Жизнь мальчишки (др. перевод)

— Двадцать долларов, — наконец проговорил он, — этого тебе едва хватит, чтобы сесть за стол.

— У меня есть еще, не беспокойся.

Я понял, что либо дедушка перед отъездом за мороженым устроил налет на семейную кубышку, либо у него имелась особая покерная заначка, о которой бабушка Сара не знала. Само собой, бабушка не одобрила бы такую пустую трату денег, и поэтому поездка за мороженым подошла в виде повода как нельзя лучше. Может быть, поначалу дедушка хотел просто повидаться с здешними завсегдатаями, но потом демон игры обуял его и дедушка Джейберд решил пуститься во все тяжкие.

— Так я в игре или нет?

— Выведи своего пацана.

— Кори, иди посиди в машине, — приказал дед. — Я вернусь через несколько минут.

— Но бабушка сказала…

— Иди и жди меня в машине! Делай, как я велел! Живо! — заорал на меня Джейберд. Бодин пристально рассматривал меня сквозь завесу сигарного дыма и словно говорил мне:

Видишь, пацан, что я могу сделать с твоим дедом?

Я вышел на улицу. Прежде чем взяться за ручку входной двери, я услышал, как в глубине дома к столу придвинули новый стул. Потом я вышел под пекло и, засунув руки в карманы, от нечего делать принялся пинать сосновые шишки на дороге. Я ждал. Прошло десять минут. Потом еще десять. По дороге пропылила большая машина. Из нее вылезли трое молодых мужчин и постучались условным стуком во входную дверь, после чего мистер Клэйпул открыл дверь и впустил их внутрь. Дверь фермы закрылась снова. От дедушки по-прежнему не было ни слуху ни духу. Я сел в машину и некоторое время подождал внутри, но дедушкин «форд» прожарился настолько, что сидеть в нем было все равно что устроиться в кухонной духовке. С отвращением отлепив рубашку от спинки сиденья, я снова выбрался на улицу. Некоторое время я вышагивал перед домом взад-вперед, потом заметил мертвого голубя и минут двадцать смотрел, как муравьи обгладывают мясо с его костей. К тому моменту прошел уже, наверное, целый час. Я решил, что дедушка не просто меня ни во что не ставит, а вовсе забыл обо мне, как забыл и о бабушке Саре, потому что всегда и во всем главным для него был он сам. Зародившись в животе шаром жгучего пульсирующего тепла, во мне тугой пружиной развернулась злость. Я уставился на дверь, пытаясь внушением заставить дедушку выйти наружу. Но дверь по-прежнему оставалась закрытой.

Тогда в голове у меня зародилась новая мысль, может быть, самая светлая: Ну и черт с ним!

Я вытащил из машины коробку с сухим мороженым и двинулся в обратную дорогу пешком.

Первые две мили я прошел очень бодро. На третьей миле меня стала одолевать жара. Пот стекал обильными струйками по моему лицу, то и дело попадая в глаза, а макушку мне гак припекало, словно там развели костер, а дорога расплывалась у меня перед глазами, петляя между сосновыми стенами. Я было решил голосовать, но вес машины двигались мне навстречу. Раскаленный асфальт прожигал мои ступни сквозь подошвы башмаков. Мне хотелось присесть в тени и отдохнуть, но промедление и отдых стали бы проявлением слабости, с тем же успехом я мог признаться себе, что не должен был рисковать и пускаться в шестимильную прогулку под раскаленным солнцем по стоградусной жаре, а надо было оставался около лесной фермы и ждать, когда мой дедушка наконец наиграется в покер и соизволит выйти. Ну уж нет Я решил доказать, чего стою, я не сдавался, шагая вперед и вперед. А о волдырях подумаю потом.

Чтобы скоротать время, я решил придумать историю о своей прогулке в лесу, которую мог бы потом написать. Может, я напишу о мальчике, которому пришлось пешком пересечь раскаленную добела пустыню, потому что он должен был донести до места корзину драгоценных камней, которую ему доверили. Я поднял голову, чтобы сквозь капли пота поглядеть на паривших в небе стервятников, охочих до моего мяса, но в ту же секунду моя нога угодила в выбоину в дороге, и, вывихнув лодыжку, я грохнулся на дорогу. Коробка с сухим мороженым лопнула, все ее содержимое рассыпалось по асфальту. Я упал на нес прямо животом.

