Наркоза не будет!

Сырой скучный день. Коша долго лежала в постели в полной апатии. Страшась выбраться из-под одеяла. Услышала, как хлопнул дверью Евгений. Странно, не зашел к ней в комнату. Наверно, сильно зол. Коша с тоскливой равнодушностью провела пальцем по обоям. Желтые верблюдики куда-то брели по пустыне с золотистыми кустиками колючек. По два верблюдика, по три. Она вздохнула и скинула одеяло.

Жаль, что нельзя попроситься к Мусе с Черепом. Ну их к черту этих маленьких гаденышей, лысых профессоров, Лер, рыже-лысых мужиков. Она не готова сейчас с ними разбираться. Ей надо как-то разобраться с обустрой ством своего тела в этом мире. А потом уже с головой. Что там глюки, а что не глюки. Чижик много чего говорил интересного. Но он же умер! Он — призрак! У него все по-другому.

Собравшись с силами, Коша поехала в галерею на Староневском.

Какой-то мужик в серой куртке выносил свертки из галереи и складывал в «Круизер». Коша равнодушно проводила его взглядом и направилась внутрь. В дверях она напоролась на какого-то толстого иностранца — пришлось отскочить, чтобы не упасть. Тот прошел прямо сквозь нее и остановился смотреть, как грузят запакованные в крафт холсты.

Правда! Что художник? Лучше бы картины рисовали покойники. Им не надо платить ни половины, ни двадцати процентов.

Мужик в серой куртке очень старался. Коша с отвращением вошла в галерею. В выставочном зале не было ни одной ее работы. Она побледнела. Почему-то не пришло в голову, что они ушли. Заволновалась, что убрали из экспозиции, потому что они плохие. Сдерживая досаду, дождалась хозяина. Вскоре тот выбежал из кабинета и пробежал мимо нее на улицу, коротко махнув рукой. Лицо его изображало крайнюю степень деловитости. Коша присела на скамеечку возле окна. Галерейщик подобострастно тряс руку иностранцу. Иностранец сел в «Круизер» и уехал. На лицо галерейщика упала тень задумчивости. Он постоял, оглядывая вход и вернулся внутрь.

— Пойдем, — махнул он рукой Коше.

Коша послушно поплелась следом.

В кабинете галерейщик открыл сейф и честно выдал толстую ей пачку зеленых. Только в этот момент Коша догадалась, что это ушли ее работы, однако не испытала никакой радости. Опустошение и чувство утраты заполонили ее сознание. Взяла вожделенные баксы и с омерзением спрятала их в карман. Затошнило от всего сразу — от толстого мужика, его бабок и своей живописи.

Война.

В ней началась война. Она хотела крови. Бабки всегда, как бы она не презирала их, как бы ее не порадовала справедливая смерть Валька, но бабки, надо признать, приводили ее в состояние мрачной мстительности. Коше хотелось подходить к каждому прохожему и, тыча пачку купюр в нос, в безобразном торжестве орать:

— Ну что? Видели? Видели? А вы говорили, я — никчемная!!!

Но она сдерживала себя. Сейчас ей очень хотелось ткнуть в нос только Евгению. Вальку и так уже ткнули как следует.

Вернулась домой. Четкие короткие движения. Без эмоций. Позвонить Мусе, сказать ехать. Сходить в лавку за жратвой и выпивкой. Не прикасаться к Евгеньевому холодильнику. Сотку на полку за то. Не надо ему должать. Пусть подавится.

Села в кресло. Коньяк. Бокал. Курить. Покой. Муся. Ехать. Ждать. Собирать сумку. Кейт Джаррет.

Раздался звонок в дверь и замигали красные лампочки. Коша открыла дверь. Муся приехала не одна — некий бледный юноша с горящими глазами и всклокоченной головой нес следом сумку с апельсинами.

— Все! К черту! Все продала, съезжаю! Нажраться хочу! — сказала Коша мрачно.

Гости вошли в прихожую и стали раздеваться, оставляя на линолиуме черные отпечатки ботинок. Коша досадливо поморщилась и пошла за тряпкой.

— Идите в комнату! — не очень-то ласково проводила она гостей.

Вытерла следы и прошла следом.

— Продала работы… — сказала Коша еще мрачнее. — Не пойму, почему мне так херово. Все так, как я хотела. Башлей полный мешок. На самом деле этот мудила замучил меня в доску. Я уже сама себя ненавижу.

— Да уж! Тетя лучше, чем Евгений, — флегматично заметила Муся, усаживаясь в кресло.

Юноша присел на подлокотник.

Махнув рукой в его сторону, Муся добавила:

— Это Леша.

