Время, назад

— Давай-ка встретимся за порцией согума, — предложил Тинбейн. — В «Сэмовом дворце» — знаешь, где это?

— И там ты мне расскажешь про Робертса? А то ведь уже очень поздно, Библиотека скоро закрывается, и тогда я просто не смогу…

— Я расскажу тебе все, что нужно, — не дослушал Тинбейн.

И много чего еще, добавил он про себя.

Он дал отбой и тут же помчался в «Сэмов дворец винного согума». Пока Лотта еще не пришла, он занял столик в глубине зала в таком месте, откуда было видно дверь. Вскоре появилась и она, в слишком просторном теплом пальто, с глазами, потемневшими от озабоченности. Оглядываясь вокруг, Лотта медленно шла по залу, не замечала Тинбейна и явно боялась, что его здесь нет. Тогда он встал и помахал ей рукой.

— Я тут захватила ручку и бумагу, чтобы все записать.

Чуть задыхаясь, она села напротив с лицом, выражавшим безмерную радость, словно это было некое чудо, нежданный дар судьбы, что им случилось оказаться в одном и том же месте почти одновременно.

— А ты знаешь, почему я захотел с тобою встретиться? — спросил Тинбейн. — Потому что я тебя люблю.

— О господи, — испугалась Лотта. — Значит, мне все-таки придется идти в Библиотеку. — Вскочив на ноги, она стала собирать со столика свои сумочку, ручку и блокнот.

— Но это совсем не значит, — заверил ее Тинбейн, — что у меня нет информации про Рэя Робертса или что я ее не дам. Садись и успокойся, всё как договаривались. Я просто решил сказать тебе.

— Но как ты можешь меня любить? — спросила Лотта, садясь. — Я же такая ужасная. И вообще я замужем.

— Да совсем ты и не ужасная, — успокоил ее Тинбейн. — А браки заключаются и разрываются. Это же такие гражданские контракты, вроде партнерства. Да и я ведь тоже женат.

— Я знаю, — кивнула Лотта. — Ты же всегда рассказываешь, до чего она злая. Но я-то Себа люблю, в нем вся моя жизнь. И он такой надежный, ответственный. Слушай, — она всмотрелась в его лицо, — а ты и правда в меня влюбился? Честно, без вранья? А ведь мне это вроде как лестно. — Поверив, что он говорит серьезно, Лотта немного успокоилась. — Расскажи мне все, что только знаешь, об этом Рэе Робертсе. Он что, и правда такое чудовище, как пишут в газетах? Ты знаешь, зачем Себастьяну захотелось про него узнать? Думаю, не будет ничего страшного, если я тебе расскажу, единственную вещь, которую нельзя рассказывать, ты от меня уже знаешь. Ему потребовалась эта информация, потому что…

— Я знаю почему, — сказал Тинбейн и коснулся ее руки; Лотта мгновенно отдернула руку и спрятала за спину. — В смысле, мы же все хотим предугадать, как среагирует Робертс на возрождение Пика. Но лучше оставить это дело полиции: ведь как только Пик возродится, на нас падет обязанность его защищать. Знай мои начальники, что вы там обнаружили могилу Пика, они послали бы свою бригаду и тут же бы его и выкопали. Если бы так получилось, — добавил Тинбейн, сделав небольшую паузу, — твой муж понес бы большие убытки. Я Гору ничего не говорил, а ведь он мой начальник. Может быть, нужно было сказать.

Он замолк и стал ее разглядывать.

— Огромное тебе спасибо, — сказала Лотта, — за то, что не сказал мистеру Гору.

— Но может, мне придется еще сказать, — остерег ее Тинбейн.

— Там, в Библиотеке, ты вел себя так, словно я ничего и не говорила. Ты же сказал тогда «не говори даже мне», так что официально, как полицейский, ты ничего от меня не слышал. Если ты скажешь мистеру Гору… — Лотта испуганно заморгала. — Ведь Себастьян тут же догадается, откуда ты узнал. Он же знает, какая я дура, и я всегда была дурой, я всегда умудряюсь куда-нибудь вляпаться.

— Не надо так говорить, ты просто совершенно не умеешь обманывать. Что ты думаешь, то и говоришь, это нормально и естественно. Ты просто прелесть и очень красивая, и я восхищаюсь твоей честностью. Но только говорил я вполне серьезно. Твой муж буквально на стенку полезет.

— Пожалуй, он со мной разведется. И тогда ты сможешь на мне жениться, только придется тебе сперва развестись.

Шутит она, что ли? Да кто ее знает. В Лотте Гермес смутно угадывались непостижимые глубины.

— Случались вещи и неожиданней, — заметил он осторожно.

— Неожиданней чего?