Я готов был разрыдаться.

Я чуть не плакал. Но ни одной слезы не выкатилось из моих глаз.

Моя нога чертовски болела, но я мог стоять и даже идти. Больше всего мне было жалко блестящего порошка сухого мороженого, который высыпался на асфальт большой горкой. Дно коробки лопнуло. Я собрал порошок ладонями, сколько мог, и насыпал в карманы, потом повернулся и захромал дальше.

Я не собирался отдыхать, потому что сидеть в тени и лить слезы не входило в мои планы, даже несмотря на то что порошок медленно, но верно сыпался из моих карманов. Мне совсем не улыбалось, чтобы дедушка устроил мне разборку посреди лесной дороги.

Я прошел через лес три мили, когда позади меня просигналил автомобиль. Я быстро обернулся, ожидая увидеть дедушкин «фордик». Однако вместо него ко мне приближался медно-желтый «понтиак». Машина притормозила, и я узнал дока Пэрриша, торопливо опускавшего стекло на водительском окошке.

— Кори, это ты? Может, тебя подбросить? Куда ты идешь?

— Да, сэр, — с благодарностью отозвался я. — Я был бы очень благодарен, если вы меня подвезете. Если это возможно, конечно.

Я торопливо забрался в машину. Мои подошвы теряли чувствительность, а лодыжка здорово распухла. Док Пэрриш дал газ, и мы поехали.

— Я гощу у дедушки с бабушкой, — посчитал необходимым объяснить я. — Это три мили отсюда по главной дороге.

— Я знаю ферму Джейберда. — Док Пэрриш взял левой рукой свой врачебный чемоданчик и перекинул его на заднее сиденье. — Сегодня здорово жарко. Откуда же ты держишь путь?

— Я… э-э-э… — Нужно было на что-то решаться, причем ответ должен был удовлетворять одновременно нескольким условиям.

— Бабушка тут посылала меня кое-куда, — наконец я остановился на лучшем варианте.

— Вот как.

Док Пэрриш несколько секунд молчал.

— Что там такое сыплется у тебя из кармана — песок?

— Нет, это сухое мороженое.

— Понятно. — Док Пэрриш утвердительно кивнул, словно всю жизнь носил сухое мороженое в карманах и в этом не было ничего особенного. — Как дела у твоего отца? Как у него на работе, стало полегче?

— Сэр?

— Я говорю о его работе. Он сказал мне, что сильно устает на работе последние недели и поэтому плохо спит. Пару недель назад он приходил ко мне на прием. Я прописал ему таблетки. Знаешь, Кори, на самом деле стресс — очень серьезное дело. Я посоветовал твоему отцу взять небольшой отпуск.

— Ага.

На этот раз кивнул я, так, словно сказанное доком Пэрришем было мне очевидно.

— Мне кажется, ему становится лучше, — сказал я. Лично я не слышал, чтобы при мне отец хоть раз говорил, что сильно устает на работе или что собирается идти к доку Пэрришу. Я прописал ему таблетки. Я уставился прямо перед собой, на ленту шоссе, разворачивавшуюся впереди. Отец борется с беспокойными призраками, тянущимися к нему из миров, оставшихся в прошлом. Я отчетливо понял, что отец скрывает часть своей жизни от меня и мамы точно так же, как дедушка Джейберд скрывает от всех нас свою одержимость покером.

Док Пэрриш довез меня прямо до дедушкиной фермы, поднялся вместе со мной на крыльцо и постучал в дверь. Когда бабушка Сара наконец нам открыла, док Пэрриш сказал, что встретил меня на дороге, когда я шел по обочине.

— А где же твой дед? — спросила меня бабушка Сара. Должно быть, выражение лица у меня было самое кислое, потому что еще через секунду она ответила за меня:

— Наверняка снова впутался в какую-то авантюру. Точно. Горбатого могила исправит.

— Коробка с сухим мороженым лопнула, — объяснил я бабушке и показал ей пригоршни того, что осталось у меня в карманах. Мои волосы были мокры от пота и висели сосульками.

— Ничего, у нас есть еще коробочка про запас. А то, что в твоих карманах, я оставлю Джейберду.

Я узнал об этом значительно позже. В течение недели после этого происшествия каждое блюдо, которое Джейберд получал к столу, было изрядно приправлено порошком мороженого, и так продолжалось до тех пор, пока он буквально не завыл.