Час ведьмовства

– Завтрак был просто чудесным, – сказал Майкл.

– Оставайся, – предложила Рауан, – и я приготовлю тебе обед, а утром – снова завтрак.

Майкл не ответил – он внимательно смотрел на Роуан, стараясь отвлечься от присущей ей притягательности, будившей внутри его непреодолимое желание, и обращать внимание исключительно на ее внешние данные: природная блондинка, гладкая кожа, практически лишенная пушка на лице и волосков на руках; красивой формы, выразительные пепельные брови и почти черные ресницы, делающие ее глаза еще более серыми. Такие лица бывают только у монахинь: ни следа косметики; девственные пухлые губы, словно еще не знавшие помады… Жаль, что он не может навсегда остаться здесь, с нею…

– Знаю, ты все равно уедешь, – сказала Роуан.

– Я должен, – кивнул Майкл.

Роуан задумалась.

– А как насчет того, что ты видел там? Хочешь рассказать об этом?

Майкл смешался.

– Все мои попытки описать увиденное терпят полный крах. Мало того, люди отворачиваются от меня.

– Только не я.

Сейчас Роуан выглядела собранной, сосредоточенной: руки сложены, волосы аккуратно причесаны – и вновь походила на ту решительную и волевую женщину, которую он встретил у порога своего дома. Перед нею дымился кофе.

Майкл был уверен, что она говорит совершенно искренне, и все же… И все же слишком часто в последнее время он сталкивался с недоверием и равнодушием. Откинувшись на спинку стула, он бросил взгляд в сторону залива. Там собрались едва ли не все парусники мира. Над гаванью Сосалито летали чайки, казавшиеся отсюда крохотными бумажными самолетиками.

– Я знаю, что все происходило в течение большого отрезка времени, – заговорил наконец Майкл. – Хотя в действительности отсчета времени там не существует. – Он посмотрел на Роуан. – Думаю, ты знаешь, о чем я говорю. Это напоминает легенды о том, как людей заманивали к себе эльфы. Поддавшись на их уговоры, люди проводили в компании эльфов всего лишь один день, но когда возвращались в родные деревни, то обнаруживали, что отсутствовали целых пятьдесят лет.

Роуан тихо рассмеялась.

– Это ирландская легенда?

– Да, я слышал ее от одной старой ирландской монахини. Она частенько рассказывала нам диковинные истории… Например, о ведьмах, обитающих в новоорлеанском Садовом квартале, которые схватят нас, если мы будем болтаться по тамошним улицам…

А какими тенистыми были те улицы, какой удивительной и в то же время мрачной красотой они обладали – словно строки из «Оды к соловью»: «Дражайший мой, внимаю я тебе…»

– Прости, – опомнился Майкл. – Мысли разбегаются.

Роуан терпеливо ждала.

– Там было множество людей, – продолжал Майкл. – Но больше других мне запомнилась одна темноволосая женщина. Сейчас я не могу восстановить в памяти ее лицо, но знаю, что оно было мне до такой степени знакомо, как будто я знал эту женщину всю жизнь. Там, в видении, мне было известно ее имя и все-все о ней. Теперь я твердо уверен, что тогда же узнал и о тебе. И услышал твое имя. Однако было ли это в середине видения, или уже в конце, перед тем как ты меня спасла, сказать не могу. Возможно, я каким-то образом почувствовал приближение яхты и твое присутствие на ее борту…

«Да, это поистине неразрешимая загадка», – подумал он.

– Продолжай, – попросила Роуан.

– Думаю, я мог бы вернуться к жизни, даже если бы отказался от их поручения. Но я, если можно так выразиться, хотел выполнить эту миссию. И мне казалось… у меня сложилось впечатление… как будто то, что они хотели от меня, то, что они мне открыли… все это было самым непосредственным образом связано со всей моей прошлой жизнью, с тем, кем я был. Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Значит, у них была причина выбрать именно тебя.

– Да, совершенно верно. И эта причина состоит в моей истинной сущности. Роуан, пожалуйста, не допусти ошибку. Знаю, мой рассказ звучит как бред сумасшедшего. Я уже столько раз его повторял и понимаю, что многим он кажется сродни утверждениям шизофреника, будто некие голоса велят ему спасти мир. Я понимаю… Мои друзья давным-давно сложили про меня поговорку.

