Тельняшка для киборга

– В целом засада была организована и проведена неплохо, – уже почти спокойно проговорил полковник, – выбор места, боевой порядок группы, действия подгрупп – на твердую «четверку». Вместе с тем вызывают вопросы действия командира группы по вводным… Курсант Ауриньш, объясните свое решение застрелить своего разведчика.

Возникло, как пишут в стенограммах, «оживление в зале»:

– Пашка, он че – тебя казнил?

– Ты что – к фашистам убечь хотел?

– Марик, он че – залупаться начал?

– Смерть изменникам Родины!

Ауриньш, между тем, оставался спокоен и деловит, как обычно.

– Я уточнил у вас характер ранения разведчика, – невозмутимо доложил он. – Вы сказали: «Тяжелое. Пулевое ранение ноги. Раздроблен коленный сустав».

– Совершенно верно, – кивнул полковник, – и что дальше?

– Имея такое ранение, разведчик не может передвигаться самостоятельно, – с расстановкой сообщил Маргус. – Я мог бы перенести его на себе, но у меня был пленный, который отказывался идти, и его тоже пришлось нести на себе. Я мог бы нести их обоих, но в этом случае моя скорость движения была бы гораздо ниже – грунт очень мягкий, при такой тяжести мои ноги стали бы сильно проваливаться и вязнуть…

– Короче, Ауриньш! Ты сделал выбор в пользу пленного, так?

– Так точно, – кивнул Маргус. – Такова была боевая задача группы. Охранение противника было уже близко, необходимо было как можно быстрее оторваться от преследования и сохранить пленного в живых.

– Это все понятно, – вновь начал терять терпение полковник. – А бойца-то зачем пристрелил?! Как раненую лошадь – чтоб не мучилась?

– Это был наиболее целесообразный вариант, товарищ полковник. Разведчик мог попасть в плен и сообщить противнику сведения о нашей группе, – и ведь совершенно серьезно говорит, сопляк, даже не улыбнется…

Курсанты притихли. Эге, да этот парень и впрямь не шутит…

– Ты фигню-то не говори! – возмутился вдруг Пашка. – Чего это я им в плен стал бы сдаваться?! Я бы это… Отход ваш прикрывал, а потом бы гранатой себя подорвал вместе с ними на фиг!

– Не обижайся, Павел, но я не имел права рисковать, – отозвался Ауриньш, не повернув головы в сторону Пашки. – Тебя могли оглушить, у тебя могло отказать оружие, ты мог потерять сознание от болевого шока или потери крови и – так или иначе – была достаточно высокая вероятность захвата тебя в плен. А это создало бы большие проблемы для группы.

– Да хоть бы и захватили! Я бы не сказал ни фига! – Пашка пылал праведным гневом. – Пусть хоть как бы пытали!

– Тебя не стали бы пытать, – тихо объяснил Маргус. – Тебе просто ввели бы «сыворотку правды», это такой препарат – и ты все рассказал бы сам…

Тихо стало на поляне. Отчетливо слышен был нарастающий шум ветра в кронах сосен – весна идет, ветер-снегоед задул…

При всей своей дотошности и категоричности никакие уставы, наставления и инструкции не могут дать ответы на все вопросы. А когда дело касается таких вот моментов – так и подавно ничего полезного в них не сыщешь. Что с того, что перед засадой или налетом положено определять порядок выноса убитых и раненых? Реально – кого там, к черту, вынесешь, когда на тебя одного комендантская рота с овчарками несется? Ладно, если просто требуется объект уничтожить – тогда и геройски погибнуть можно. А если требуется документы захватить, или образцы вооружения или техники? Центру твое геройство нафиг не нужно, ему задачу выполни, а как ты при этом будешь выглядеть – неважно. Ладно, допустим, вынес ты раненого товарища каким-то чудом. Дальше что с ним делать? Хорошо, если действуешь в родной Беларуси, где под каждым кустом – свой партизан, где и лесные госпиталя имеются, и любая бабка бойца в подвале спрячет, и самолеты на Большую Землю летают. А если ты уже на территории Германии? Или – в Штатах, где в тебя любой фермер навозные вилы засадит, стоит тебе только на его ранчо появиться? Врача в группе нет, в аптеке – только перевязочный пакет, да шприц-тюбик с промедолом, чтоб хоть перед смертью кайф поймать. Таскать парня на себе пару недель, глядя, как он от газовой гангрены загибается? Да при этом еще и рот ему зажимать, чтоб стонами не выдал? Очень гуманно, чего там говорить… Вот и получается, что как ты ни крути, а этот паразит прав. Разведка – это не всегда этакая сентиментальная картинка, на которой холеный фраер в белой рубашке, да в немецком кабаке на жену с печалью смотрит…

