Присутствие

– Привет! Ты, наверно, Майкл, а меня зовут Роб Силвер.

Майкл помедлил" переводя взгляд с Роба на мать и обратно. Нахмурился, словно силясь разгадать загадку, и, наконец, с неохотой, как заподозрила Катарина, пожал предложенную ему руку.

– Рад с вами познакомиться, – сказал он.

Они направились получать багаж, и Катарина на ходу обдумывала, рад он на самом деле или не рад.

Скорее всего, нет.

– Неужто тебе здесь еще и платят? – спросила Катарина, в то время как пыльный джип Роба Силвера выехал на четырехрядное шоссе, нацеленное, казалось, прямо в горы, занимающие юго-восточную часть Мауи. Окна машины были открыты настежь, и хотя дули пассаты, в их дыхании не было ничего от злобных зимних вихрей, овевающих ущелья Манхэттена, покинутого ими лишь день тому назад.

– Могу я понимать это так, что ты согласна работать даром? – с улыбкой покосился на нее Роб.

– Не можешь. Ты же видишь, я – кормящая мать. Беззаботно-голодная студентка, которую ты когда-то знал, ушла в невозвратное прошлое.

– Не знаю... не знаю, – протянул Роб. – На мой взгляд, ты ни чуточки не изменилась. – Но тут он поймал в зеркало заднего обзора взгляд Майкла, осуждающий и подозрительный одновременно, и сразу сменил тон. – На самом деле, я понятия не имею, что будет, когда кончатся деньги. У меня есть несколько сочувствующих в университете, но подозреваю, придется убить по меньшей мере с десяток соперников, чтобы значиться первым в списке на финансирование.

– Насколько еще хватит твоего гранта? – спросила Катарина.

Майкл на заднем сиденье смотрел на раскинувшиеся по обе стороны шоссе тростниковые поля, вполуха прислушиваясь к беседе взрослых. Неужто, кроме денег, им не о чем говорить? Порой можно подумать, что деньги – это единственное, что в самом деле волнует мать и ее друзей.

За исключением Роба Силвера. Едва только Майкл увидел, как этот тип смотрит на его мать, он сразу понял, что тому нужно. И еще он стопроцентно уверен, что Силвер с матерью в колледже были не просто друзьями. И еще он понял, что уж со стороны Силвера ничего в этом отношении не изменилось.

Странно, что мать ни словцом не обмолвилась об этом, уламывая его поехать на Мауи, мол, какая это потрясающая удача и все такое. Теперь, когда форд мчится мимо тростниковых полей, он, кажется, начинает понимать, что она имела в виду. Еще бы это для нее невезуха – она получает интересную работу, кучу денег и к тому же кадра, который ей тоже небезразличен, судя по тому, как она смотрела на него в аэропорту.

И при всем при этом он, Майкл, оказывается в дыре, где, кроме мамы, не знает ни единой живой души, а до конца учебного года осталось всего шесть недель. Не удалось уговорить мать позволить ему совсем не ходить в школу – уж как он старался! – а этих шести недель на то, чтобы завести друзей, ему, конечно, не хватит, что бы там мама ни говорила. Он и сейчас слышит ее слова:

– Конечно, у тебя будут друзья. Здесь не Нью-Йорк. Здесь это совсем просто.

Просто? Ничего подобного. Мама даже не представляет себе, какое это испытание – войти в класс, полный незнакомых ребят. Вдруг он им не понравится? Вдруг им придет в голову дразнить его – так, как дразнили, когда он все время болел? Ну, сейчас он, положим, уже здоров, так что, может, все будет по-другому. Может, ему не будет так уж одиноко. Во всяком случае, он на это надеется.

Его раздумья оборвало зрелище огромного столба дыма, поднявшегося справа от шоссе.

– Что это? – спросил он.

– Сахарный тростник. Местные жители поджигают поля, чтобы очистить их от соломы. Экономят трудозатраты. Потом ты привыкнешь, едва завидев дым, наглухо закупоривать окна.

– Да зачем? Мы же в целой полумиле оттуда!

И тут в открытое окно влетел пласт черной сажи, приземлился прямо на рубашку Майкла и жирно размазался при попытке его стряхнуть. Услышав, что Роб смеется, Майкл насупился. – Здесь это называется «снег по-мауийски», – сказал Роб.