– Какую?

Он поправил очки и одарил Роуан обаятельной улыбкой.

– Майкл не такой глупец, каким выглядит.

Роуан искренне засмеялась.

– Но ты совсем не выглядишь глупым. Просто ты кажешься до такой степени хорошим, что трудно поверить в реальность существования подобного совершенства. – Она стряхнула пепел с сигареты. – Впрочем, мне незачем говорить о том, что тебе самому прекрасно известно. Лучше постарайся вспомнить еще какие-нибудь подробности.

Взбудораженный последним комплиментом, Майкл пребывал в некотором смущении: а не пора ли им снова отправиться в постель? Нет, не пора. Еще немного – и пора будет отправляться в аэропорт.

– Было еще что-то… насчет какого-то входа, – сказал он. – Или портала… Могу поклясться, они говорили об этом. Но сейчас я ничего не могу вспомнить. Эти видения… они постепенно тают. Но я точно знаю: это было связано с каким-то числом. И еще – с каким-то драгоценным камнем. С очень редким и красивым камнем. Сейчас я даже не могу назвать эти обрывки памяти воспоминанием. Скорее можно говорить о вере, о некой убежденности. Но я уверен, что все было каким-то образом взаимосвязано. Потом сюда примешалась необходимость вернуться в Новый Орлеан – ощущение, что мне нужно сделать нечто чрезвычайно важное и что Новый Орлеан, точнее, улица, по которой я любил ходить мальчишкой, имеет ко всему этому непосредственное отношение.

– Улица?

– Да, Первая улица. Очень красивая. Она тянется примерно на пять кварталов, от Мэгазин-стрит – это рядом с тем местом, где я родился, – до Сент-Чарльз-авеню. Эта улица находится в очень старом районе города, который называют Садовым кварталом.

– Там, где живут ведьмы, – подсказала Роуан.

– Да, правильно, ведьмы из Садового квартала, – с улыбкой подтвердил Майкл. – По крайней мере, так утверждала сестра Бриджет-Мэри.

– И что же, тот квартал действительно такой мрачный, что подходит лишь для обитания ведьм? – спросила Роуан.

– Совсем нет. Он скорее похож на островок густого леса в самом центре города… Огромные, неправдоподобно могучие деревья… Здесь не увидишь ничего похожего, а может, и во всей Америке не встретишь. Дома в Садовом квартале… Нет, лучше называть их городскими особняками – они очень большие, стоят чуть в глубине, но близко к тротуарам и не смыкаются друг с другом: вокруг каждого имеется сад. Знаешь, там был один дом… Высокий, с узким фасадом. Я каждый раз старался пройти мимо него и часто останавливался перед великолепной чугунной оградой с узором в виде розеток. После падения в воду я все время вспоминаю этот дом, он так и стоит у меня перед глазами. И меня не оставляет мысль о необходимости вернуться в Новый Орлеан, о том, что это чрезвычайно важно. Даже сейчас мне совестно, что я сижу здесь, рядом с тобой, а не на борту самолета.

По лицу Роуан пробежала тень.

– Мне хочется, чтобы ты побыл здесь еще немного. – Красивый, низкий, сочный голос. – И дело не только в моем личном желании. Ты сейчас не в лучшей форме и нуждаешься в отдыхе – в настоящем, без выпивки.

– Ты права, Роуан, но я не могу себе это позволить. Думаю, нет необходимости объяснить тебе, в каком напряжении я постоянно нахожусь. И не избавлюсь от него, пока не окажусь дома.

– Хорошо, Майкл, но позволь кое-что уточнить. Ты все время говоришь о возвращении домой. Но что для тебя означает это слово – «домой»? У тебя же там никого не осталось.

– И все-таки мой дом именно там. – Он засмеялся. – Я прожил в изгнании слишком долго. И осознал это еще до несчастного случая. Странно, но буквально накануне утром я проснулся и вдруг вспомнил о родном доме, о том, как мы всей семьей ехали в машине по берегу залива; я почти физически ощутил удивительное тепло того вечера и воочию увидел великолепный закат солнца…

– Ты сможешь обойтись без спиртного, когда уедешь отсюда?

Майкл с притворным вздохом одарил Роуан одной из своих неотразимых улыбок – в прошлом такая улыбка срабатывала безошибочно – и подмигнул: