Дочь колдуна

Он повелительно поднял руку на уровень ее головы, а из его тонких и белых как слоновая кость пальцев исходило, казалось, могучее веяние, которое дымкой окутывало голову девушки, всасывалось в ее мозг, сжимало его, как железным кольцом, и сковывало мысль.

Словно под действием чар, подняла Надя на графа глаза и прошептала:

– Я люблю вас и согласна.

Вдруг глаза ее расширились и уставились на туманный столб за спиной графа. Была ли то игра света и тени, смешение ночных образов с лучами луны, или причудливое отражение ветвей деревьев, но на белом фоне стены обрисовывались два больших зубчатых крыла, которые точно выросли из плеч графа, а над головой появилось подобие двух изогнутых рогов… Но Надя не успела проверить странное видение. Подхваченная точно порывом буйного ветра, она бросилась в раскрытые объятия жениха и машинально повторила то, что подсказывал ей голос, слов которого она не слышала, но звуки его раздавались в ее ушах:

– Я люблю вас!

Горячо прижал ее Бельский к своей груди, и она чувствовала на своих губах его огненный поцелуй; но в ту же минуту голова ее закружилась и она лишилась чувств. Со страстью прижал граф к себе хрупкое тело молодой девушки и целовал ее лицо и шею; но увидав, что она в обмороке, он поспешно достал из кармана маленький хрустальный флакон, намочил бывшей в нем эссенцией платок и дал Наде вдохнуть сильный и живительный аромат его. Та почти мгновенно открыла глаза, не подозревая, казалось, своего забытья. Впрочем, граф не дал ей времени опомниться.

– Надя, обожаемая невеста, повтори волшебные слова, которые составляют счастье моей жизни; скажи еще раз, что любишь меня, как сказала сейчас, – говорил он, прижимая ее к себе.

Надя чувствовала себя точно пьяной и не протестовала, когда он взял ее за талию и повел к дому.

– Тетя Аня, прикажите подать шампанского: я веду невесту, – весело крикнул он. – Вы, лучший друг моей бедной матери, должны первая поздравить нас.

Растроганная Анна Николаевна расцеловала жениха и невесту, а потом все сели за стол и ужин прошел весело. Бельский положительно сиял, а Надя не могла дать себе отчета в состоянии своей души. Однако в первый раз граф не показался ей противным.

На другой день утром Бельский прислал цветы и конфеты, а когда явился сам к завтраку, то с улыбкой положил на колени невесты шкатулку оксидированного серебра с бирюзой. С любопытством открыла Надя ящик и вскрикнула от восхищения. На черном бархатном фоне лежало колье из грушевидного жемчуга, а между каждой жемчужиной сверкало по большому солитеру. Надя была женщиной, и вид драгоценностей восхитил ее. Раскрасневшись, она благодарила жениха.

Следующие дни прошли весело. Адам был нежен и влюблен, окружал невесту вниманием, осыпал подарками и, видимо, спешил со свадьбой.

Однажды утром, с неделю после обручения, он вручил Наде письмо и документ, прося их прочесть. Письмо было адресовано его поверенному в Киеве, которого он просил засвидетельствовать дарственную, утверждавшую за Зоей Иосифовной Замятиной пожизненный доход в 3000 рублей; брату и сестре Нади он назначал каждому особый капитал, который поверенный обязывался положить на их имя в государственный банк, а проценты должны были храниться до их совершеннолетия. На глазах Нади показались слезы радости. В порыве глубокой признательности обняла она жениха и в первый раз горячо поцеловала. Она не видела, как глаза Бельского сверкнули затаенным торжеством.

Несколько дней спустя граф снова заговорил о свадьбе, которую хотел отпраздновать недель через шесть.

– Милая тетя Аня, помогите мне устроить свадьбу до возвращения в Россию. Мне хотелось бы повенчаться во Флоренции, в консульской церкви, а медовый месяц провести на хорошенькой вилле, в окрестностях. Мне тяжело быть первые месяцы своего счастья в каком-либо месте, где я жил с матерью, и где для меня все полно тоскливых воспоминаний. А Зоя Иосифовна может приехать к свадьбе с детьми, – на мой счет, конечно.

– Это фантазия влюбленного, но я постараюсь исполнить ее, – ответила смеясь Ростовская.

Надя так еще была преисполнена благодарности, что даже не протестовала против желания жениха, а… в глубине души сама предпочитала вернуться в Киев, где встретится, может быть, с Масалитиновым, уже замужней, когда привыкнет к своему новому положению.

Итак, Ростовская с Надей покинули Мадеру и, после краткой остановки в Париже, выехали во Флоренцию. Граф поднес Наде роскошное приданое, сказав, что ему ненавистно все, предназначавшееся для ее замужества с Масалитиновым, и потому он просил отослать его матери.

