Имаджика: Пятый Доминион

— Да.

— Он и есть сторожевой пес?

— Да.

— Заверни это, — сказала она, глядя на камень уже с опаской. — Заверни и убери. — Она повернулась к Юдит спиной, запустив в волосы свои скрюченные пальцы. — Ты и Годольфин, — сказала она, обращаясь скорее к самой себе. — Что это значит?

— Ничего это не значит, — сказала Юдит. — То, что я чувствую по отношению к нему, и то, что мы делаем сейчас, — никак между собой не связано.

— Не будь такой наивной, — сказала Клара, оглядываясь на Юдит. — Годольфин — член Общества и к тому же мужчина. Вы с Целестиной — женщины и их пленницы…

— Ничья я не пленница, — сказала Юдит, разъяренная услышанным. — Я делаю то, что хочу и когда хочу.

— До тех пор, пока ты забываешь историю, — сказала Клара. — А после увидишь, до какой степени он считает тебя своей собственностью. — Она снова приблизилась к Юдит, понизив голос до болезненного шепота. — Пойми одно, ты не можешь спасти Целестину и сохранить свои отношения с ним. Ты будешь подкапываться под фундамент — в буквальном смысле под фундамент — его рода и его веры, а когда он обнаружит это — а он обнаружит это, когда «Tabula Rasa» начнет рассыпаться в прах, — и то, что было между вами, не остановит его. Мы не другой пол, Юдит, мы — другой вид. То, что происходит в наших телах и в наших головах, даже отдаленно не похоже на то, что происходит у них. У нас разный ад. У нас разный рай. Мы — враги, а когда идет война, нельзя воевать сразу на двух сторонах.

— Это не война, — сказала Юдит. — Если б это было войной, мною владела бы злость, а я никогда еще не чувствовала себя такой спокойной.

— Посмотрим, какой ты будешь спокойной, когда увидишь истинное положение вещей.

Юдит сделала еще один глубокий вдох.

— Может быть, мы перестанем спорить и начнем заниматься тем, ради чего мы пришли сюда? — сказала она. Клара метнула в нее злобный взгляд. — Мне кажется, «упрямая сука» — это как раз та фраза, на которую ты нарываешься, — заметила Юдит.

— Никогда не доверяла тихоням, — сказала Клара, не сумев сдержать восхищения.

— Буду об этом помнить.

Башня была погружена в темноту. Деревья почти не пропускали свет фонарей, так что площадка перед входом была в тени, а на дорожке вдоль торца здания вообще ничего не было видно. Однако Клара, судя по всему, не раз бывала здесь ночью, так как она уверенно шла вперед, предоставляя Юдит брести за ней, сражаясь с ежевикой и крапивой, которые так невинно выглядели при свете солнца. К тому времени, когда она оказалась у задней стены Башни, глаза ее привыкли к мраку, и она увидела, что Клара стоит ярдах в двадцати от здания, уставившись в землю.

— Что ты делаешь? — спросила Юдит. — Мы же знаем, что внутрь есть только один вход.

— За решетками и запорами, — сказала Клара. — Я думаю, под слоем торфа должен быть какой-нибудь ход в подвал, пусть даже вентиляционная труба. Первым делом мы должны определить, где находится камера Целестины.

— Как мы сделаем это?

— С помощью глаза, который отправил тебя в путешествие, — сказала Клара. — Давай доставай его.

— Я думала, что он слишком осквернен, чтобы ты могла прикоснуться к нему.

— Да нет, отчего же?

— Ну, ты так на него смотрела…

— Воровство, моя девочка, — вот что оттолкнуло меня. Я уверена, что Оскар не знал, что это такое, — сказала она. Но, даже защищая его, она не могла избавиться от мысли, что, возможно, это не совсем правда. — Это камень от великого храма…

— Оскар уж точно не обворовывает храмы, — сказала Юдит, доставая объект спора из своего кармана.

— А я и не говорила этого, — ответила Клара. — Храмы были разрушены задолго до того, как род Годольфинов был основан. Ну что, ты достала его или нет?

Юдит развернула глаз, неожиданно обнаружив в себе желание не отдавать его в чужие руки. Вид его уже нельзя было счесть непритязательным. Он излучал нежное свечение, голубое и ровное, которое отбрасывало слабый отблеск на их лица.

