Дом с привидениями (Американские мистические истории)

— И еще, — продолжил дядя. — Я должен извиниться за прежние грубые поступки по отношению к одному из вас.

— Все уже забыто. — Призрак в красном отвесил поклон. — Что скажешь, братец Артур, можем мы немного задержаться?

— Разве что минуту-другую, братец Гарольд, хотя бы для того, чтобы искупить невежливость по отношению к молодому джентльмену, которую я позволил себе не далее как в прошлом году.

Призраки сели за стол, и обед начался. Приятно было наблюдать их старомодную любезность: галантные наклоны головы при каждом слове, адресованном Лилиан, ловкость, с какой они, не желая привлекать к себе излишнее внимание, делали вид, будто едят и пьют. Не обладая телесностью, они на самом деле не могли ни есть, ни пить, но все время подносили ко рту полные бокалы и вилки с кушаньями и, не притронувшись, возвращали обратно. Одно удовольствие было слушать их разговор: приправленный кое-где, по моде прошлых времен, богохульством, он тем не менее поражал живостью, остроумием, искрометным весельем. Вначале, конечно, беседой завладел дядя Рутвен с очерком позднейшей семейной истории, но далее слово перешло к духам, которые полчаса премило развлекали нас неизвестными дотоле историйками про двор Веселого Короля. Естественно, я забыл о современности и обратился мыслями к романтическому прошлому; воображение неудержимо увлекло меня в старые добрые времена Стюартов. Прозаический девятнадцатый век остался за спиной, я вмешался в веселую беззаботную толпу — король и придворные вовсю вознаграждали себя за лишения, которые претерпели в мрачный период Республики. Вокруг меня теснились, превращая прошлое в реальность, а настоящее — в изменчивый миф, Гамильтон ^[22] и Нелли Гвин ^[23], де Грамон ^[24] и Барбара Вильерс ^[25], Франсес Стюарт ^[26], те и другие ославленные мертвецы, поступки которых не заслуживают одобрения, но имена, овеянные романтикой, живут в истории и все еще притягивают наше любопытство. Под влиянием минуты даже портрет старой бедной шулерши Беатрис Грантли облекся как будто прежним очарованием юности; в бликах свечей и рождественского полена на нем проступили не заметные прежде следы красоты, и в целом оно вернуло себе ту миловидность, которой прельстился в свое время, когда она случайно явилась при дворе, король Карл, — впрочем, вскоре он забыл о мимолетном флирте, вернувшись к более устойчивым привязанностям.

— Вот уж поистине веселый двор; грустно вспоминать о нем, зная, что никогда там больше не окажешься, — заключил призрак в пурпуре. — И как бы украсила его собой моя прекрасная юная родственница, — добавил он, кланяясь Лилиан, — даже кузина Беатрис с ней бы не сравнилась. И я уверен: не в пример ей, с годами ваш облик не утратит привлекательности и благородства. А чтобы оправдать мое предсказание, будьте осторожны, не повторяйте моей ошибки.

Призрак многозначительно указал на ланкастерский бриллиант, который, по странному совпадению, лежал как раз подле тарелки Лилиан в горке ломбардских орехов.

— Однако не сомневаюсь, — добавил он в куртуазной манере своего века, — эти нежные губки ни на какие промахи не способны. А бриллиант, дополненный парным, пусть лучше послужит украшением для прелестных ушек.

— Парным, вы сказали? — удивился я, задавая себе вопрос, не проглотил ли юноша-призрак два бриллианта и не слишком ли поспешно я закончил поиск.

— Да, парным. Неужели не знаете? В самом деле? Было ведь два больших бриллианта, ланкастерский и йоркский. Благодаря союзу отпрысков этих двух враждебных партий они достались оба одному семейству, а потом, опять же через брак, перешли к Грантли. Во времена Кромвеля бриллианты, чтобы их не конфисковали, были спрятаны в разных местах, местоположение тайников для большей надежности нигде не записывали, а передавали из уст в уста. Во времена Реставрации секрет был известен мне одному. Перед смертью я, как вам хорошо известно, успел извлечь на свет божий ланкастерский бриллиант. Йоркский все еще находится в тайнике. Разрешите нам с братом преподнести его вам как наш совместный рождественский подарок. Вы найдете его в металлической шкатулочке рядом с…

И тут как раз за окном подал голос захудалый бентамский петушок. Это была жалкая, лысая птичка, с висящим крылом и кривым пальцем; из-за этих, а может и других, незаметных нам дефектов он был постоянно гоним из общества насельников птичьего двора. Его норовили клюнуть даже курицы. Его голос, тонкий и писклявый, походил на свист неумелого школьника. И произошло это не в полночь и не на заре, а в семь часов вечера. С чего бы, казалось, уважающему себя духу повиноваться столь жалкому крику столь жалкой птицы в столь ранний час? Но, видимо, существует такое непреложное правило для всех законопослушных привидений; или, быть может, слишком это затруднительно — делить на разряды различные образчики петушиного пения. Так или иначе, при первом же хриплом писке призрак замолк и вопросительно взглянул на своего брата; тот кивнул, и оба медленно растворились в воздухе.

