Мёртвый гость. Сборник рассказов о привидениях

Дальше господин Бантес говорить не мог, так как от страха у него пропал голос. Вопреки всем ожиданиям, гость не только хладнокровно и спокойно выслушал это, но и более того: его лицо, прежде спокойное и угрюмое, при словах «любовная интрига» и «помолвка» заметно прояснилось, словно он лишь с этого момента по-настоящему заинтересовался девушкой, когда узнал, что она отдала руку и сердце другому. Господину Бантесу показалось также, будто бледнолицый тип, злясь на себя из-за допущенной оплошности, пытается снова изобразить прежнюю серьезность и спокойствие.

«Вы вполне можете не беспокоиться ни за меня, ни за моего отца!» — сказал господин фон Хан. Господин Бантес подумал: «Наконец-то я тебя раскусил!» Теперь он желал только одного: навсегда оградить Фридерику от посягательств этого небезызвестного соблазнителя.

— Я, — сказал он, — не должен был, конечно, разрешать вам ночевать в гостинице, а обязан был предложить наше скромное жилище. Однако вся эта история с комендантом и моей дочерью и так далее… а потом — вы же понимаете — люди в таком небольшом городке, как наш, всегда болтают больше, чем знают. Да и моя дочь…

— Прошу вас, не надо никаких извинений! — сказал сын банкира. — Мне неплохо и в гостинице. Я понимаю вас. Если вы только позволите мне нанести визит фрейлейн Бантес…

— Но вы…

— Поскольку быть в Хербесхайме и не увидеть невесты, предназначавшейся мне… я бы никогда себе не простил этого.

— Однако вы же…

— Мне следовало бы позавидовать господину коменданту. Все, что мне говорили о редкой красоте и любезности фрейлейн…

— Вы так любезны…

— Я счел бы для себя величайшей честью быть принятым в вашей семье и называться сыном человека, к которому мой отец всегда питал самые теплые чувства.

— Я ваш покорный слуга.

— Могу ли я, по крайней мере, надеяться на то, что вы представите меня фрейлейн?

— Очень сожалею, но сегодня вечером она вместе с моей женой будет в большом обществе, а там не принято ни под каким предлогом появляться вместе с лицами, которых никто не знает. Так что…

— В действительности меня тоже меньше всего устроил бы этот вечер, поскольку я еще не успел как следует отдохнуть. Еще меньше меня привлекает большое общество, где всегда чувствуешь себя несколько стесненным. Я бы предпочел увидеть ее в вашем семейном кругу. — Господин Бантес молча поклонился. — Еще охотнее — и вы, надеюсь, не откажете мне в этом? — я бы, с позволения сказать, поговорил бы с фрейлейн с глазу на глаз и сообщил бы в непринужденной обстановке кое-что…

Господин Бантес испугался, подумав про себя: «Вот тебе раз! Этот тип прет напролом к своей цели!»

Пока старик долго откашливался, незнакомец молчал в ожидании его слов. Но, поскольку Бантес продолжал молчать, он заговорил сам: «Я надеюсь, что мои сообщения изменят в лучшую сторону взгляды фрейлейн относительно моей персоны. Возможно, успокоив ее по поводу некоторых вещей, я завоюю ее уважение к себе, что мне — при нынешних обстоятельствах — далеко не безразлично».

Господин Бантес пытался с помощью различных отговорок воспрепятствовать этому «доверительному разговору с глазу на глаз», последствия которого могли быть самыми неприятными. Страх сделал его многословным, однако его речи были сбивчивыми и вежливо-туманными. «Мертвый гость» не понимал его или не хотел понимать, становясь все более назойливым. Тем более отчаянным было положение господина Бантеса, который уже видел в воображении свернутую шею своего прекрасного ребенка, обольщенного этой жуткой призрачной фигурой.

Пока продолжался этот разговор — а он оказался отнюдь не коротким, — на дворе стемнело. Видя, что гость не собирается уходить так просто, господин Бантес резко встал и выразил глубокое сожаление по поводу того, что вынужден покинуть его в связи с неотложными делами. Так было форсировано затянувшееся прощание. Гость сухо откланялся и спросил разрешения прийти еще раз.