Их взгляды встретились. Глаз мерцал между ними, словно взгляд третьего заговорщика — женщины, которая была умнее их, вместе взятых, и чье присутствие — несмотря на глухой шум машин и гудение самолетов в небе за облаками, придавало моменту торжественность и величие. Юдит поймала себя на мысли о том, сколько женщин в течение многих веков собирались вокруг такого света, чтобы молиться, или приносить жертвы, или прятаться от убийц. Без сомнения, их было бессчетное множество, мертвых и забытых, но в этот краткий миг они были отняты у прошлого, извлечены из безвестности, не названы, но по крайней мере признаны этими новыми служительницами. Она перевела взгляд с лица Клары на глаз. Неколебимый мир вокруг нее внезапно показался фальшивым: в лучшем случае он был игрой видимостей, а в худшем — ловушкой, в которой боролся дух, самой своей борьбой укрепляя ложь. Она не должна больше подчиняться его законам. Она может унестись мыслью за его пределы. Она вновь подняла взгляд, чтобы убедиться, что Клара также готова к этому, но ее подруга смотрела в сторону, в направлении Башни.

— В чем дело? — спросила Юдит, пытаясь понять, куда устремлен взгляд Клары.

Наконец она увидела, как кто-то приближается к ним из темноты. Она узнала эту беззаботную походку сразу.

— Дауд.

— Ты знаешь его? — спросила Клара.

— Немного, — сказал Дауд. Тон его отличался той же беззаботностью, что и походка. — Но есть много такого, чего она не знает…

Клара отняла руки от Юдит, разрушив триединый союз.

— Не приближайся, — сказала она.

Как ни странно, Дауд повиновался и замер на месте в нескольких ярдах от женщин. Глаз светился достаточно ярко, чтобы Юдит могла различить его лицо. Что-то мелкое ползло вокруг его губ, словно он только что съел пригоршню муравьев и нескольким из них удалось сбежать у него изо рта.

— Мне так хотелось бы убить вас обеих, — сказал он. Пока он говорил, еще несколько жучков выскользнули у него изо рта и побежали по щекам и подбородку. — Но твой час еще придет, Юдит. Очень скоро. А пока настала очередь Клары… ведь это Клара, не так ли?

— Отправляйся к дьяволу, Дауд, — сказала Юдит.

— Отойди от старухи, — сказал он.

В ответ на это Юдит взяла Клару за руку.

— Ты никому не причинишь вреда, говнюк, — сказала она.

Она почувствовала, как в ней поднимается ярость, которой ей не приходилось испытывать уже много месяцев. Ее рука ощущала тяжесть глаза, и она готова была размозжить им голову ублюдку, если он сделает хотя бы шаг по направлению к ним.

— Ты что, не поняла меня, шлюха? — сказал он, двинувшись к ней. — Я же сказал тебе: отойди в сторону!

В ярости она пошла ему навстречу, подняв вверх руку с камнем, но стоило ей отпустить Клару, как он ринулся мимо нее к своей жертве. Поняв, что попалась на его удочку, Юдит стремительно развернулась, намереваясь вновь схватить Клару за руку. Но он опередил ее. Она услышала крик ужаса и увидела, как Клара отшатнулась от нападающего. Жучки уже были у нее на лице и впивались в ее глаза. Юдит рванулась, чтобы поддержать ее, но на этот раз Дауд двинулся к ней и одним ударом вышиб камень из ее руки. Она не стала поднимать его и бросилась к Кларе. Стоны женщины были ужасны, как и судороги, которые сотрясали ее тело.

— Что ты сделал с ней? — завопила она Дауду.

— Ей настал конец, моя дорогая, конец. Оставь ее в покое. Ей уже ничем не поможешь.

Тело Клары было легким, но когда ноги ее подкосились, она увлекла Юдит за собой. Теперь ее стоны превратились в завывания. Она вцепилась руками в лицо, словно желая выцарапать себе глаза, поскольку именно там жучки вершили свою смертоносную работу. В отчаянии Юдит попыталась нашарить тварей в темноте, но то ли они были слишком быстры для ее пальцев, то ли они уже забрались туда, где пальцы не могли их достать. Все, что она могла сделать, — это обратиться к Дауду с мольбой о пощаде.

— Останови их, — сказала она Дауду. — Я сделаю все, что ты хочешь, но умоляю тебя, сделай так, чтобы они остановились.