Игнац Деннер

― Ну, приятель, как тебе понравилась пытка? Сам виноват; если бы ты не упрямился и не отпирался от шайки, тебя бы давно уж выручили. Обещай слушаться меня, подчинись мне полностью, преодолей себя и глотни вот этого питья, приготовленного на крови твоего сына, и все боли твои мигом пройдут. Станешь вновь здоровым и сильным, а о твоем спасении я позабочусь.

От неожиданности, ужаса и слабости Андрес не мог вымолвить ни слова, но, увидев, как заплясали красные искорки в протянутой ему склянке с кровью его родного сына, он взмолился Богу и всем святым, чтобы они вызволили его из когтей сатаны, который покушается на его душу, могущую надеяться на собственное спасение, даже если самому Андресу суждено принять позорную смерть. Призрак громко расхохотался, по подземелью раскатилось гулкое эхо, а сам он исчез в густом дыму. Очнувшись, Андрес сумел приподняться и сразу заметил, что постланная в головах солома сначала зашевелилась, потом и вовсе раздвинулась. Снизу кто-то приподнял плиту и несколько раз тихо позвал его. Узнав голос Деннера, Андрес сказал:

― Чего ты еще хочешь? Оставь меня в покое, не хочу иметь с тобой никаких дел.

― Слушай, ― проговорил Деннер, ― ради твоего спасения я пробился сквозь стены; мне эшафот уже не грозит, а когда тебя поведут на него, будет поздно. А помогу я тебе из-за твоей жены, которая мне гораздо ближе, чем ты можешь себе вообразить. Ты ― жалкий трус. Что дало тебе бессмысленное отпирательство? Ведь меня поймали только потому, что ты промедлил с возвращением, а я задержался у твоей жены. Вот, возьми пилу и напильник, ночью подпилишь цепи, засов и выберешься в коридор. Слева там будет открыта дверь, снаружи тебя будет ждать наш человек, он проводит дальше. Держись!

Взяв у Деннера пилу с напильником, Андрес задвинул плиту на прежнее место. Он решил сделать то, что велел ему внутренний голос. Когда днем в подземелье зашли стражники, Андрес попросил отвести его к судье для важного сообщения. Его просьбу без промедления исполнили в надежде, что он поведает о новых, еще не раскрытых преступлениях разбойничьей шайки. Андрес передал судье полученные от Деннера инструменты и рассказал о ночном происшествии.

― Пускай страдаю я понапрасну, однако не желаю свободы ценою беззакония, иначе я окончательно попаду в руки злодея Деннера, уже обрекшего меня на смерть и позор, а кроме того, за побег я заслужил бы ту кару, которую сейчас несу безвинно. ― Так закончил он свой рассказ.

Судья немало удивился и посочувствовал несчастному, хотя слишком многое говорило против Андреса и вина его была слишком очевидной, чтобы не засомневаться в правдивости рассказа. Но все же на судью произвела благоприятное впечатление искренность Андреса, а позднее и то обстоятельство, что ― по сведениям о подстроенном Деннером побеге ― в городе, точней, неподалеку от тюрьмы, действительно удалось обнаружить и схватить нескольких разбойников из шайки; если раньше Андрес томился в темном подземелье, то теперь его перевели в довольно светлую кутузку по соседству с домом тюремщика. Здесь Андрес целыми днями думал о жене и сыне, предавался набожным мыслям и постепенно приготовлял себя к тому, чтобы достойно расстаться с земной юдолью, даже если конец окажется мучительным. Тюремщик не мог надивиться благочестию узника и почти уверился в его невиновности.

Наконец, почти еще через год, трудный и запутанный процесс по делу Деннера с сообщниками завершился. Выяснилось, что шайка орудовала в большой округе, аж до самой итальянской границы, она уже давно убивала и грабила здесь. Деннера собирались повесить, а труп сжечь. К повешению приговорили и Андреса; однако за искреннее раскаяние, а также за сообщение о готовящемся побеге, который удалось сорвать, было решено тело Андреса после казни снять и похоронить в земле, принадлежащей судебным властям.

Занялось утро того дня, на который назначили казнь; дверь кутузки отворилась, и к Андресу, молившемуся стоя на коленях, вошел молодой граф фон Фах.