— Того, что ты сейчас сказала. Что мы в конечном счете поженимся.

— Но ведь с другой стороны, — возразила Лотта, — если ты не скажешь мистеру Гору, нам и не надо будет жениться.

— Ведь и верно, — согласился Тинбейн, окончательно сбитый с толку.

В каком-то смысле это было логично.

— Ну пожалуйста, не надо ему говорить. — В голосе Лотты мольба мешалась с малой долей раздражения; в конце концов, ведь он ей так прямо и сказал, что вроде бы как полицейский ничего от нее не слышал. — Мне кажется, — продолжила она, — что мы друг другу не подходим. Мне нужен кто-нибудь значительно старше, чтобы можно было надежно опереться. Я очень нуждаюсь в опоре. Я же теперь больше не взрослею, а день ото дня становлюсь все младше. И все этот проклятый Хобарт. — Она открыла ручку и бездумно чирикала в блокноте. — Какой это ужас, когда впереди угрожает детство. Опять стать младенцем, совершенно беспомощным, чтобы за тобою ухаживали. День ото дня я все пытаюсь повзрослеть, все время борюсь со временем — ну, примерно так, как прежние женщины боролись со старостью, с морщинами и жиром. Уж это-то мне всяко не грозит. А вот Себастьян, он останется взрослым даже тогда, когда я уже буду совсем ребенком, и это очень хорошо: он будет защищать меня, как отец. Но ты-то одного со мной возраста, мы вместе станем детьми, и много ли в этом хорошего?

— Да не слишком, — согласился Тинбейн. — Но послушай меня внимательно, я предлагаю тебе соглашение. Я даю тебе информацию по Рэю Робертсу и не сообщаю Гору, что ваш витарий обнаружил тело Анарха Пика. Тогда Себастьян не узнает, что ты мне сказала.

— Вам обоим, — поправила Лотта. — Ведь там еще был этот библиотекарь.

— Так насчет соглашения, — продолжил Тинбейн. — Хочешь узнать его условия?

— Да.

Лотта сложила руки на столе и стала покорно слушать.

— А не могла бы ты отвести часть своей любви в моем направлении? — сказал Тинбейн, словно бросаясь в воду.

Лотта расхохоталась, весело и беззлобно. И это уж совсем поставило его в тупик. Теперь он не имел ни малейшего представления, чего — если вообще чего-нибудь — добился он этими словами. У него буквально опускались руки: при всех своих девчоночьих повадках, при всей своей неопытности, она каким-то образом брала верх.

— Это-то что должно означать? — спросила Лотта, когда отсмеялась.

«Это должно означать, — подумал Тинбейн, — что ты будешь ложиться со мною в постель». Но вслух он сказал:

— Мы могли бы иногда встречаться, видеться чаще, чем теперь. Ходить куда-нибудь днем. Я постараюсь взять другую смену.

— Ты имеешь в виду, когда Себастьян на работе.

— Да, — кивнул Тинбейн.

К его полному изумлению, Лотта заплакала; слезы катились по ее щекам, и она даже не пыталась задержать их. Она плакала, как ребенок.

— Да ты что? — Тинбейн торопливо достал из кармана платок и начал промокать ее глаза.

— А то, — сказала между всхлипами Лотта, — что так оно и есть. Мне придется все-таки идти в Библиотеку. Еда сплошная. — Она встала, собрала со стола свои вещи и медленно, как лунатик, побрела прочь. — Ты даже не понимаешь, — повернулась она, сделав первый шаг, — ты даже не понимаешь, что ты со мною делаешь. Ты и Себ тоже. Вынуждаете меня снова туда идти. И я заранее знаю, что получится. Уж теперь-то я непременно встречусь с этой самой миссис Магайр. Мне бы и в тот раз пришлось с нею встретиться, не помоги ты мне с мистером Эпплфордом.

— Но ты же можешь найти его снова, ты уже знаешь его кабинет, вот прямо туда и иди.

— Нет, — помотала головою Лотта, — ничего из этого не получится. У него там или день уже кончился, или он куда-нибудь надолго вышел.

Тинбейн смотрел ей вслед, не в силах что-нибудь придумать, не в силах что-нибудь сказать, ощущая свою полную беспомощность. «А ведь я, — думал он, — так и сделал, послал ее на эту встречу. На встречу с чем-то или кем-то таким, что ей невозможно вынести. Это сделали мы с ним на пару, Себастьян и я. Он ведь мог сходить туда сам, а я мог снабдить ее информацией. Но он не пошел, а я захотел получить вознаграждение. Господи, да что же я такое наделал?.. А ведь еще говорил, что люблю ее. И Себастьян туда же. Он ее тоже „любит“».