У юноши был отчетливый спермотоксикоз.

Коша поморщилась и вздохнула насчет тети:

— Тетя лучше. А то!

— Масик! — обратилась к юноше Муся. — Ты не помоешь фрукты?

Леша кивнул кудрявым чубом и отправился на кухню.

— Что у тебя с лицом? — спросила Муся, увидев синяк на носу Коши.

— Да вот… Поговорили… Это что за чудо? — Коша кивнула в сторону кухни.

Похоже Муся решила трахнуть весь Питер.

— Ну-у-у… Так. Человек слаб, — Муся пожала плечами и отхлебнула сок. — Не знаю. Прибился по дороге. Говорит поэт.

— А как же Череп? И доктрина о вреде траха?

— Отстань! — вздохнула Муся. — Ты уже нашла, куда?

— Не-а… — усмехнулась Коша. — Сегодня пойду искать. Надо до Евгения успеть. А то он мне точно что-нибудь сломает. Он вчера такое устроил. Песня! Давай выпьем, не могу понять, что со мной. Может лучше станет.

Они накатили по чуть-чуть и задумались, осязая горячую волну, разбежавшуюся по жилам. Коша вяло посмотрела в окно, соображая, как в остаток дня умудриться и найти жилье и съехать. Удивилась, что даже это ее не пугает. Хорошо, что работы продались. Нести все-то одну сумку.

Тут ее посетила не очень хорошая идея, но на всякий Коша спросила:

— Слышь, Муся! А нельзя к твоей тете?

Вдруг предметы перед ее глазами подернулись пленкой и дрогнули, словно отражение на поверхности воды.

— Не… Коша, — протянула Муся. — Не сердись. Но тетя даже меня терпит с трудом. Я ж теперь у Черепа. Ты же знаешь!

— А денег если дать? — Вдруг Коша увидела, как пол увеличился и двинулся ей навстречу. Она схватилась за подлокотник. — Ой! Кажется, я падаю в обморок, Муся… Пойду-ка я в ванну. Вы тут начинайте… Я вернусь. Только это… Поскромнее, если можно. Что-то мне так хреново.

Выключатель. Лампочка. Белый кафель. С трудом стащила с себя одежду. Неужели от коньяка?

Вода с шумом пробивала в пене дыру. Свалилась в горячую воду. И погрузилась по самые ноздри. Сначала стало легче. Тепло приятно охватило тело. Но внезапно в глазах потемнело, сердце подозрительно заколотилось и рвануло в глотку.

Надо вылезать.

Коша с трудом перекинула непослушный организм через край ванны. В голове — кадр из «Клуба путешественников» — пляж неповоротливых морских котиков. Охота. Стрелять. Погибать. Изрезанные клыками шеи котят.

Не было сил на себя накинуть даже полотенце. На четвереньках Коша вывалилась в коридор, чтобы глотнуть прохладного воздуха. Легче не стало. Ноги подогнулись, она не смогла встать и с ужасом увидела, что посреди кухни на табуретке сидит злобный Евгений и курит одну за одной. Черт! Всегда все одно к одному. Надо же ему было вернуться так невовремя.

Она равнодушно поползла в свою комнату, потеряв по дороге полотенце.

На диване бледный Леша исправно двигал крестцом в разгаре отправления оргастического культа, а Мусина улыбающаяся голова мерно качалась в такт. Коша с трудом натянула на голое тело брюки и свитер.

— Блин! Что за люди! На минуту оставить нельзя — уже бардак! — сказала она злобно. — Вы охренели! На кухне Евгений. Хоть каплю совести-то имейте! Что он вам-то плохого сделал?

— А что?! Он и сам не дурак! — удивленно подняла голову Муся. — Летом-то вспомни!

— Блин! — Коша резко дернула сумку из-под кровати. — Говорю вам!!!

Ярость привела ее в себя.

Евгений был уже не на кухне. Он стоял за спиной в состоянии крайнего возбуждения.

Коша крикнула Мусе:

— Уходим!

И рванула ее за руку.

Евгений ничего не предпринимал. Он стоял бледный и задумчивый. Бури, бущующие в нем, проявлялись в виде судорожно сжимаемых челюстей и кулаков. Муся, все еще не понимая, что происходит, неохотно начала выкарабкиваться из-под бледного юноши. Юноша понимал еще меньше. Он поднял с полу голубой комочек трусов и, с трудом удерживаясь на ногах, натянул их на тощий зад. Евгений сделал шаг и с низкой стойки влепил неудачному секстеррористу в челюсть. Почему-то он решил вылить в него всю вскипевшую в нем энергию.