― Андрес, ― молвил молодой граф, ― близится час твоей смерти. Облегчи свою душу чистосердечным признанием. Скажи, ты убил своего господина? Неужели ты и впрямь убийца моего дядюшки?

У Андреса брызнули слезы из глаз, он снова повторил сказанное в суде до того, как невыносимой пыткой его заставили лжесвидетельствовать. Богом и всеми святыми поклялся он в своей честности и полной непричастности к смерти любимого господина.

― Есть тут какая-то тайна, ― сказал граф. ― Да, все обернулось против тебя, но я был убежден в твоей невиновности, ибо знал, что с юности ты верно служил моему дядюшке, а в Неаполе даже рисковал жизнью, чтобы спасти его от разбойников. Однако не далее чем вчера оба старых дядиных егеря, Франц и Николаус, вновь поклялись, что опознали тебя среди нападавших на замок и собственными глазами видели, как именно ты застрелил его.

Ужасное, мучительное чувство охватило Андреса; неужели сатана нарочно принял его облик, чтобы погубить? Ведь и Деннер говорил в подземелье, будто видел тогда Андреса, значит, разбойничий атаман вовсе не лжесвидетельствовал перед судом, а говорил правду. Обо всем этом Андрес прямо сказал графу, после чего добавил, что покоряется воле Небес ― пускай суждена ему позорная смерть преступника, но рано или поздно наступит день, когда невиновность честного человека обнаружится. Видно, эти слова потрясли графа, он сумел лишь сказать, что по желанию Андреса от его несчастной жены скрыли день казни и что сейчас она живет у старого лесника. На ратуше глухо и ужасающе размеренно пробил колокол. Андреса одели, с обычными церемониями началось шествие к месту казни, куда стекалось множество народу. Андрес горячими молитвами растрогал всех. На лице Деннера застыло упрямство нераскаявшегося злодея. Смело и дерзко глядел он, злорадно смеялся над бедным Андресом, которого должны были казнить первым. Когда Андрес вслед за палачом твердым шагом поднялся по лесенке, какая-то женщина из толпы вскрикнула и без чувств упала на руки стоявшего рядом старика. Андрес присмотрелся, то была Джорджина; он громко обратился к Небу, прося сил и выдержки.

― Там, там свидимся мы с тобою, моя бедная, несчастная жена, ибо я умираю невинным! ― воскликнул он, подняв к небу страдальческий взгляд.

Судья прикрикнул на палача, чтобы тот поторапливался, ибо толпа заволновалась; в Деннера, который также поднялся по лесенке и теперь насмехался над людьми за сочувствие к благородному Андресу, полетели камни. Палач уже надел было петлю на шею Андреса, как раздался крик:

― Остановитесь! Ради Бога, погодите! Этот человек невиновен! Вы казните невиновного!

― Стойте! Погодите! ― закричали сразу же тысячи голосов, стража едва сумела сдержать толпу, ринувшуюся вперед, чтобы стащить Андреса с помоста.

Тут на коне подскакал человек, который закричал первым, и Андрес сразу же узнал в нем того купца, что выплатил ему во Франкфурте деньги из наследства Джорджины. Сердце его едва не разорвалось от радости, он почти не мог стоять на ногах, когда спускался с помоста. Купец заявил судье, что в памятный день, когда произошло разбойное нападение на графский замок, Андрес находился во Франкфурте, то есть далеко-далеко отсюда, и это может быть доподлинно засвидетельствовано перед судом как документами, так и очевидцами.

Судья на эти слова воскликнул:

― Казнь Андреса отменяется, ибо открылись новые, чрезвычайно важные обстоятельства, и если они подтвердятся, то невиновность осужденного будет полностью доказана. А сейчас отведите его в тюрьму.

Поначалу Деннер спокойно взирал с помоста на происходящее, но когда услыхал решение судьи, глаза его вылезли из орбит, он заскрежетал зубами и в диком отчаянии завопил с такою силой, что этот вопль разъяренного безумца разнесся далеко окрест.

― О сатана! Ты обманул меня! Горе мне, горе! Все кончено.

Его стащили с помоста, он рухнул наземь и прохрипел:

― Я все скажу, все.

Казнь Деннера также была отложена, его отвели в тюрьму и поместили в такую темницу, чтобы он и не помышлял о побеге. Впрочем, ненависть к нему стражников была наилучшей защитой от хитростей его сообщников.