Бедный Енох

Меня как током ударило:

— Что вы говорите?

— Вот именно. Только изначально этот эликсир был предусмотрен для употребления, прости за похабщину — орального, а не через инъекцию внутривенно. Внутривенно это потом КГБ-шники догадались эликсир вводить людям, потому как долгоиграющий эффект эликсира добивал любого им уколотого, доводя его до сумасшествия.

«Твою мать» — думаю я, вспоминая еще не столь отдаленное от меня прошлое.

— Еще его иногда вводили внутримышечно, но в большей дозе, иногда незаметно для того, кого укалывали — в случаях, когда было нужно, чтобы человек, думая, что сошел с ума, покончил с собой.

У меня темнеет в глазах, и голос Фетисова будто удаляется от меня, звуча уже как из бочки:

— Именно рецепт этого эликсира в свое время был предложен Берией в обмен на чертежи атомной бомбы. И американцы, представь себе, согласились!

Я вспоминаю про Пашкевича. Ах ты ж господи боже ж мой! Его же укололи! Так вот оно что! По приказу Приятеля Сараткова! Так вот за что Пашкевич так ненавидит Приятеля! Он как-то узнал, кто это с ним сделал — и стал мстить!

Поужинав, мы пошли прогуляться.

— Андрей, а давно вы не были за городом?

— Да, а к чему этот вопрос?

— Ну, как сказать. Хотел вас пригласить на выходные к себе на дачку.

— До вашей дачи можно добраться? Сейчас, по снегу?

— А вам кажется это странным?

— Интересно — и где она у вас? Не на Рублевском шоссе, случаем?

— Нет, но все равно — место приятненькое. Главное — уединенное, знаете, вдали от шума городского, от людей. Соседи, правда, есть, конечно, какие-то, но они зимой не ездят. Тоже, наверняка, думают, что дорогу замело! Шутка!

Я иду, внимательно глядя себе под ноги на почти нечищеный тротуар.

— Погодите! — говорю я — а как же вы мне говорили, что есть проблемы с Сестрой? Что в городе я в безопасности, а если останусь один — то…

— Но с вами же буду я!

Я и не знаю, что ответить:

— И это означает, что я буду в безопасности?

— Ну уж доверьтесь мне, Андрей. Ну так как? Лады?

— Лады — отвечаю я, больше для того, чтобы Фетисов отстал.

— Тогда договорились. Я заеду за вами в субботу где-нибудь в час дня, но предварительно вам позвоню.

— Хорошо.

После этого Фетисов отвозит меня на своем шикарном джипе до ближайшего метро и мы прощаемся.

В субботу Фетисов не то, чтобы не заехал, он даже не позвонил мне, хоть и обещал, ни в час, ни в три… Чтобы выяснить, что там такое происходит, я вынужден звонить Фетисову сам, и он, а это уже мне показалось странным, что до него вообще можно дозвониться, оказался на связи:

— Андрюша! — ответил он искренне обрадованным голосом — это вы!

— Да уж. Это я.

— Не беспокойтесь! Все наши договоренности остаются в силе, просто мне тут пришлось немного задержаться. Я сейчас решаю кое-какие вопросы, и как только решу их — поеду к вам, но перед этим позвоню.

— Может, тогда отложим все? — я уже настолько устал ждать, что мои желания приобрели иной «полюс» — вместо сильного желания ехать, я вдруг стал сильно хотеть остаться дома — если у вас дела, чтобы я вас не торопил… Например, через неделю?

Но Фетисов настаивает:

— Нет, что вы! Ни в коем случае! Уже скоро все решится и я буду свободен. Расскажу вам потом по пути что произошло.

— Ладно тогда — зевая отвечаю я — я буду ждать вашего звонка.

После этого я уснул на диване у телевизора, по которому показывали массовые выступления молодежи против правительства, и был разбужен только около пяти звонком Фетисова:

— Я уже собираюсь выезжать! — «обрадовал» он меня, после чего я вновь провалился в сон.