На вечеринке у бургомистра господин Бантес был необычно молчалив и задумчив. Все говорили только о «мертвом госте». В деталях не было недостатка: по рассказам, он возил с собой тяжеленный сундук, доверху наполненный золотом; знал уже всех невест Хербесхайма; отмечали и то, что он был приятным человеком, однако от него якобы исходил легкий запах тления. Все, что здесь говорилось, вполне соответствовало собственным впечатлениям господина Бантеса от того, кто принял облик богатого банкира.

Как только господин Бантес со своими женой и дочерью возвратился домой, он им рассказал о визите «мертвого гостя» и о том, как ему удалось раз и навсегда отделаться от него.

Обеих сначала поразил или, точнее, испугал его рассказ; затем, услышав имя жениха из столицы, они удивленно улыбнулись друг другу, а под конец громко расхохотались, когда поняли, что папа объявил Фридерику официально помолвленной с комендантом.

— О папа, добрый папа! — воскликнула Фридерика и бросилась ему на шею. — Прошу вас, не отказывайтесь от своих слов!

— К черту! — крикнул старик. — Как я теперь могу отказаться?

— И даже если «мертвый гость» в конце концов окажется господином фон Ханом?

— Ты думаешь, что я ослеп? Это был не он. Это был призрак, говорю я вам. Как могла прийти в голову молодому Хану такая дьявольская идея: переодеться «мертвым гостем», историю которого он, вероятно, не мог бы знать?

С одной стороны, это происшествие показалось женщинам несколько странным, но с другой — они готовы были скорее приписать все не в меру разыгравшейся фантазии папы или курьезной игре случая, чем усомниться в личности прибывшего господина Хана. Однако именно это непостижимое упрямство матери с дочерью больше всего пугало господина Бантеса.

— Так тому и быть! — сердито, но в то же время испуганно воскликнул господин Бантес. — Он вас обеих уже усыпил — и скоро вы будете в его руках! Я и в самом деле никогда не был суеверен, да и теперь никто не превратит меня в старую, падкую до дешевых чудес бабу, — но то, что со мной случилось, то случилось. Это был дьявольский призрак, который чуть не свел меня с ума. Разум здесь бессилен. Вероятно, существует много таких вещей, которые невозможно постичь рассудком. И даже если бы мне пришлось запереть вас обеих в чулане, я пошел бы и на это — лишь бы вы не связывались с дьявольским наваждением и тому подобным!

— Милый папа! — воскликнула Фридерика. — Я с удовольствием пойду вам навстречу. В чьем бы облике ни явился мне «мертвый гость»: господина фон Хана или еще кого-нибудь — клянусь, что никогда не полюблю его и не забуду Вальдриха. И все же дайте мне ваше отцовское слово, что вы никогда не разлучите нас с Вальдрихом, кто бы ни сватался ко мне: фон Хан или «мертвый гость».

— Поистине, лучше я выдам тебя за первого встречного уличного нищего — по крайней мере, он — живой человек! — чем за привидение, сатану!

В ту ночь Фридерика спала сном праведницы, в то время как господин Бантес беспокойно ворочался. Бледная фигура в черном, чье круглое, внушающее ужас лицо словно выглядывало из рамки густых черных волос на голове и таких же бакенбард, неотступно маячила перед его глазами. Фридерика питала, напротив, самые благодарные чувства к этому призрачному незнакомцу, который, нагнав страху на господина Бантеса, сумел так быстро повлиять на его образ мыслей и расположить его к милому Вальдриху.

На следующее утро, как только семейство Бантесов позавтракало, сам Бантес направился к бургомистру — что явилось итогом его ночных размышлений, — чтобы настоять на применении полицейских мер к незнакомцу и изгнанию его из города. Господин Бантес откровенно рассказал бургомистру о том, что произошло вечером в доме перед его уходом на вечеринку, добавив, что у его жены вместе с дочерью уже несколько помрачился рассудок, так как они принимают «мертвого гостя» за сына банкира Хана, приехавшего в Хербесхайм. Как считал господин Бантес, трудно было бы предположить, что молодой банкир, выступая в роли жениха, стал бы подражать внешности известного привидения, поскольку — при всем его желании или глупой прихоти — он ничего не мог знать об этом.