Наркоза не будет!

— Точно измена!

Лохматого несколько насторожило, что БМВ повернул на площадь Труда. С этим местом у него связывались самые неприятные воспоминания. Тут его как-то чуть не сгребли в метовку. Тут он лишился зубов и лучшей своей куртки. Причем по-дурацки. Абсолютно нормальный, абсолютно трезвый. Чистый, как стекло. Зубы он потерял, потому что однажды его толкнула в зад неизвестно откуда вырулившая машина, и Лохматый долбанулся со всего маху мордой о трамвайные рельсы. А куртку он просто потерял, но при загадосных обстоятельствах. Сколько Лохматый ни размышлял, он так и не мог понять, как это произошло. Спустился с моста на площадь он в куртке, на трамвайной остановке у Малой Голландии он остановился покурить и полюбоваться течением воды. Но, увидев попутный трамвай, «единицу» идущую до Репина, он вскочил в него и только тогда обнаружил, что куртки на нем нет. Куда она делась?

Впрочем, и Апраксин двор Лохматого напрягал не меньше. Поэтому когда альбинос сказал про Апраксин, Лохматый опять призадумался.

— А что, Апраксин-то? Чего там особенного? — Спросил он осторожно.

— У ребят свежая партия. Ты можешь взять по низкой цене на все эти бабки. Я подумал, чего ты попрешься куда-то… Но если хочешь… — альбинос развел руками и остановился на пустынной набережной.

— А… — сказал Лохматый. — Да нет. Поезжайте.

В конце концов, все равно, у кого брать. Лишь бы было что. А насчет страхов… Двинуться, и все пройдет.

Почти у самого Апраксина Лохматый, сделав во времени небольшую петлю, снова спросил:

— А что Апраксин-то?

— Да ты утомил! Я же сказал только что! — процедил альбинос и остановился у подъезда в темном закутке между двумя домами и протянул руку. — Давай баблы. Я сейчас вынесу.

Лохматый усмехнулся и покрутил головой:

— Э-э-э-э! Нет! Я сам пойду.

— Как угодно! — усмехнулся бесветный хозяин БМВ и вышел из машины.

Лохматый, ежась от холода, выбрался тоже и побрел следом в темный подъезд. На лестнице он приотстал, но не очень, чтобы видеть, куда идет альбинос.

Тот шагнул в кабину старого лифта и, дождавшись Лохматого, нажал кнопку. Лифт с грохотом поднял их на третий этаж.

Альбинос позвонил в квартиру напротив лифта.

Дверь открыл маленький мулат. Он с удивлением стрельнул глазами, поморщился и отступил внутрь. Альбинос с Лохматым вошли в огромную темную прихожую. Старинное зеркало отражало кусок комнаты, из которой доносилась громкая кислая музыка.

— Сколько? — коротко спросил мулат.

— Почем?

Мулат на пальцах выбросил сумму.

Лохматый кивнул и достал бабки. Он отщипнул от пачки половину и, протянув мулату, прохрипел:

— На все…

Мулат шевельнул бровью и взял купюры. Махнул рукой и молча проследовал в комнату, Альбинос вздохнул и направился за хозяином.

— Ты здесь постой, — бросил Лохматому мулат.

Лохматый попятился и не заметил короткого цепкого взгляда, который его бесцветный спутник бросил на те деньги, которые попали к мулату в руки. Лохматый прислонился к стене и предвкушал. Его больное, истерзанное депресняком тело трепетало и радовалось, будто пустыня предчувствующая дождь.

Парни вернулись.

Мулат протянул пакет. Большой пакет. Лохматый надорвал его и жадно втянул по очереди обеими ноздрями.

— Ну что? — Альбинос хлопнул Лохматого по плечу. — Идем?

Лохматый некоторое время стоял с опущенными веками. Потом кивнул и развернулся.

Грохочущий лифт спустил их вниз.

На улице Альбинос неторопливо одел тонкие лайковые перчатки, протянул левую руку, широко улыбаясь, приобнял ободрившегося наркота и шепнул на ухо:

— Ну как товар?

— Зашибись…

Альбинос сделал неуловимое движение — лохматый обмяк и повис на его плече. Коротко оглянувшись, Альбинос отвволок вялое тело к железной дверце, ведущей в подвал какого-то магазинчика и усадил блаженно улыбающегося ширяльщика прямо на снег.