Замятиной не пришлось, однако, присутствовать на свадьбе. После страшной болезни у нее осталась сильная боль в ногах и чрезвычайная нервность; поэтому ей не обходима была возможно тихая, правильная жизнь, и доктор серьезно советовал ей не рисковать длинным путешествием, сопряженным с неизбежными волнениями. Таким образом, Зоя Иосифовна отказалась покинуть свое мирное убежище и только послала будущему зятю любезное письмо с изъявлением благодарности, а Анну Николаевну просила заменить ее во время венчания дочери.

За несколько дней до свадьбы Ростовская приехала с Надей во Флоренцию и поселилась в одном из лучших отелей. Бельский жил недалеко от города на великолепной вилле, где, по его словам, оканчивались приготовления к приему его молодой жены. Вилла была поместительна, роскошно обставлена и с большим садом; но, в действительности, она принадлежала не Бельскому, а сатанинской общине, хотя каждый член ее, если желал, мог жить там и, на время своего пребывания, считался ее хозяином.

Поэтому Бельский тоже с величайшим почтением был принят многочисленными слугами виллы и дворецким, так как никто из прислуги не знал и даже не подозревал, что он не настоящий хозяин; точно так же относились к каждому гостю виллы. Управитель, член общины, заведовал содержанием ее, платил и нанимал новых служащих, и распускал, когда нужно, слух, будто имение продано.

В своем кабинете, обставленном с утонченной роскошью, у открытого окна сидел Бельский и рассеянно смотрел на веселую, окружавшую его картину.

Под окном раскинулся тенистый сад с белевшими среди зелени статуями и большим мраморным бассейном. Группы Тритонов и Наяд метали вверх струи воды, которые при свете заходившего солнца сверкали разноцветными огнями.

В нескольких шагах от графа у письменного стола сидел Красинский.

– Уверен ли ты, Адам, что не забудешь всего, что должен проделать во время церемонии: повторять навыворот слова обряда, призывать в помощь семь демонов и нашего владыку? Впрочем, я буду с тобой и поддержу тебя. Да, еще одно обстоятельство, которое поможет тебе в сем случае, благодаря покойному Бельскому. Ха, ха, ха! Ты еще так пропитан его флюидом благочестия, что не так болезненно будешь ощущать борьбу противоположных токов, а они пронизывают, как стрелы или иглы. Потом тебе необходимо снять как-нибудь крест с ее шеи!

– Не беспокойся, я не забуду ничего и уже приставил к Наде камеристку из наших; она удалит все, что может повредить нам. Одно меня беспокоит: до сих пор нет решительного ответа от учителя. Досадно, право, что я не могу сам вызывать.

– Вечером я сообщу ответ и уверен, что он будет благоприятен. А для тебя такое напряжете воли было бы опасно; надо потерпеть немного и не сразу отваживаться на него.

– Знаю, и не собираюсь вовсе рисковать, так как в восторге от своего положения, – смеясь, ответил Бельский и посмотрел на часы.

– Пора мне одеваться и ехать к невесте. Итак, до свидания, мой друг. Рассчитываю на твое обещание, – прибавил он, пожимая руку Красинского.

– Если позволишь, я напишу здесь одно письмо до возвращения домой, – сказал тот.

Оставшись один, Красинский облокотился на стол, со странным выражением и пристально смотря на портрет Нади, стоявший подле.

– Вот женщина, которая мне нравится; выражение лица ее напоминает мне Марусю, – думал он и тихо рассмеялся. – Этот болван Баалберит воображает, что он один сибарит, который может освежаться соприкосновением с чистотой! Ха, ха, ха! А вот я разделяю твой вкус. Непонятная, однако, загадка – человеческое сердце! Несмотря на все взращиваемое мной зло, я также обожаю аромат невинности непорочной девы, наивную улыбку ясных глазок. Всем этим ты обладаешь, Надя, и прекрасна ты, как гурия. Во время своего строгого, четвертьвекового вдовства я отказался от всякого материального наслаждения. Теперь испытание кончено; я, сатанинский отшельник, вступаю снова в свои человеческиеправа, и Надя будет принадлежать мне. А для нее подмена мужа останется тайной, и будет безразлична, потому что он – такой же аватар, как и я. А Бельский!.. Ф-ю-ю! Во-первых, он тоже ничего не узнает, так как всецело в моей власти и еще надолго; а во-вторых, он обязал быть мне благодарен. Не родитель ли я его, по сатане? Не я ли вызвал его к жизни? Не дал ли я ему частицу своей жизненности, чтобы привлечь его во плоть. Несомненно, я заслужил его глубокую признательность. Надо только позаботиться, чтобы всю странность своей супружеской жизни он объяснял как следствие еще не вполне осиленного аватара. Однако следует немедля договориться с учителем.