Остановка в пустыне

* Голыми руками (лат.).

Я оторвался от книги и огляделся. Человека, неподвижно стоявшего на другой стороне дороги, не было видно. Поблизости ни одной живой души. Царившая вокруг тишина внушала суеверный ужас, покой, мертвый покой и запустение повергали в глубокое уныние. Я знал, что за мной наблюдают. Знал, что каждый глоток виски, каждая затяжка не остаются незамеченными. Я не приемлю насилия и никогда не ношу оружия. Но сейчас оно могло бы мне пригодиться. Какое-то время я размышлял, не завести ли мотор и не рвануть ли по дороге, пока не закипит вода в радиаторе. Но как далеко я смогу уехать? При такой жаре, да еще без приводного ремня, - не слишком далеко. Может быть, милю, самое большее две…

Нет, Бог с ним. Останусь там, где я есть, и почитаю.

Должно быть, примерно через час я заметил темную точку, которая двигалась по дороге со стороны Иерусалима. Не отрывая от нее взгляда, я отложил книгу. Двигаясь с огромной, поистине удивительной скоростью, точка становилась все больше и больше. Я вышел из “лагонды” и быстро подошел к обочине дороги, чтобы дать знак водителю остановиться.

Машина приближалась и на расстоянии примерно в четверть мили от меня начала снижать скорость. И тут я обратил внимание на форму радиатора. Это был “роллс-ройс”! Я поднял руку и не опускал ее, пока большой зеленый автомобиль с мужчиной за рулем не съехал с дороги и не остановился рядом с моей “лагондой”. Я чувствовал себя на седьмом небе. Будь это “форд” или “моррис”, я не был бы на седьмом небе. Тот факт, что это “роллс-ройс” - хотя “бентли”, “исотта” или еще одна “лагонда” тоже подошли бы, - был надежной гарантией, что я получу необходимую помощь; ведь - не знаю, известно вам это или нет, - владельцев очень дорогих автомобилей связывают крепкие, почти братские узы. Они автоматически уважают друг друга по той простой причине, что богатство уважает богатство. Пожалуй, нет в мире никого, кого бы очень богатый человек уважал больше, чем другого очень богатого человека, и именно поэтому они, естественно, ищу друг друга, где бы ни оказались. При встрече они пользуются самыми различными опознавательными знаками. Среди женщин это, как правило, массивные драгоценности, но дорогой автомобиль приемлем для представителей обоих полов. Это своего рода дорожный рекламный щит, публичная декларация богатств и как таковой служит членским билетом для входа в блестящее неофициальное общество - Союз Очень Богатых Людей. Я сам являюсь членом этого общества с большим стажем, что доставляет мне немалое удовольствие. Когда я встречаю другого его члена, как сейчас, я немедленно ощущаю наше родство. Я испытываю к нему уважение. Мы говорим на одном языке. Он один из нас. Таким образом, я имел все основания быть на седьмом небе.

Водитель “роллса” выбрался из машины и пошел мне навстречу. Это был невысокий смуглый брюнет, одетый в безукоризненный белый полотняный костюм. Очевидно, сириец, подумал я. А может, и грек. В знойный день он словно не чувствовал жары.

- Добрый день, - сказал он. - У вас неприятности?

Я поздоровался и подробно рассказал ему о том, что произошло.

- Мой дорогой друг, - сказал он на прекрасном английском, - ах, мой дорогой друг, как все это досадно. Что за невезение. В таком месте лучше не застревать.

- Да уж.

- И вы говорите, что новый приводной ремень точно заказан?

- Да, если можно положиться на слова владельца этого заведения.

Араб, который вышел из своей лачуги буквально за несколько секунд до того, как “роллс” остановился, теперь подошел к нам, и незнакомец быстро спросил его по-арабски о шагах, которые он предпринял в моих интересах. Мне показалось, что эти двое достаточно хорошо знают друг друга, и было видно, что араб испытывает священный трепет перед вновь прибывшим. Он чуть ли не стелился по земле в его присутствии.

- Что ж, похоже, все будет в порядке, - сказал наконец незнакомец, повернувшись ко мне. - Но совершенно очевидно, что до утра вам отсюда не уехать. Куда вы держите путь?

- В Иерусалим. И мне совершенно не улыбается провести ночь в этом аду.

- Не сомневаюсь, мой дорогой. Это было бы крайне неудобно.

