Хроники гномки, или путь целителя (СИ)

-Нет! – Лика чувствовала, как её охватывает буря эмоций, словно яркий вихрь, взметающий вокруг неё алые, чёрные и огненные всполохи, -Я должна спасти его! Это моя вина! Он… Он… Он тоже уходит слишком рано!

-Ты не можешь знать, - голос шамана то затихал до едва слышного, то усиливался, словно раскаты грома, -Даже Наару не дано знать судеб жизненных путей созданий Света…

-Пожалуйста, -Лика чувствовала, что тонет в иссиня-чёрной пучине отчаяния, проваливаясь в бездну, -Я должна увидеть его! Во имя Света!

Внезапно, она снова оказалась на тропе, только теперь она была еще выше, хотя и не могла бы объяснить, отчего складывалось такое впечатление.

Шаман исчез, только где-то на задворках её сознания всё еще звучала мелодия его песни.

«Мы из тех самых чудаков, влюбленных в голубую высь

Стремимся к ней как в отчий кров, живем в игре, играем в жизнь…»

Она стояла на вершине холма, окруженная синевой неба. Перед ней расстилалась равнина, через которую вдаль убегала дорога, берущая начало от призрачной тропы у её ног и теряющаяся где-то вдали, в облаке света. Рядом с ней стоял гном, которого она сначала не узнала. Он рассмеялся, и тогда она воскликнула: -Ян! Ты живой!

Он улыбнулся, но, когда она попыталась обнять его, её руки прошли сквозь пустоту.

-Значит, ты умер... – прошептала она.

-Но я же здесь, - возразил гном, -И ты тоже! И я никогда еще не чувствовал себя настолько живым!

Лика покачала головой. –Мы оба умерли? – спросила она недоверчиво.

Штепсель улыбнулся. –Мы оба находимся в пути, - сказал он, -Только сейчас они ведут нас в разные стороны. Мне нужно идти вперёд, а тебе – возвращаться.

-Но я не хочу, - прошептала Лика, -Я бы хотела остаться здесь, с тобой.

Гном кивнул. –Я буду ждать тебя, - пообещал он, -Но твое время еще не пришло. Вспомни, ведь у тебя остались родители, близкие, друзья. И кто-то же должен спасать жизни!

-Спасать, - Лику кольнули эти слова, -Я не смогла спасти тебя!

Штепсель покачал головой. –Ты сделала, что могла, и даже больше того, - серьезно сказал он, -А это и есть главное. Делай, что должно, и будь что будет.

-Значит, - Лика не находила слов, -Мы больше не увидимся? Там, где… Куда я возвращусь?

Гном снова улыбнулся. –Смотря чем ты будешь глядеть, - сказал он, -Зорко лишь сердце. Теперь я это понимаю.

Он наклонился к Лике и ей показалось, что она ощутила прикосновение его губ к её лбу.

«И если светлою улыбкой слеза - о ней скажем, как о богатстве…»

В следующий миг фигура гнома оказалась уже далеко внизу, на дороге, стремительно уменьшаясь в размерах.

Она следила за ним, пока он не уменьшился до размеров сверкающей точки. Ей показалось, что перед тем, как исчезнуть в яркой вспышке, он помахал ей рукой.

«И к тому ж у нас есть небеса - прекрасный повод для странствий…»

Облако света на горизонте стало расти, белый свет, исходящий от него был настолько яркий, что резал глаза.

Она отвернулась, не выдержав, прикрывая глаза рукой, когда же снова убрала руку, перед ней простиралась призрачная тропа, по которой она пришла.

Вздохну, Лика шагнула по ней.

«За шагом шаг небесный путь, как мастерство крыла в крови,

На ласково манящий грудь, свет от созвездия любви…»

Она переставляла ноги, не уверенная в том, идёт ли она, или плывёт над поверхностью. Музыка и песня делались всё громче.

«И мы бредём, на пределе дыша, не во времени и не в пространстве,

Потому что есть живая душа – прекрасный повод для странствий!»

Звёзды неожиданно приблизились к ней, и закружились вокруг в стремительном хороводе.

***

-Ваше сиятельство!

-А?!

Граф Ремингтон Риджвелл вздрогнул, стиснув руками высокие подлокотники кресла, в котором задремал. Оплывшая свеча почти догорела, фитиль искрился и шипел.

-Вы просили разбудить вас в шесть часов, ваше сиятельство, - камердинер, склонившись, поставил на резной столик рядом с ним чашку из тонкого стекла с темным горячим напитком с резким запахом.

