Мясник (СИ)

— Ни хрена себе некриминальная история! — сказала она вслух и, вскочив, принялась шагать туда-сюда, разминая затекшие и замерзшие ноги. Снег тонко поскрипывал и Наташа следила за ее движениями, дожидаясь ответа на все, что было сказано. — Совсем, прямо скажем, малокриминальная история!

— Извини, что я тeбя обманула. Но теперь-то ты точно знаешь, что к чему. И если ты откажешься, я пойму, только… тогда будет лучше, если ты ничего не будешь из этого вспоминать. По-моему, ты из-за меня опоздала на свой поезд.

— Поезд? — спросила Витa рассеянно. — Да, поезд… Поездов много. Послушай, чадо Наталья, я все поняла. Не говорю, что во все поверила, но все поняла — кроме одного. Чего ты от меня-то хочешь?

— Понимаешь, остались eще люди… которых я рисовала, и мне точно нужно знать, что с ними происходит. Того, что они живы, недостаточно. Я хочу знать, не… не становятся ли они такими же, как Тарасенко… или Борька? А может быть и Светка. Я хочу знать, что с ними творится, но сама я там появиться не могу — возможно, меня ждут на всех адресах, как в Киеве. А тебя никто не знает. А кроме этого, конечно, я хочу найти Славу, картины и того, кто все это сделал… и я хочу узнать, как он это сделал — ведь Слава мне рассказал… и тогда я не виновата в смерти Измайловых и Ковальчуков, а, может, и других…

Вита тихо рассмеялась и продолжила похрустывать снегом вокруг скамейки, кутаясь в свое пальто и слегка подпрыгивая.

— Ну, ты обо мне слишком высокого мнения. Я же не сыскное бюро! Ну да, я собирала Наде кое-какую информацию, но это совсем другое. Кроме того, все ж твои клиенты так разбросаны, а это…

— Я заплачу! — вырвалось у Наташи. Вита остановилась и слегка склонила голову набок. Наташа не видела ее лица, но улыбку чувствовала отчетливо.

— И сколько же?

— Восемь тысяч. Долларов.

Вита снова засмеялась и опять принялась бродить вокруг скамейки, вонзая в сухой снег длинные каблуки. Но в душе она не смеялась совершенно. Вот тут Чистова, похоже, не врет — заплатит. Конечно, восемь тысяч — не бог весть какие деньги, но если прибавить их к уже накопленным… Разговор с Евгением не шел у нее из головы. Набрать денег и уйти из «Пандоры» — если не навсегда, то хотя бы на год. Хотя бы на год…

Разве тебе не хочется пожить нормальной, не придуманной жизнью, не мотаться туда-сюда, не врать, не втираться в доверие — просто пожить, а?

И лисы могут устать.

— Для тебя это мало? — с отчаянием спросила Наташа, истолковав ее смех по-своему. Вита покачала головой.

— Отчего же? Вполне неплохо. Только вот вопрос — оплата зависит от результата?

— В смысле, если ты ничего не узнаешь о Славе и…

— Ну да. Видишь ли, с твоими клиентами это одно, дело, можно сказать, реально выполнимое. А вот другое… Я даже не знаю, откуда начинать. Хотя… — Вита остановилась, прижала указательный палец к носу и задумалась. Одно из прозвищ… необычное прозвище…человек, о котором говорила Наташа… почему он кажется ей знакомым?

И вот что, дитя, в следующий раз если столкнешься с этим мужиком, если даже он тебя под поезд сбросит — то, что от тебя останется, должно тихо вылезти и идти себе домой, не говоря ни слова, поняла?

…он — псих и убийца…

Ну, конечно! Хмырь на волжанском вокзале. Что, если…

— Ты говорила о Схимнике, помнишь? Он такой здоровый, широколицый, волосы зализаны, какой-то перстень у него на правой руке, да?

На лице Наташи вспыхнул откровенный страх, и Вита в душе зааплодировала сама себе. Если это действительно один и тот же человек, то тогда начинать-то следует как раз с родного города. Вот это удача!

— Господи, ты его знаешь?!

— Да нет… просто, по-моему, видела как-то давно.

— Когда?! Где?! — Наташа вскочила.

— Не спеши, — недовольно сказала Вита, — это просто предположение. Может, похож просто. Во всяком случае, тут я уже буду сама разбираться. Тебе же важен результат, а не процесс. Значит, говоришь, ты пять лет в алкогольном павильоне работала?