Он улыбнулся, показав ослепительно белые зубы. Затем вынул портсигар и предложил мне сигарету. Портсигар был золотой и снаружи по диагонали инкрустирован зеленой яшмой. Красивая вещь. Я взял сигарету. Он дал мне прикурить, затем прикурил сам.

Незнакомец сделал длинную затяжку. Потом откинул голову и выпустил дым в сторону солнца.

- Мы оба получим солнечный удар, если простоим здесь еще немного, - сказал он. - Вы разрешите сделать вам одно предложение?

- Да, конечно.

- Надеюсь, вы не сочтете меня слишком назойливым для совершенно незнакомого человека…

- Ну что вы…

- Совершенно ясно, что здесь вы оставаться не можете, и поэтому я предлагаю вам вернуться назад и провести ночь в моем доме.

Вот так-то! “Роллс-ройс” улыбался “лагонде” - улыбался, как никогда бы не улыбнулся “форду” или “моррису”.

- Вы хотите сказать, в Исмаилию? - спросил я.

- Нет, нет, - рассмеялся он. - Я живу здесь, совсем рядом. - Он махнул рукой в ту сторону, откуда приехал.

- Но ведь вы ехали в Исмаилию? Мне бы не хотелось, чтобы из-за меня вы изменили свои планы.

- Я вовсе не ехал в Исмаилию. Я приехал сюда забрать почту. Мой дом - возможно, вас это удивит - совсем близко отсюда. Видите вон ту гору? Это Магара. Я живу сразу за ней.

Я поглядел на гору. Она высилась в десяти милях к северу - кусок желтой скалы тысячи две футов высотой.

- Вы действительно хотите сказать, что у вас дом посреди этой пустыни? - спросил я.

- Вы мне не верите?

- Конечно же, я вам верю, - поспешил сказать я. - Меня ничем больше не удивишь. Кроме, пожалуй… - и тут я улыбнулся ему в ответ, - кроме того, что посреди пустыни я встретил незнакомого человека, который отнесся ко мне как к брату. Я потрясен вашим предложением.

- Ерунда, мой дорогой друг. У меня абсолютно эгоистические мотивы. В этих местах не так легко встретить человека из цивилизованного общества. Я счастлив, что могу пригласить гостя к обеду. Разрешите представиться - Абдул Азиз. - Он слегка поклонился.

- Освальд Корнелиус, - сказал я. - Очень приятно.

Мы пожали друг другу руки.

- Я время от времени живу в Бейруте.

- А я живу в Париже.

- Восхитительно. Ну что, едем? Вы готовы?

- Но моя машина… - сказал я. - Ее можно здесь оставить? Это не опасно?

- Не беспокойтесь. Омар - мой друг. Он не слишком презентабелен на вид, бедняга, но, если вы со мной, он вас не подведет. А второй, Салех, отличный механик. Завтра, когда прибудет новый приводной ремень, он его приладит. Сейчас я ему все скажу.

Пока мы разговаривали, к нам подошел Салех, человек, живший через дорогу. Мистер Азиз дал ему необходимые указания. Затем поговорил с обоими относительно сохранности “лагонды”. Он был лаконичен и резок. Омар и Салех стояли, неуклюже кланяясь и почесываясь. Я пошел к “лагонде” за саквояжем. Мне не терпелось переодеться.

- Между прочим, - окликнул меня мистер Азиз, - к обеду я обычно надеваю черный галстук.

- Разумеется, - пробормотал я, - поспешно кинув обратно в машину один саквояж и беря другой.

- Я это делаю главным образом для дам. Им самим очень нравится переодеваться к обеду.

Я резко повернулся и поглядел на него, но он уже садился в машину.

- Готовы? - спросил он меня.

Я положил саквояж на заднее сиденье “роллса”. Затем сел впереди рядом с хозяином, и мы тронулись в путь.

По дороге мы разговаривали о том о сем. Он сообщил мне, что торгует коврами, имеет агентства в Бейруте и Дамаске. Его предки, сказал он, занимались этим делом сотни лет.

Я невзначай упомянул, что в Париже, на полу моей спальни, лежит дамасский ковер семнадцатого века.

- Не может быть! Неужели вы это всерьез! - воскликнул он и от волнения чуть не съехал с дороги. - Шелк и шерсть на шелковой основе? С серебряными и золотыми нитями по фону?