Машина теперь взбиралась по склону Халеакала, и тростниковые поля сменились плантациями ананасов, на смену которым, в свой черед, пришли через несколько миль пастбища, ничем, впрочем, не напоминавшие те, что Майкл видел на юге штата Нью-Йорк. Здесь пастбища были изумрудно-зеленые, испещренные джакарандовыми деревьями в бледно-сиреневом цвету.

Спустя некоторое время Роб свернул налево.

– Вот здесь твоя школа, – сказал он, кивком показав на группу строений. Майкл увидел учебный городок, ничуть не похожий на его нью-йоркскую школу. В отличие от кирпичной махины с огороженным, залитым асфальтом пространством, которое служило учащимся стадионом, здесь школа располагалась на зеленой поляне и состояла из нескольких одноэтажных, накрытых тенью огромных деревьев зданий. Ниже располагались бейсбольная и баскетбольная площадки, теннисные корты и футбольное поле с настоящей беговой дорожкой вокруг.

Сейчас по ней бежали человек шесть парней, и Майкл на ходу прикинул, каковы их скорость и темп и как он сам будет смотреться на их фоне.

– Один – ноль в мою пользу: разве я не говорила, что и здесь есть легкоатлетическая команда? – повернулась с переднего сиденье мать.

Майкл употребил все свои силы на то, чтоб сдержать довольную ухмылку, но это ему не удалось.

– Пожалуй, – признал он. – И к тому же нельзя сказать, что нью-йоркская школа выглядит посимпатичней, да, мам?

– Аллилуйя! – воскликнула Катарина. – Кажется, появилась надежда, что, в конце концов, жизнь есть не только в Нью-Йорке!

Меньше чем через милю они оказались в крошечном городке.

– Это Макавао, – сказал Роб. – Раньше – ковбойское поселение, сейчас – столица Мауи. Здесь больше разновидностей терапии, чем собственно жителей. Среди последних, кстати, попадаются весьма любопытные экземпляры, включая меня.

Форд снизил скорость, чтобы повернуть направо, и Катарина увидела ряд зданий с ложными фасадами, длиной в два квартала, которые выглядели точь-в-точь как декорации к какому-нибудь вестерну.

– Неужели настоящие? – удивилась она.

– Вполне, – кивнул Роб. – Подновлялись, конечно, но все равно очень похожи на то, как выглядели после постройки. Только теперь там продаются не седла и сбруя, а травяные чаи и гомеопатические лекарства.

После Макавао дорога сузилась и крутым зигзагом направилась вверх в горы. Скоро тропическая растительность, в которой утопал город, уступила место эвкалиптовым рощам. Потом появились вкрапления сосен и кедров.

– Да куда же мы едем? – не выдержала наконец Катарина.

– К вашему дому, – ответил Роб. – Я нашел для вас жилье поблизости от раскопок. Не очень шикарное, правда, но остановка школьного автобуса – всего в четверти мили. – Он взглянул в зеркало на Майкла, но тот, если и слышал, ничего не сказал, а Катарина, когда он перевел взгляд на нее, только пожала плечами. – Надеюсь, понравится.

– Похоже, это жуткая дыра, верно? – пробурчал Майкл с заднего сиденья. – Я про то, что я ведь не вожу машину, а до города отсюда ого-го, а?

– Как насчет велосипеда? – предложил Роб. Майкл поглядел на дорогу, набиравшую крутизну.

– Если под гору, то конечно, а если вверх? Это какой велик понадобится, передач на пятьдесят, верно?

Сообразив, что мальчик прав, Роб нахмурился. Подыскивая дом, он совсем упустил из виду транспорт для Майкла.

– Об этом я не подумал, – признал он. – Честно сказать, выбрал дом, который мне просто понравился. Так что, если не подойдет, подыщем еще что-нибудь. Идет?

Майкл пожал плечами, но промолчал.

Выбравшись из кедровника, они сделали еще один крутой поворот и свернули, наконец, в длинную и узкую эвкалиптовую аллею. По обеим ее сторонам вразброс стояли потрепанные непогодой деревянные домики. Аллея была длиной с четверть мили. В самом ее конце оказался забор из эвкалиптовых поленьев, вбитых между живыми стволами. В заборе был устроен узкий проезд, который вывел их на тенистую поляну. В центре поляны стоял самый прелестный домик, какой только могла вообразить себе Катарина.