— Какие же они смешные, эти духи! — проговорила Лилиан. Но мне подумалось, что, глядя на ланкастерский бриллиант и прикидывая, как бы выглядели на ней оба рождественских подарка, она горько пожалела о том, что петушишка не затеял свой концерт хотя бы минутой позднее.

Джон Кендрик Бэнгс

Водяное привидение из Хэрроуби-холла

Беда заключалась в том, что в Хэрроуби-холле водилось привидение. И, что гораздо хуже, привидение это не ограничивалось простыми появлениями у постели избранной жертвы, но оставалось возле нее целый час напролет и лишь потом исчезало.

Появлялось привидение только в сочельник и ровно с двенадцатым ударом часов, так что тут ему определенно недоставало оригинальности, без которой в наши дни успех в потусторонних кругах решительно невозможен. Владельцы Хэрроуби-холла приложили все мыслимые усилия, дабы избавиться от промокшей дамы, которая, стеная и содрогаясь, возникала в углу лучшей их спальни, — но тщетно. Они попытались остановить часы, чтобы привидение не смогло определить, когда наступает полночь, однако эта мера не помешала привидению появиться точно в назначенный час, вселяя своим видом ужас, и пробыть в комнате до тех пор, пока все вокруг не сделалось насквозь мокрым.

Тогда хозяева Хэрроуби-холла законопатили каждую щель в полу самой лучшей паклей, а поверх настелили слои просмоленной холстины; стены сделали водонепроницаемыми, равно как окна и двери; владельцы дома искренне полагали, будто принятые меры не позволят упорному привидению просачиваться впредь в комнату, но их надежды были напрасны; призрачная дама явилась вновь. На следующее Рождество она возникла в спальне так же внезапно, как и раньше, и до полусмерти напугала ночевавшего там гостя, усевшись рядом с ним на постель и уставившись ему в лицо своими запавшими синими глазами. К тому же длинные прозрачные костлявые пальцы призрака были перевиты морскими травами, с коих капала вода, и этими водорослями призрачная дама водила по лбу несчастного, пока он, обезумев от ужаса, не лишился чувств. А поутру бедняга был найден хозяином в постели, весь в холодном поту и в морской влаге; несчастный так и не оправился от пережитого и четыре года спустя, в возрасте семидесяти восьми лет, скончался от пневмонии и нервного истощения.

На следующий год хозяин Хэрроуби-холла твердо положил вовсе не отпирать лучшей спальни своего дома, понадеявшись, что привидение утолит страсть к безобразиям и в отсутствие гостей, довольствовавшись мебелью. Однако и этот план провалился с таким же треском, что и все предыдущие.

Привидение по обыкновению появилось в той же самой комнате — вернее сказать, все пришли к выводу, что оно там побывало, ибо наутро обнаружилось, что занавеси и прочие драпировки промокли насквозь, а в зале под роковой спальней на потолке проступило огромное влажное пятно. Обнаружив, что спальня пуста, привидение немедленно отправилось выяснять, в чем дело, и избрало своей жертвой не кого иного, как владельца Хэрроуби-холла. Оно настигло хозяина в его собственной уютной комнате, где он пил виски — неразбавленный виски, заметим, — и радовался тому, что сумел перехитрить призрачную даму. Так он блаженствовал, и вдруг волосы его развились, точно от сырости, влага в бутылке поднялась аж до горлышка, а затем выплеснулась наружу, а сам он почувствовал себя человеком, угодившим в бочку с дождевой водой. С трудом оправившись от потрясения, он узрел перед собой призрачную женщину с бездонными глазами и длинными пальцами, в которые вплелись водоросли. Зрелище это оказалось столь неожиданным и столь ужасным, что хозяин потерял сознание, но обильные водяные струи, которые промочили ему волосы и потекли по лицу, тотчас привели его в чувство.