Песня для Корби (СИ)

Андрей перевел дыхание.

- И самое главное, - закончил он. - Мама, если я умер, я хочу, чтобы ты жила. Я тебя люблю.

Его голос дрогнул. Он снова навел камеру на солнце, и все снова утонуло в белом свете. Несколько мгновений тишину нарушал только плач Маргариты. Потом из света появилось солнце, и оно опять было другим - алым, заходящим. Оно висело над самым горизонтом, а под ним был бескрайний город.

- Это вид из Москва-Сити, - тихо заметил Алекс.

- Да, - шепотом согласился Корби.

- Папа, - позвал Андрей, - я надеюсь, что ты здесь. Прошу у тебя прощения. Я пытался заставить тебя меня убить. Это было жестоко. Не представляю, какой была бы твоя жизнь, если бы тебе это удалось.

- Что? - спросила Маргарита.

Корби взглянул на отца Андрея. Тот стоял за креслом бывшей жены. Его бледное лицо застыло.

- Папа, - продолжал Андрей, - ты должен знать, что ты ни в чем не виноват и никому ничего не должен. Пожалуйста, не мучай себя и других.

Токомин издал странный горловой звук. Андрей повел камеру вверх, и все вдруг заполнилось белым туманом. Из-за пелены вставали дымящиеся трубы каких-то заводов, а ближе, под стенами здания, с которого велась съемка, раскинулся город из двух-, реже трехэтажных домиков стандартной застройки. По улице проехал одинокий желтый автобус. Маргарита подалась вперед. Она явно знала это место.

Камера резко повернулась и показала ноги в детских зеленых кроссовках.

- А что это за кнопка? - спросил звонкий мальчишеский голос.

- Я сама не знаю, - ответил веселый голос Маргариты.

В кадре появилось лицо белокурого мальчика лет десяти. Потом он, видимо, побежал, и все вокруг замелькало. Он остановился на углу крыши плоского здания и снова посмотрел в камеру. Он улыбался, но его глаза оставались совершенно серьезными.

- Этого никто не увидит, - тихо сказал он. - Никто, кроме тебя.

Камера снова задрожала, лицо мальчика исчезло, но скоро вернулось в кадр.

- Я кое-что придумал, - прошептал он. - У меня должен появиться братик или сестренка. Поэтому это для тебя, братик или сестренка. Я, наверное, уже умру, когда ты это увидишь, но я хочу, чтобы ты знал или знала, что я тебя люблю.

- Спасибо, - серьезно сказала Алеся. - Я тебя тоже.

- Ты вырастешь большой или большая, - продолжал маленький Андрей, - и сделаешь все, что у меня не получилось. Желаю тебе удачи. Пусть тебе повезет больше, чем мне.

Камера вздрогнула, раздался щелчок, и наступила темнота. Хотя вся запись длилась не больше пяти минут, все присутствующие зашевелились, как будто устали сидеть и стоять. Но вдруг голос Андрея раздался снова.

- Корби, если ты тоже здесь и слышишь эти слова, значит, произошло маленькое чудо, - сказал он. В темноте экрана что-то зашевелилось, вздрогнуло, щелкнуло - и вдруг появился маленький огонек. Пламя трепетало над зажигалкой, зажатой в руке подростка. Андрей, снова взрослый, стоял в кромешной темноте и еле-еле освещал свое лицо огоньком.

- Я не знаю, что я успел тебе рассказать, - прошептал он. - Мне всегда было трудно с тобой говорить. Наверное, я очень тебе неприятен. Наверное, это из-за того, что я ношу в себе. Прости, что лезу, что пытаюсь снова и снова.

Его голос пресекся, зажигалка погасла, и Корби вдруг показалось, что Андрей в темноте утирает слезы.

- Просто у меня совсем не осталось времени, - лихорадочным шепотом произнес тот. - Он вот-вот вырвется. Он сделал больно всем, кто любил меня, всем, кого любил я. Он высасывает их всех по капле. Моя мать стала почти призраком. Мой отец сходит с ума.

Андрей замолчал. Огонек зажигалки снова вспыхнул в темноте.

- Корби, - сказал Андрей, - прости, что смотрел на тебя из окон своего интерната, похожего на тюрьму. Прости, что начал тебя рисовать. Я не знал, что это будет что-то значить для тебя, не знал, что через год после того, как я сделаю твой первый портрет, из-за меня погибнут твои родители.

