Мракан-сити (СИ)

— То есть, ему помогли?

— Именно! И помог не кто-нибудь, а мой партнер по бизнесу. Та еще сука! Знаете, как это вышло? Вы хоть что-нибудь знаете об этом, кроме того, что Билл стрелял?

Фернок предупредил:

— Поспокойнее изъясняйтесь, потерпимее, сбавьте агрессию. Уши болят…

— Хорошо — посетитель налил себе и тут же выпил, после налил хозяину кабинета и пододвинул бокал к дальнему краю письменного стола, — Так вот. В ночь гибели Роксаны Билли сошел с ума и не знал, что делать, а мои друзья, так называемые, партнеры, они, вместо того, чтоб огородить его, согласились помочь в убийствах. При всем моем бессмертном уважении к сыну Билл не являлся очень сильным и мужественным, каким я мечтал его видеть. Он был больше творческой личностью, нежели бойцом… — сделал глоток и испытал мгновенное облегчение, — Он дал денег им, украл мой боевой пистолет. И теперь эти уроды, иначе не назвать, отгуливаются на свободе. Моего сына наверняка запрут в психушке лет на тридцать только из-за того, что его вовремя не привели в чувства! Был бы я рядом с ним, я бы все сделал правильно! В общем, если и строить какие-то выводы, то становится совершенно очевидно, что…

— Постойте! — лейтенант «обрезал» монолог Бэйлондса, — Вот интересно! То есть, получается, уроды, выражаясь на вашем сленге, во время совершения преступлений были в себе, а сейчас гуляют? А ваш, с ваших слов, несчастный сыночек сидит взаперти, но на момент совершения убийств ни черта не соображал? Сколько ж шакалы взяли с него?

«Так и знал, что спросит. Черт возьми».

Пухлый Родерик покраснел, когда вспомнил сумму.

— Пять миллионов…

Фернок назвал свою цену:

— Два с половиной… — но это не все, — Не считая того, что дали мне.

— А не много ли? — Бэйлондс посмотрел на него с диким изумлением.

«Очень наглый коп».

— Учитывая, что я буду стараться для преступника… — лейтенант трижды моргнул, — Мало!

Светлым днем, в четырнадцать ноль пять Фредди выступил перед народом Мракана, как и обещал его духу-защитнику — Спауну. Этот поступок — обязанность. В тишине работать куда легче…

Послушать многообещающую речь прокурора об обретении гармонии собрались все «сливки» города — чиновники, депутаты, юристы крупных компаний, как на федеральном, так и на мировом уровне, некоторые творческие личности. Явились миллионер Остин Грин (который, если верить газетам, немного прихворал) и на недельку прилетевшая в Мракан английская актриса театра и кино Эмили Уотсон, сразившая всех наповал своим черным платьем.

Фредди, весь деловой, вышел к людям — к народу, который клялся оберегать. Первые несколько минут прокурор не убирал с лица широкую гримасу, а когда пришло время традиционного толкания речи, выпрямился и… улыбка незаметно исчезла.

«Сегодня мой день».

Через минуту микрофон коснулся его губ.

— Приезжие считают, что наш город — непреложная среда обитания демонов, умалишенных психиатров, фанатиков и психов! Преступность постепенно сгорает, но оставляет пепел, пишут американские СМИ! — Кригера фотографировали, снимали на камеру, ему улыбались. Это касалось всех, и мужчин, и женщин, и детей, и бедных, и богатых. Всякий, кто носил с собой фотоаппарат, или тот же сотовый телефон, фотографировал, не подбирая ракурса, — У господина мэра же совсем другое мнение, которое, так как, к сожалению, сегодня его нет с нами и, соответственно, прокомментировать мою болтовню, он не сможет! Но, несмотря на все трудности, несмотря на частичную правдивость прогнозов СМИ и приезжих, я хочу, чтобы вы помнили — Фредди глубоко вздохнул и протяжно выдохнул, — Темнее всего ночью, незадолго до утра. А утром рассвет…

— И я обещаю вам, что пред утренним рассветом Джеймс Баллук — преступник, паразитирующий на обществе, сядет за решетку! Поверьте, этот день скоро наступит…

Кригер услышал массу хвалебных выкриков и громких оваций. Поступило немало просьб об автографе, навязчивых и даже просьб с угрозами.