– Еще и заминировал меня, сволочь, – вполголоса пожаловался Пашка Колдину. – Небось, не побоялся время потерять…

– Я потерял на этом совсем немного времени, – спокойно возразил Ауриньш, – а противник наверняка осмотрел бы твой труп и подорвался, это существенно задержало бы преследующих. Что плохого в том, что разведчик и после смерти помог бы товарищам? Пусть косвенно…

– Эх, Ауриньш, ё! – полковник в сердцах махнул рукой. – С твоим цинизмом патологоанатомом работать надо, а не людьми командовать!

– Товарищ полковник, я выполнил задание командования, – голос Ауриньша начал приобретать уже заурядное занудство, – с минимальными потерями. В чем моя ошибка?

Полковник засопел. Бьет, сопляк, у всех на глазах. И следов не оставляет.

– А ты не боишься, товарищ дорогой, что бойцы твои тебя же на первой дневке пристрелят по-тихому?

– Зачем? – холодно возразил Ауриньш. – Это нецелесообразно. Они должны понимать, что я, в первую очередь, забочусь об их безопасности. Они должны понимать, на что идут, становясь разведчиками. Таковы правила игры.

И еще минута прошла в тягостном молчании.

– Ладно, хватит! – решил, наконец, полковник. – Разрядить оружие, проверить имущество, приготовиться к посадке в машину!

Несмотря на тесноту в кузове, вокруг Ауриньша как-то само собой образовалось свободное пространство. Ехали молча, без обычного трепа и зубоскальства.

А полковник сидел в кабине мрачнее тучи. Кто кому, черт побери, урок сегодня преподал?! «Носятся с этими «зелеными беретами»" – угрюмо ярился он. – «Нашли образец для подражания, тоже! Да где они хоть воевали толком, «береты» эти?! Во Вьетнаме? Обделались по самые не могу. В Иране? Тоже – операцию провалили, технику сожгли, секретные документы профукали. А свои разведчики – уже не авторитет, выходит? Которые пол-Европы на брюхе проползли! Да «языков» одних перетаскали не одну дивизию! Да безо всяких понтов, без спутниковой связи и лазерных прицелов – с одним пэпэша, да с финкой. И ребят своих не стреляли, небось! – «А ты откуда знаешь?» – словно услышал он чей-то холодный голос (уж не этого ли робота белобрысого?) – «Что, в наших военных мемуарах про такое писать будут?»

Полковник раздраженно полез за сигаретами. Черт, мемуары эти… Вот читал книгу англичанина одного, торпедными катерами в войну мужик командовал, – так процентов на девяносто вся книга состоит из описаний неудач да ошибок! Не побоялся мужик! Ведь кровью такой опыт оплачен – так не хорони ты его, дай другим знать, кто после тебя придет! А у нас что? Война прошла – похвальба пошла… А если уж и описывают неудачу – так все генералы молодцы, один ванька-взводный дурак, он во всем и виноват…

Двигатель вдруг чихнул, поперхнулся насморочным всхлипом и заглох. Скрежетнув пару раз стартером, водила сделал открытие века:

– Не заводится…

– Поехали, ё! Потом заведешь! – полковник начал злиться – наученный многолетним опытом, он доподлинно знал, что если уж что-то не заладилось, так теперь все пойдет через пень-колоду.

– Трамблер барахло, – печально вздохнул водила, – я уж сколько зампотеху говорил. Да и карбюратор…

– Давай, ковыряйся… – полковник сердито засопел и полез из кабины. – К машине! Приехали, ё…

Газ-66 – самый демократичный автомобиль в мире: для того, чтобы добраться до двигателя, водитель должен поднять не капот, как в других машинах, а всю кабину. Разумеется, предварительно выгнав из кабины старшего машины. Даже удивительно, как такая машина могла появиться в армии. Скорее всего, ее конструктор в свое время служил водилой в автороте и вдоволь намерзся под задранным капотом, в то время как старший машины уютно сидел в теплой кабине. Удивительно не то, что став конструктором автотехники он воплотил в этой модели всю свою выстраданную, взлелеянную классовую неприязнь к командирам. Удивительно то, что эту машину приняли в производство и определили как одну из основных для всей Советской Армии.