Женевьева. Жажда крови. Женевьева неумершая

Земля под копытами единорога задрожала. Нарастающий грохот перешел в пронзительный, утробный стон земли.

Почва уходила из-под ног.

Доремус выстрелил, но его стрела ушла вверх, скользнула между глаз единорога и уже на излете лязгнула о рог.

Земля наклонилась, будто неустойчивый камень, и Доремус начал соскальзывать вниз. Единорог тоже лишился опоры и тихо заржал, ругаясь на своем лесном языке.

Доремус выронил лук и принялся карабкаться по ходящей ходуном земле, пытаясь выбраться из провала.

Самка, более тяжелая, чем он, и с копытами вместо пальцев, лишь билась и погружалась все глубже.

Обернувшись, Доремус увидел дергающуюся голову единорога, вздрагивающий рог, и потом все исчезло, провалившись в заброшенный гномами туннель.

Он упустил ее.

Они прибежали на шум и отыскали то место, где обрушилась земля. Доремус сидел на корточках возле провала.

- Самка там, - указал он.

Рудигер не нуждался в пояснениях. Он полез в дыру, призывая за собой остальных.

- Я могу видеть в темноте, - сказала Женевьева. - Вы - нет.

Бальфус, уже наполовину изменившийся, неуклюже вытащил из кармана трутницу и свечу и теперь пытался совладать с ними. Его похожие на лапы руки не могли управиться с кремнем. Доремус забрал у него свечу и высек огонь.

Они осторожно спустились в провал. Он был раза в два глубже человеческого роста и вел в туннель.

- Это, наверно, магистральный ход, - сказала Женевьева. - Достаточно высокий и для нас, и для самки.

От него ответвлялись куда меньшие боковые ходы, затянутые паутиной, куда не пролез бы ни человек, ни единорог.

- Легкий след, - сказал Рудигер. - Просто пойдем туда, где порвана паутина.

Из своего убежища выскочил паук размером с домашнего кота, и Бальфус заскулил.

Рудигер поддел тварь носком сапога, и та взвизгнула, врезавшись в стену.

Снова граф шагал впереди, а они - за ним. Все это шло и шло по кругу - охота за охотником, охотящимся за охотником, на которого охотятся. Женевьеве хотелось, чтобы это, наконец, закончилось.

Под ногами захлюпало, туннель зарывался глубже в землю. Оставалось надеяться, что древние инженеры строили надежно. Чем ближе к поверхности, тем сильнее разрушались вещи.

Эти штольни были заброшены со времен Сигмара. Столетиями сюда не ступала нога разумного существа.

- Впереди свет, - сообщила Женевьева, разглядев его своим зрением.

- Этого не может быть, - фыркнул Рудигер.

Доремус заслонил свечу ладонью, и свет увидели все.

- Видимо, может, - признал граф. - Мои извинения. Самка шла на свет.

Здесь, внизу, было сыро и холодно. Вода сочилась по стенам и хлюпала под ногами.

Путь им преградила сверкающая завеса, в ушах загремел оглушительный рев воды.

- Мы с обратной стороны водопада! - прокричал Доремус.

Так оно и было. Женевьева шагнула вперед и погрузила руку в студеную завесу, ловя лицом брызги.

- Самка, должно быть, проскочила сквозь это, - заметил Рудигер.

Это было великолепное зрелище.

- Пошли,- проворчал граф, зажал рукой нос и бросился в воду.

Какое-то мгновение он был еще виден, похожий на вмерзшего в лед жука. Затем поток унес его. Доремус был потрясен.

- Там должен быть выход в ущелье, - сказала Женевьева. - Он, наверно, выберется вслед за единорогом.

Бальфус прыгнул следом за хозяином.

- А ты из тех, кто не любит текущей воды? - спросил Доремус.

- Да вроде не замечала за собой.

Тем не менее, ни один из них и шага не сделал к завесе.

- Ты можешь слышать голос воды?

Женевьева прислушалась, и ей показалось, что она улавливает какие-то слабые, молящие ноты в реве водопада.

- Я сегодня весь день это слышу.

- Они должны доноситься откуда-то поблизости.

Женевьева огляделась. Для человека здесь было темно, как ночью. Для нее - светло, почти как днем.

- Погаси свечу, я буду лучше видеть, - велела она. Доремус послушался.

За водопадом каменный пол становился более ровным. Резьба на стенах изображала Сигмара, побивающего молотом гоблинов. С точки зрения искусства - посредственно, но свидетельствует об определенном энтузиазме гномов.

Вода бормотала, пела, плакала…

Они отыскали ее в нише, укрытую одеялами мха, с лицом бледным и тонким, почти как у эльфа.

- Сильвана?

Женщина не откликнулась на свое имя.

- Она, наверно, мертва, - сказал Доремус. - Я видел, что отец выпустил две стрелы.

Женевьева опустилась возле женщины на колени и увидела, как та изменилась. Стрелы все еще торчали в ее теле, но они дали побеги, пошли в рост. Из дерева появились зеленые ростки, оперение покрылось цветами. Ее лицо изменилось тоже, стало зеленоватым, как молодая кора, волосы видом и цветом сделались похожи на мох, тонкие руки обхватывали мягкое, рыхлое тело. Она пустила корни там, где лежала. Превратилась в частицу этой бухты. В этом месте ей хватало воды и света.

Женевьева слышала, что эта вода особенная. Пока она глядела на Сильвану, вокруг лица женщины начали распускаться цветы.

- Доремус, - прошептала Сильвана, и голос исходил не из запекшихся губ, а из дышащих ноздрей.- Доремус…

Юноше не хотелось подходить к измененной женщине. Но ей нужно было что-то сказать ему.

Ее голова поднялась, шея начала вытягиваться, будто растущая ветка.

- Рудигер убил твою мать, - произнесла она.

Доремус кивнул, поняв, что сказала ему Сильвана.

Это явно уже приходило ему в голову.

- И твоего отца тоже, - добавила Женевьева.

Доремус широко раскрыл глаза, не понимая.

- Ловко, ловко, - произнес голос позади них.

Перед водопадом стоял Рудигер. С него капала вода, в руке сверкал нож.

- Доремус, - сказал он, - подойди сюда. Я пришел за своей добычей.

Доремус застыл, не зная, что делать.

- Серафина? - спросил он. - Мама?

- Шлюха, как все женщины, - пожал плечами Рудигер.- Тебе повезло, что, когда ты рос, она не портила тебя своей опекой и суетой.

Женевьева медленно распрямилась. В темноте казалось, что ее глаза сверкают красным огнем.

- Я ждал вас снаружи, но пришел лишь верный пес.

То, что было Сильваной, съежилось, голова вжалась в зеленое ложе.