Во сне я видел себя стоящим на берегу штормового волнующегося моря, чьи пенные волны, разбиваясь о камни берега орошали меня водяной соленой пылью. Я видел себя со стороны — стоящего, гордо выставившего вперед грудь колесом, разведшего руки в стороны и наслаждавшегося штормом и его силой, улыбающегося и довольного, закрывшего глаза и не заметившего, как из пучин на берег выходило страшное, склизкое и огромное морское чудовище, готовящееся поглотить меня в один присест. Я просто стоял и улыбался.

И имя этому чудовищу было Тьма и Ужас.

Я проснулся от звонка в дверь, буквально выпрыгнув с дивана и побежал открывать.

На пороге стоял, конечно, Фетисов:

— Ну что, Андрей, вы готовы ехать?

Я утвердительно покачал головой, но попросил время, чтобы умыться:

— Может, заодно и чай? Или кофе?

Фетисов согласился, и я жестом пригласил его пройти на кухню:

— Ой, только тапков не надо! — сказал я, когда Фетисов стал разуваться, притом с таким видом, будто не знаю уже и что — будто подчеркивал свое какое-то чрезвычайное уважение к моему жилищу — просто протрите ноги вон на тряпке.

Фетисов сделал все как я сказал.

После того как я умылся и почистил зубы мы стали пить кофе, я делал бутерброды, а Фетисов, как-то чрезмерно подчеркнуто уважительно покачивая головой, делая этакие «экивоки» в мою сторону, их поглощал.

— Вы хотели мне рассказать про ваши какие-то обстоятельства — начал я кухонный разговор, потому как попытка включить «кухонный» телевизор с треском провалилась — опять не работала антенна — у вас что-то произошло?

Фетисов опять согласно закачал головой:

— Да, Андрей, так получается, что мне вскоре предстоит уехать из Москвы. Надолго.

— Ясно.

— Мне очень жаль, но, получается, что теперь я вам помогать особо не смогу… — Фетисов говорит так, будто раньше мне очень помогал. — Некто очень сильный и влиятельный вытесняет меня отсюда, потому как, дескать, у него серьезные планы на Москву.

— Конкурент? Издательский?

— Да, конкурент. Только совсем не издательский. Ну так вот — у него планы, и он считает что я ему помешаю.

Что теперь я буду делать? Не знаю. Еще не решил. Уеду. Может быть — в Парагвай, а может и в Барселону. Или вообще — вернусь на родину — и все тут!

— Вам же, Андрей, — это мы продолжаем разговор уже в машине — предстоит борьба. Серьезная такая, и единственное, на что я надеюсь — так это на то, что мой, как вы сказали, конкурент, понимает что делает и поможет вам победить.

— Хорошо — говорю я — победить, но в чем?

— В борьбе. Во-первых, как вы помните, существо, использующее тушку вашей подруги обещало достать вас. И оно это сделает, уверяю!

— И что мне делать?

— Я расскажу вам об этом позже. Во-вторых — вам предстоит, наверняка, как я думаю, встретиться с теми самыми персонажами, которые «заказали» вас. Сначала — Пашкевичу заказывали, потом — видите, стали по-разному использовать вашу бывшую любовь. Вам будет трудно, но, как я уже говорил, надеюсь что вас выручат. Я же через какое-то время покину вас — и на этом все.

Мне становится немного грустно:

— Да — говорю я — а я вот стал уже к вам привыкать!

Фетисов улыбается:

— Признаюсь, я к вам тоже.

Проколесив по пробкам часа два, мы выбрались из Москвы и двинули на северо-запад. Все время, пока мы от МКАД-а ехали в область, в машине работало радио, сообщавшее о все усиливающихся беспорядках в Москве, устраиваемых «радикально настроенной молодежью». Президент и Премьер-министр, а так же Глава Полицейского Департамента рассуждали о происходящих событиях, грозясь участникам всеми карами, которые только можно придумать, но, судя по всему, их уже никто не слышал.

Дача Фетисова была выстроена, правда аляповато, под готический замок, ну, на сколько это было возможно на нескольких сотках.

Соседний дом, как и говорил Фетисов, был далеко и в нем не горел свет. Длинная подъездная асфальтовая дорога упиралась прямо в огороженный высоким забором участок Фетисова, вдоль которой, правда очень и очень слабо, совершенно ничего не освещая горели редкие, далеко отстоящие друг от друга высокие фонари.