Достав из кармана шприц, Альбинос виртуозно воткнул его в вену на тыльной стороне ладони Лохматого и выпустил туда все содержимое. Когда поршень дошел до отказа, Альбинос вытянул его назад вместе с черной кровью и снова выдавил поршень до отказа. Шприц он так и оставил торчать в вене.

Он не спеша извлек из карманов Лохматого деньги, дурь и направился к машине.

По пути он чуть не растянулся, поскользнувшись на припорошенном снежком льду, но не выругался, а только поморщился.

Снова вернувшись на Васильевский, БМВ остановился около сфинксов. Альбинос переместил собакоголового на переднее сидение и стал ждать.

НА СЦЕНЕ НЕ ШИРЯТЬСЯ

«Шевроле» свернул с шоссе. Проехал по извилистой дороге в глубину заснеженного леса и затормозил на развороченной строительной площадке. На задворках старого обтрепанного здания красовался ряд машин. Чаще встречались БМВ. Иногда «Мерсы».

Остановились.

— Это что? — Растеряно спросила Рита. — Это кабак?!

— Хе-хе! — Мишенька загадочно улыбнулся. — Тут круто!

Компания покинула салон и, пройдя по тропинке, вытоптанной в грязном мокром снегу, уперлась в серую, загаженную цементом дверь.

— И что? — снова спросила Рита.

— Сейчас все узнаешь… Не суетись, — Анечка в нетерпении переступила с ноги на ногу.

Она так и не выпустила из рук газету.

— Ты что, жить будешь с этой газетой? — усмехнулась Рита.

— Ага… Она меня прикалывает. Ты же живешь с калейдоскопом.

Дверь распахнулась.

Огромный негр скользнул цепким взглядом и запустил внутрь.

Внутри было совсем по-другому. Хотя металлическая мебель и обитые дюралевыми листами стены со следами пальбы говорили о том, что хозяева готовы ко всему.

Табличка на стенке предупреждала:

Рита покосилась на Анечку. Та в своей обычной манере пояснила:

— Ну тут очень весело и все такое… А если передоз, то они на машине вывозят и на улице кидают. Убитые, понятно, не на смерть, а от дури. Никому нет дела, как все потом. Им главное, чтобы тут никто не сдох.

— Что прямо так? — не особо удивляясь, спросила Рита.

— Да-а-а… прямо так и все такое… Заходи. Тут весело.

— Что, прямо в снег?

— Ну да… буб-бум… Заходи.

— Так ведь сдохнуть можно! — воскликнула Рита.

— Ага… Можно. Поэтому они поближе к городу кидают — может, кто подберет.

Они прошли через звенелку. Несколько раз. Анечка никак не могла покинуть этот атракцион. Она уже выложила на стол ключи — звенело, потом всю мелочь — звенело, сняла брелок — все равно звенело.

— Ну, я уже не знаю. — Анечка развела руки. — Ну, у меня еще спираль стоит.

— Что, от кипятильника? — охранник довольно осклабился.

Огромный черный амбал ощупал на предмет оружия. Так его, типа, не было. На стене в коридоре висела другая табличка:

Гардероба в клубе не предполагалось. Да и не жарко тут было.

Около танцпола красовалась еще одна надпись:

Черные танцоры в белых плавках заученно томились на маленькой сценке посреди зала, отражаясь в черном стекле пола. Народу было не много.

— Пойдемте в тот милый уголок, — предложил Мишенька и первым направился к свободному столику.

Анечка устроилась у стены и снова раскрыла перед собой газету. Мишенька, отодвинул стул для Леры, потом хотел оказать любезность и Рите, но та уже позаботилась о себе сама.

Она вытянула ноги в сторону танцпола и закурила. К счастью, она уже достигла уровня, когда количеством напитков или травы трудно что-либо изменить. Мозг в таком состоянии довольно долго может служить верой и правдой. Только потом, если не протрезветь постепенно, а вырубиться окончательно, трудно что-либо вспомнить.

Подбежал официант — мальчик-гей с заячьим хвостиком на коротких штанишках. Протянул меню. Мишенька торопливо открыл папку, но тут же с нетерпеливой гримасой захлопнул и отдал Рите.