-Да… Хорошо, благодарю тебя, Жак. Ступай.

Граф поморгал, прогоняя остатки сна, поднес к губам чашку и отхлебнул. Горячий цикорий обжёг губы. Что же ему снилось? Он смутно помнил обрывки сновидений, какие-то бредовые кошмары, нелепые до абсурда. Ему не хотелось вспоминать, но было неприятно сознавать, что каждую ночь его мучают сны, суть которых ускользает от него, повторяясь снова и снова. Было в этом что-то угрожающее. «Надо бы сходить к придворному психологу», - в который раз подумал он.

Но не сейчас, с этим можно подождать, сегодня – решающий день! После можно будет отдохнуть и расслабиться. Он подошёл к окну и раздвинул шторы. На улице стоял туман, не слишком густой, однако достаточный для того, чтобы вызвать у канцлера необъяснимый приступ тоски. Он не любил сырость.

-Проклятая погода, - пробормотал он, -Проклятый город, проклятые люди.

Уехать бы отсюда, куда-нибудь в тёплые и солнечные края, где море, пальмы и шоколадные мулатки. Собственно, он и сам не понимал, что его здесь держит. Точнее, не понимала та его часть, которая рвалась отсюда. Но была и другая, скрупулезно отсчитывающая каждый час, каждую заработанную монету. Деньги. Его отец оставил его с матерью и сестрой практически нищими, растранжирив львиную часть материнского приданного вместе с собственным родовым замком. Фактически, фамилия Риджвелл была его единственным наследством. И он сумел выкарабкаться из той долговой ямы, в которой беспечно оставил их его развесёлый папаша, буквально по кирпичикам воссоздавая былое состояние. Верой и правдой служа сначала его величеству Вардану, а теперь вот – его сыну. Если бы Антуан унаследовал хотя бы малую часть достоинств отца! Или, по крайней мере, следовал советам, к которым прислушивался сам Вардан.

Ремингтон покачал головой. Кое-кому сначала показалось раздольем новая налоговая политика и реформы. Однако, чем дальше, тем больше высшее дворянство и знать начали лишаться своих привилегий, льгот, а затем и доходов. О, он хорошо понимал возмущение и негодование этого напыщенного двофрийского тана-коротышки  Митраса. Кому, как не ему было знать, насколько упали доходы с рент, как повысились налоговые сборы и во сколько раз обесценились активы.

Но повлиять на короля, при всей его инфантильности, порой было невероятно сложно. В этом отношении он в полном объёме унаследовал семейное упрямство Принцев. И тогда-то он в первый раз подумал об альтернативе. Сначала он рассматривал возможность смены двора. Под предлогом дипломатической миссии отправился в Дарнасус, где провел несколько месяцев, присматриваясь к местной знати и порядкам. Но эльфы показались ему слишком надменными и закрытыми, их династические древа и роды уходили в тысячелетия; у простого смертного, даже его социального статуса, не было ни малейшего шанса влиться в элиту одной из древнейших рас.

Однако, его интерес и любопытство не прошли незамеченными. Незадолго до отплытия их миссии он был приглашен на приватный ужин к экс-королю Гиль’Нэйаса, лорду Хенну, и после трапезы в неофициальной обстановке и произошел тот памятный разговор, который круто изменил его политические приоритеты. Лорд Хенн оказался обаятельнейшим собеседником с необычайной харизмой и тонким вкусом. Они понимали друг друга с полуслова. Это был настоящий монарх, в классическом понимании Риджвеллом этого слова. А полученная им в качестве знака дружбы и признательности статуэтка гиль’нэйасского ворона из фамильной коллекции Седогриффов, украшенная рубинами, стоимостью в добрых полмиллиона золотых, убеждала его в этом сильнее всяких прочих аргументов.

Собственно, разговор ни к чему не обязывал его; их дружеское общение продолжилось и после, в переписке. Лорд Хенн живо интересовался новостями и внимательно следил за политической жизнью Буреграда, экономикой и прочими событиями. Между тем, юный король всё более раздражал Ремингтона своими утопическими прожектами, требовавшими дополнительных расходов и дотаций из казны, пополнять которую он планировал исключительно за счёт добровольных пожертвований дворянства, руководствуясь каким-то идиотским учением, вычитанным им в древней панадаренской рукописи, во время одной из своих поездок на этот, так полюбившийся ему материк.