Наташа удивленно кивнула.

— Очень хорошо, — Вита огляделась. — Я схожу за сигаретами, вон видишь, ларек светится? А ты посиди здесь. А потом придется нам с тобой поискать место потеплей — чай не лето, чтобы здесь рассвет встречать.

Не дожидаясь ответа, Вита взяла свою сумку и быстро пошла к ларьку, светившемуся у дороги маленьким маяком. Один раз она обернулась. Наташа сидела на скамейке, согнувшись и закрыв лицо руками, — одинокий холмик, тонущий в полумраке. И никто не придет… потому что некому. Если то, что она рассказала, правда, если хотя бы четверть из этого правда, то как у нее еще хватило сил добраться до Виты, еще пытаться что-то сделать — как она до сих пор не сошла с ума, не забилась в какую-нибудь щель?! «Почему я собираюсь согласиться? — хмуро думала Вита, остановившись у ларька и доставая кошелек. — Из-за денег? Из-за Нади? Или из-за того, что оставшийся на бульваре человек был беспредельно несчастен и одинок? Седые пряди, глаза, полные привидений, дикая усталость, страх… Как она узнала, какая я? Выстрел наудачу? Еще есть возможность уйти, бросить ее там, среди пустоты и снега, уехать домой… А то потом может оказаться слишком поздно».

Наши принципы — никаких симпатий! Разве тебе было жаль кого-нибудь из тех, кто потом разорился частично по твоей милости?

Да, однажды такое было. Об этом знал только Евгений, он и помог ей свернуть дело так, что даже Эн-Вэ счел это просто рабочим провалом по вине обстоятельств. Это было только один раз. Но это было давно. И с тех пор никогда…

Она купила сигареты, потом отошла немного в сторону и достала телефон. Надя писала ей о Наташе и не раз, но кто поручится, что это действительно Наташа? Фотографий нет, паспорт… у нее у самой их несколько, как и у любого в «Пандоре». Ступив когда-то на скользкую лисью тропу, Вита с тех пор ежеминутно ждала от жизни подвоха

…ибо все тайное всегда становится явным… и всегда старалась все проверять. А что делать сейчас? Времени мало — ее «отпуск» никогда не растягивался больше, чем на две недели. Возиться, проверять… на все нужно время…

Наташа работала в алкогольном павильоне. Пять лет. Надя писала, что подруга — безупречный работник. У такого безупречного работника все движения и память на цифры отработаны до автоматизма, и даже спустя какое-то время… Вита порылась в записной книжке и набрала номер. После серии длинных гудков в трубке ожил сонный голос, и она сказала:

— Хэллоу, Грегори!

— Какого хрена?! — пробурчал «Грегори». — Кто это?

— Старая любовь не ржавеет.

— А-а, — в голосе появились нотки узнавания и он стал немного бодрее. — Ну, здорово. Напомни, когда у тебя день рождения — я тебе часы подарю. Своих у тебя видно нет! Чего стряслось?

— Извини, что поздно. Гриша, в честь нашей старой любви, не мог бы ты включить свой компьютер?

— Вы там что, в Питере, — совсем упились?! — изумился голос.

— Какой там! Дела, милый, дела. Помоги. Дай мне несколько цен реализации на твой самый ходовой товар за июнь двухтысячного в одном городе. Срочно надо.

Сбежав в свое время из родного Волжанска, Вита несколько лет прожила у дальних родственников в Крыму, где закончила университет. Там же она познакомилась с Надей, а вместе с Григорием училась на одном факультете и одно время встречалась с ним. Закончив университет, Григорий ушел в коммерцию, и сейчас по Крыму было разбросано несколько торговых точек, совладельцем которых он являлся. Вообще, мало кому с их курса довелось работать по специальности.

Поупиравшись немного, он все же выполнил ее просьбу, зевая в трубку и сонно поругиваясь. Записав цифры, Вита попросила, чтобы Григорий завтра же отсканировал и прислал ей на питерский адрес кое-какие из декабрьских крымских газет.

— О, Господи, ну хорошо, пришлю, я тебе все пришлю, хоть всю библиотеку имени Франко, только дай поспать, а?! И обратись к психиатру — говорят, некоторым помогает.

— Ты чудо, Грегори!

Он зарычал и положил трубку. Вита спрятала телефон и, улыбаясь, вернулась на бульвар.