал черт и нехорошо, с подвизгами, засмеялся. — Вот возьми его «Мертвые души» и перечитай.

— Слушай, — не выдержал Даосов, — валил бы ты! И без тебя тошно. Если уж ты такой заботливый, объяснил бы, кто на меня охотится.

Черт поскучнел, тяжело вздохнул и нервно покрутил кисточкой хвоста. Так свободный таксист ключиком на пальце крутит. Или проститутка, показывая, что жилплощадь для любви у нее имеется.

— А ты знаешь, что Гоголя живым в гроб положили? — неожиданно сказал черт.

— Ну и что? — без особого любопытства поинтересовался Даосов.

— А то, — сказал черт. Подумал и добавил: — Дурак ты, Даосов!

«Слушай, — недовольно подумал Даосов. — Катился бы ты к себе… Мне завтра вставать рано!»

— Ладно. — Черт встал с постели и принялся расплываться по комнате. — Если случится чего, сам себя вини!

— Эй, эй, — сказал Даосов, открывая глаза. — Погоди, В комнате было пусто, но явственно пахло серой.

Глава 9

Игорь Дмитриевич Куретайло явился на работу не в самом добром расположении духа. Любовница Аннушка на дачу ехать отказалась, причина для того у нее оказалась чисто женская и ежемесячная, а без нее все дачные прелести свелись к окучиванию грядок с помидорами и распитию бутылки «Смирновской» с соседом, отставным бронетанковым полковником Николаем Никаноровичем Агафоновым, который и на пенсии со всеми разговаривал командным басом. Огромный и пузатый, с остатками седины на круглом багровом черепе, он нависал над Куретайло и, дыша в лицо водкой и табаком, басил:

— Советская власть вам была плоха! Коммунисты вам не нравились! Да при Леониде Ильиче мы в Чечне города и народ гусеницами не давили! При Леониде Ильиче мир в стране и во всем мире был! Да в нашу сторону дохнуть боялись!

— А воровство какое было? — пытался возражать сановный огородник.

— Да воровали, — соглашался отставной полковник, — но ведь всем хватало! А теперь? Аллигархи, мать их! Они не нефть нашу, они кровушку нашу сосут! Да фули там олигархи, вы сами из области нашей все соки повыпили! Осетров нет, икры черной нет, килька — и та скоро золотой станет! Нет, Дмитриевич, ты скажи, чем тебе наша родная Советская власть не нравилась?

Куретайло морщился и пытался отвернуться. Вот привязался, провокатор пьяный! Да нравилась, нравилась Игорю Дмитриевичу Советская власть, он при ней как сыр в масле катался. Но попробуй скажи сейчас это вслух. Услышит кто или сам отставной полковник по пьянке где-нибудь скажет, поползут слухи, что Куретайло против демократии и реформ, попробуй потом отмойся. Свободный рынок — он тоже незашоренных мозгов требует! Не с тем соседушка связался, ему бы на эту тему с Жухраем поговорить. Мы все под Богом ходим, а они под обкомом КПРФ. Так ведь и обком нынче против застоя и за осторожное реформирование выступает. Помрачневший Игорь Дмитриевич наливал Николаю Никаноровичу очередные сто граммов и по возможности спокойно объяснял:

—Ну чего ты, Коля, голосишь, как горнист в пионерском лагере? Мы с тобой кто? Мы — народ! Там, в столице, головы умные, они лучше знают, как дальше жить. А наше дело исполнять, понимаешь?

Полковник демонически хохотал:

— Исполня-ять? Проорали страну, продали ее Клинтону за понюх табаку! Эх, Сталина на вас, козлов, нет! Будь Иосиф Виссарионыч живой, вы бы все давно на лесоповале в ватниках бегали, работой от мороза спасались! Налитая в стакан водка заставляла его на время замолчать, но вслед эа звоном стаканов все начиналось заново. Когда «Смирновская» кончилась, полковник убежал в свой домик и принес оттуда трехлитровую банку самогона, который он по собственной рецептуре гнал из арбузов.