Хомячки в Эгладоре

— Еще немножко, Геночка. Ты меня слышишь?

— Слышу! — мрачно пыхтит за спиной Генка. «Она меня убьет, — думает Дюша; — сразу по выходу возьмет и убьет. Шею свернет. Надо же, поиграли в эльфов!»

Впереди наконец-то загорелся свет. Дюша облегченно вздыхает, но потом замирает, настороженно поводя головой. Потные ладони прилипают к полу, майка холодит спину так, словно ее продержали какое-то время в пакете со льдом.

— Геночка! — шепотом говорит он.

Генка нетерпеливо толкает его в обтянутый джинсами зад.

— Двигайся, там же выход!

— Это не выход, — печально возражает Дюша, — это…

Но деваться некуда — пол вдруг становится очень скользким, то ли он двигается под Дюшей, то ли Дюша катится куда-то, проем распахивается, впереди высится темная фигура в светящемся венце.

— Это не Вековечный лес, Геночка. Это Умертвия. Они сразу начали с Умертвий.

Дюша открыл глаза. Во рту ощущается какой-то сладковатый привкус, голова кружится. Темно. Почему так темно? И вообще, где это он… И где Генка?

Он мотает головой, пытаясь стряхнуть наваждение. Аттракционы? Комната страха? Умертвия?

Умертвия!

Дюша вскочил, при этом ощущая, что с него что-то осыпается с металлическим стуком. Нагрудник, плоский, как поднос для чая, какие-то ржавые цепи… Что-то круглое соскочило с головы, стуча, покатилось по полу. «Кинжал! думает он, лихорадочно шаря вокруг себя, — это должен быть кинжал!»

А га, вот он! 4

Рука сомкнулась на рукоятке.

Где Генка?

Сначала ему показалось, что фосфорические пятна на сетчатке сливаются в одно большое пятно, потом он понял, что помещение заливает призрачный зеленый свет. По идее Генка… Ага!

Генка, понятное дело, лежала в углу, тоже призрачно-зеленая, на голове — венец, кажется, из металлической фольги, поперек горла — огромный меч, не разглядишь, бутафорский или настоящий… Кинжал в руке у Дюши вроде был настоящий…

— Генка, Геночка!

Ее усыпили? Заморили хлороформом?

На четБереньках он подполз к ней, стал трясти за плечи. К его удивлению, Генка приоткрыла один глаз и подмигнула ему.

Все правильно, лихорадочно соображал Дюша, она все делает по игре. Теоретически, если следовать тексту, она должна сейчас валяться без сознания, одурманенная. Надо же, молодец какая, здорово соображает. А он-то испугался.

— Черная рука! — шепотом сказала Генка, не открывая глаз.

— Чего?

— Черная рука, идиот! Руби черную руку!

— Да где же она?

Дюша вновь начал оглядываться. Что-то вроде черной руки действительно выползало из угла — наверное, там, за стеной кто-то невидимый манипулировал ею на палочке.

Дюша с натугой полоснул по руке кинжалом. Рука отвалилась. Раздался противный вой.

— Позови Бомбадила, — шипит Генка, не открывая глаз.

— Ах, да!

Дюша откашлялся и взвыл, чувствуя себя полным идиотом: Э… Песня звонкая, лети… к Тому Бомбадилу! Отыщи его в пути, где бы ни бродил он! Помоги нам, Бомбадил, мы в беду попали… Строчку забыл… Там еще была строчка.

— А и хрен с ней! — жизнерадостно сказала Генка. Она подтянула коленки к животу и села, с интересом наблюдая за развитием событий.

— Ну, и где Бомбадил?

— Громче!

— Помоги нам, Бомбадил… Господи, вот же идиотизм!

— Достоверней! Ты хоббит. Попавший в беду.

— Помоги-и на-ам, Бомбадил! Блин!

— Эй! — раздался откуда-то жизнерадостный голос, — чего вопите?

Скрипнула невидимая дверь. Из квадратного проема хлынул поток солнечного света, частично заслоненный коренастым силуэтом.

Дюша оглянулся. Все сразу стало нестрашным и до ужаса примитивным — венец из жесткой фольги; деревянный меч, крашенный бронзой; сомнительного качества цепи.

Генка, по-прежнему сидевшая, уперев подбородок в колени, отчетливо хихикнула.

— Э-э… — сказал Дюша, поднимаясь, — сударь… Благодарствую…

— А! — сказал молодой парень в зеленом комбинезоне служителя, — еще один толкинутый? Я-то думаю, чего это вы так разорались…

— Еще один? — переспросил Дюша.

— Да они с самой весны сюда ходят. Как поставили Комнату, так и ходят. В выходные по нескольку штук набегает. А вы кто?

— Хоббиты, — пояснил Дюша, вставая и отряхивая колени.

— Все они хоббиты, — пожал плечами парень, — кто же еще сюда полезет.

— А вы не в игре? — поинтересовался Дюша, следуя к выходу, — не Бомбадил?

— Я здешний ворон, — холодно сказал служитель, — мне что, больше делать нечего, только в ваши дурацкие игры играть… Ладно, повеселились, и — хватит. Валите отсюда.

— Извините, — сказала Генка, щурясь от света и с отвращением осматривая грязные колени, — мы новички, понимаете… Сами еще не знаем, как оно бывает.

— А! — парень поглядел на нее и вздохнул.

— Ну, положим, я Бомбадил, — шепотом сказал он. — И что с того?

Он подмигнул Генке, приложил палец к губам и вновь нырнул в темное нутро Комнаты страха.

— Мне не понравилось. Глупство какое, — говорит Дюша. Ему досталось гораздо больше, чем Генке, и потому он очень сердит.

— А мне понравилось. Приятно, когда специально для тебя делают целый мир.

— Какой же это мир? Это Комната страха!

— Метафизически любой мир — комната страха, — возражает Генка, — а здесь, по крайней мере, все хорошо закончилось. Можно притвориться, что это действительно был курган Умертвий. И мы счастливо избежали жуткой участи.

— Не очень счастливо, — вздыхает Дюша. Он плетется за Генкой домой по раскаленному проспекту, чувствуя себя совершенно разбитым. Покусанный палец болит, новые джинсы пришли в жалкое состояние. Голова, кстати, тоже болит.

— Кстати, Геночка, как так вышло, что я вырубился?

— А ты вырубился? — удивляется Генка.

— Ну да… когда выпал туда, в могильный мрак. Очнулся — на мне всякий хлам навален, цепи какие-то…

— Господи, Дюша, ты, видно, головой ударился, когда падал! Или цепью шарахнуло — они, наверное, автоматически валятся на того, кто первый выпадает в могильный мрак.

— А ты видела, как я упал?

— Темно же было. Я сначала увидела Умертвие, а потом закрыла глаза и легла. Я все по игре делала…