Он снова замолчал. Огонек погас. Было слышно, как Андрей дует на раскалившийся металл сопла зажигалки.

- А потом я пошел в обычную школу, первый раз в жизни в обычную школу, - Андрей рассмеялся, - и каково же мне было увидеть, что ты учишься в моем классе. Прости, что был нерешительным. Я все время боялся сказать прямо.

Голос Андрея сорвался.

- Ладно, - сказал он, - все это ерунда. Глупо, что я это записываю. Если ты это слушаешь, то, наверное, ты это все уже знаешь. - Он снова чиркнул зажигалкой. - Я просто хотел сказать, что то, что у меня в руках - это все, что тебе нужно для победы.

Андрей поднял вторую руку и поднес в круг света вокруг зажигалки свою ладонь. На ней лежала карточка "West Wind". Кадр остановился, потом на экране снова появилось меню видеопроигрывателя.

Все молчали. Даже Маргарита, наконец, справилась с собой и затихла. Корби опустошенным взглядом смотрел на синий экран. Его глаза оставались сухими, а лицо - спокойным, но сейчас он предпочел бы биться в истерике, как она или как он сам день назад.

"О какой победе он сказал? - с отчаянием подумал он. - Ведь все это одно сплошное поражение. Он упал с третьего этажа. Даже если он был жив, когда упал, потом он в любом случае умер. Мы никогда не будем друзьями. Я уже никогда не исправлю того, что оттолкнул его. Он уже никогда не скажет мне за это спасибо".

Корби почувствовал на своем плече руку Ника и вздрогнул. Друзья встретились взглядом.

- Ты снова возненавидишь меня? - еле слышно спросил Корби.

- Нет, - сказал Ник.

- Чем эта карточка может помочь? - поинтересовался Ара.

- Она все еще у тебя? - спросил Ник.

- Да, - подтвердил черный брат.

Он полез в карман, но карточку достать не успел. В прихожей раздался шорох. Все разом обернулись и посмотрели на вход в комнату.

Там стоял Белкин.

***

Он выглядел не так, как раньше. Не осталось ни кошачьей походки, ни военной выправки, ни темных очков. Его пиджак был расстегнут, и он странно придерживал его левую сторону. Первая мысль, которая пришла Корби в голову, была почти нелепой: он подумал, что Белкин несет за пазухой котенка. Уже потом до него дошло, что, скорее всего, это какое-то большое оружие, вроде автомата, и сейчас им всем предстоит умереть.

- Дверь была открыта, - странным тихим голосом сказал Белкин. - Могу я узнать, что здесь за собрание?

Первым на его появление отреагировал отец Андрея. Он безрассудно бросился вперед. На мгновение Корби узнал в лице Токомина то же выражение, с которым тот пытал его на крыше небоскреба. Шрам побагровел, на губах выступила пена. Мужчина налетел на Белкина и ударил его в лицо. Белкин упал навзничь. Это произошло очень легко, будто он еле держался на ногах. Он не пытался встать. При ударе об пол с его губ сорвался короткий стон.

- Что за собрание? - прорычал отец Андрея. - Я тебе все расскажу, гнида, убившая моего сына.

Он оседлал свою жертву и вдруг замер. Белкин больше не удерживал край своего пиджака - тот раскрылся, и стало видно, что он прятал за пазухой. Из левой стороны его груди торчала короткая рукоятка ножа. Вокруг нее по белой рубашке расползалось пятно крови.

Белкин жутко, бледно улыбнулся.

- Никто из них не знал, что у меня сердце с правой стороны, - сказал он и закашлялся. От уголка его рта по щеке потянулась ниточка кровавой слюны.

- Что за шутки? - спросил Токомин.

- Я пришел... сдаваться, - прохрипел Белкин и обессилено раскинулся на полу.

- Значит, ты один из них? - уточнил отец Андрея.

- Сами узнали?

Токомин вместо ответа схватил его за шею и начал душить.

- За моего сына, - рычал он. - Плевать, кто тебя на нож насадил, теперь добью.

- Нет! - крикнул Корби.

Он бросился к борющимся мужчинам, но его опередил Однокрылый Ангел. Он подскочил к отцу Андрея и тонкой, но жилистой рукой обхватил его сзади за шею. Токомин начал хватать ртом воздух. Корби вцепился в одну его руку, Ник - в другую. Втроем подростки оттащили его от Белкина. Двое мужчин, оба полузадушенные и один истекающий кровью, остались лежать на полу.