Служитель египетских богов

«Мой драгоценный Жан Марк! Как хорошо, что ты прислал мне свой портрет. Завтра я закажу в городе рамку и буду любоваться тобой, соблюдая, конечно, известную осторожность. Ты пишешь, что волосы у тебя совсем посветлели, а вокруг глаз появились морщинки и что лицо твое от загара стало совсем темным. Поскольку портрет эскизный, то ничего такого на нем не видать, но знаешь, Жан Марк, я ведь тоже переменилась. Надеюсь, морщин у меня не прибавилось, однако время берет свое, хотя я повсюду хожу с зонтиком и пользуюсь огуречным лосьоном.

Сейчас, кстати, и прически переменились. Настолько, что я, глядя в зеркало, едва себя узнаю. Тетушка Клеменс уверяет, что новый стиль мне чрезвычайно идет, но я пока к нему не привыкла и поэтому так не считаю.

Моя сестра наконец произвела на свет наследника, но мальчик не перестает нас всех волновать: он очень маленький и плаксивый и очень медленно развивается. За ним постоянно надо приглядывать — как днем, так и ночью. Отец вновь требует, чтобы я вышла замуж: ему не хочется связывать все свои чаяния с таким внуком. Соланж, правда, заявляет, что к концу года родит еще одного наследника, но кто может сказать, что из этого выйдет. Каждое утро я молюсь, чтобы, малыш поскорее окреп, ибо уже устала сносить упреки. Мой выбор сделан, но не ругай меня, если я выскажу сожаление, что тебя рядом нет, ведь именно сейчас отец может оказаться несговорчивее, чем прежде, раз Соланж не оправдывает его ожиданий.

Твое последнее письмо шло гораздо дольше обычного — почти пять месяцев. Я уже начала волноваться, особенно когда узнала, что между турками, русскими и французами постоянно вспыхивают конфликты, хотя все только и делают, что пытаются сохранить мир. Я даже навела справки, не велись ли военные действия там, где ты находишься, но меня заверили, что Египет не втянут в войну. Я испытала огромное облегчение. Умоляю, пиши мне почаще.

Жорж недавно на какое-то время покинул Париж: его дед в конце концов умер. Ты ведь знаешь, он был инвалидом, жил очень уединенно, а Жорж много лет вел все его дела. Я никогда не понимала, как старику удалось столь сильно разбогатеть; кажется, ему принесла первые капиталы торговля металлом. У меня плохая память на подобные вещи, но состояние нашего родича все росло и росло, а теперь, видимо, Жорж унаследует большую его часть. Он до сих пор не оправился от изумления и говорит, что ему предстоит поменять весь стиль жизни, чтобы, соответствовать своему новому положению. Разумеется, Жорж и раньше не нищенствовал, но вскоре он сделается единовластным обладателем баснословных финансовых средств. Я взялась помочь ему свыкнуться с новой ролью, ведь он всегда был так добр к нам обоим. Уверена, ты тоже рад за него, и потому позволила себе поздравить его и от тебя.

Три дня назад мы с тетушкой Клеменс посетили один частный театр, где давали оперу „Оберон“. Музыка Вебера очень мила и в Лондоне наделала шума, но я осталась к ней равнодушна. Я жажду увидеть на сцене нечто повествующее о древних властителях страны пирамид, о войнах, какие они вели, и о страстях, какие ими владели. Я хочу, чтобы это зрелище было пронизано мудростью и величием прошлого и в то же время представляло собой утонченное развлечение. Возможно, по возращении ты сведешь знакомство с каким-нибудь талантливым композитором, и вы создадите с ним что-то подобное, а? Лично я была бы от этого просто в восторге.

Полагаю, тебе будет приятно узнать, что на мне было в тот вечер твое египетское ожерелье, вызвавшее у публики большой интерес. Когда я рассказала, откуда оно у меня, все были поражены. Одна пожилая дама ахала больше других, но за спиной моей сообщила своей компаньонке, что нисколько не удивилась бы, окажись это украшение не более чем безделушкой, купленной на каирском базаре. Я промолчала, но ты, разумеется, представляешь, какая отповедь вертелась в моей голове.

Вчера доставили два новых платья, заказанные в Рождество. Бледно-голубое (муслиновое) такое красивое, что меня пробирает дрожь. Обычно я не очень-то хорошо смотрюсь в голубом, но тут меня словно окутывает туманная дымка. Муслин такой тонкий, что буквально плывет и очень выгодно облегает фигуру, хотя мне и не следовало бы это говорить. Должна сказать, что отсутствие Жоржа создает неудобства: я вынуждена пропустить несколько вечерних приемов и чудному платью придется пока что томиться в шкафу. Но тетушка знает, чем компенсировать мои муки, и заказала мне третий наряд; я уже ездила на примерку. Это превосходный дневной костюм с длинным плащом для прогулок в карете — и то и другое, ты представляешь, из льна. Я, к стыду своему, всегда полагала, будто лен носят только селяне, но мне объяснили, что это не так. В льняном полотне есть экзотика, к тому же оно чрезвычайно прочное, что для подобных ансамблей немаловажно.

Тетушка Клеменс также сообщила мне о своем намерении заказать другой комплект стульев в большую гостиную, чему я, признаться, весьма удивилась: ведь стульям, что сейчас там стоят, нет и двенадцати лет. Но тетушке мало сменить обивку — ей подавай новую мебель. В результате мне было обещано, что старые стулья будут храниться в кладовке вплоть до твоего возвращения, когда перед нами возникнет проблема устройства собственного жилья. Тебе, как профессору, не должна быть чужда экономия как времени, так и средств, а после женитьбы хлопот и затрат у нас будет достаточно, так что, думаю, ты сочтешь мой шаг разумным.

Неделю назад мы ездили за город. Там нам предложили осмотреть древнюю крепость — очень древнюю, времен римлян. Кровли над ней уже нет, и многие стены разрушились, но, обходя эти развалины, я невольно вдруг осознала, что делаю почти то же самое, что и ты в своем далеком Египте. Ума не приложу, как у тебя достает сил и терпения изо дня в день трудиться среди руин, уверена, я бы уже через месяц сошла там сума. Но, дорогой, я хочу сказать о другом. Конечно, Египет — это прекрасно, однако древности существуют везде, и даже невдалеке от Парижа. Я полагаю, что в будущем твой опыт и твои знания отлично пригодятся и здесь.

Пора заканчивать. Тетушка Клеменс прислала сказать, что ландо уже подано, а кучер не любит держать лошадей без движения. Мы отправляемся в церковь — на специальную службу в память о тех, кто пал в битве с турками. Я надену подходящее к случаю платье темно-лилового цвета, чтобы не выглядеть чересчур легкомысленно, и помолюсь как за упокоение павших, так и о твоем благополучии в чужой стороне. После службы нас ждет приватный ужин, устраиваемый старинной подругой тетушки, которая собирает два-три десятка своих добрых знакомых послушать арфу и по-семейному отдохнуть.

Ты не в силах представить всей глубины моих чувств к тебе, дорогой мой Жан Марк. Поскорей возвращайся домой и получи свой приз. Это моя вечная преданность.

С неизменной любовью,