Помочь прокурору добраться до машины помогла растолкавшая толпу полиция…

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Гонимая, отверженная душа Билли скиталась от одного края камеры к другому. Пациент не мог обрести покой, постоянно дергался, бубнил. Врачи, так редко заходящие к нему, покачивали головой, когда в надежде поговорить с ним получали очередную цитату драматурга.

У Бартоломью ночная смена, он проверял вновь поступивших и через час осмотра зашел к новенькому.

— Что ты мне скажешь, Билли? — врач посмотрел на него взглядом, на редкость добродушным для персонала клиники и сразу отвернулся, так как не мог скрыть явного отвращения к бледнолицему существу, которое когда-то было жизнерадостным, полным планов на будущее, идей и амбиций человеком.

Грим так никто и не смыл. Он все еще тёк по щекам…

Билл повернулся к лечащему доктору и выпалил очередную фразу…

— Безнравственностью не достигнешь большего, чем правдой. Добродетель отважна, и добро никогда не испытывает страха. Я никогда не пожалею о том, что совершил доброе дело.

— Шекспир… — тихо молвил главврач, «переварив» цитату. Эрне, хоть и считал, что все безнадежно, что все попытки вернуть того самого жизнерадостного, полного идей и амбиций Уильяма Бэйлондса по умолчанию тщетны и напрасны, пытаться помочь пациенту входило в состав клятвы грека, — Стандартизация мыслей — вещь ужасная, но еще страшнее, когда мысли путаются от тяжеловесности. Старайся думать о чем-нибудь, что можешь понять. Не подпускай к себе так близко то, чего не понимаешь. Это уносит от реальности…

Билли, присевший на корточки, выдал еще одну цитатку. Тихим, умиротворенным, но болезненным голосом.

— Как тот актер, который, оробев, теряет нить давно знакомой роли, Как тот безумец, что, впадая в гнев, в избытке сил теряет силу воли…

«Это бесполезно. Парень практически овощ» — подумал Бартоломью и оставил Билли в одиночестве, но не забыл попрощаться, так как непрерывно заставлял себя с должной вежливостью относиться к больным…

У Билли имелись врожденные недостатки. Нередко он вел себя, как типичный мажорчик — в душе маленький ребенок, личностно незрелый, типичный эгоцентрист, считающий, что весь мир крутится вокруг него и его отца.

Но со временем «Ромео» изменился в лучшую сторону, найдя свою любовь. И только после ее смерти поменялся еще сильнее. От прежнего Бэйлондса-младшего, задорного, в меру дерзкого, не осталось ничего. Ровным счетом…

Случай Билла показывает, насколько сильно порой нас меняет трагедия…

Эсмонд Фернок и Родерик Бэйлондс поприветствовали деловых приятелей Родерика — участников преступлений Уильяма. Лейтенант придумал хитрый способ, как можно наказать лживых мерзавцев, и Бэйлондсу-старшему он очень понравился.

Это происходило в полицейском участке. Коп собрал виновных за раздвинутым столом, начав с льстивых высказываний, а потом предложил им кое-что, от чего, по его словам, им не удастся отказаться.

Бездушные рожи сидящих, отстраненные, но мерзкие, подтолкнули лейтенанта на серьезное нарушение, о котором, он надеялся, не узнает никто, кроме присутствующих.

— Хочу заранее предупредить, что стукачи не нужны, а потому языкастых попрошу уйти, ибо то, что будет здесь обсуждаться, сугубо конфиденциально. Понятно?

Один из дружков Бэйлондса поправил галстук, приподнял брови и сказал:

— Понятно!

— Вот и хорошо…

Родерик почти не участвовал, он стоял, как и Фернок, а не сидел, и ничего, ничего не говорил!

В кабинет вдруг забежал Уолтер и передал Эсмонду пакетик с вещдоком, тайно изъятым из хранилища. Потом сразу же закрыл дверь, с той стороны.

Лейтенант аккуратно, стараясь не касаться пальцами, вытащил оружие и положил на стол.