Зомби Апокалипсис

Шли часы. Я знаю это, потому что свет изменился, померк. Мы встретили молодого паренька, почти мальчишку, он некоторое время шел с нами, но потом запаниковал, дернулся в сторону и был окружен группой зомби, которые разорвали его в клочья. По крайней мере, он не превратился в одного из них – слишком мало от него осталось. Некоторые из этих мрачных, неумолимых часов мы провели, прячась, измотанные и трясущиеся от ужаса, забыла где. Было темно, воняло компостом. Мы обсуждали, как нам добраться до самолета, но это было бессмысленно. Никто из нас не хотел больше рисковать. Мы были совершенно деморализованы. Кушваха заболел, ослаб после нападения. Инфекция взяла врача за горло и медленно выдавливала из него жизнь. Мы знали, к чему это приведет.

Потом они нашли нас, и мы с Чандишем снова побежали. Нам пришлось бросить Кушваху, он умирал и был слишком тяжел, чтобы тащить его. Мы знали, что нужно принять решение: будет ли большей милостью убить его сейчас, пока у него еще есть шанс, чем позволить ему обернуться одним из прожорливых мертвецов? Но мы струсили и промедлили, оправдывая свое бездействие остатками ложной надежды. Когда мы вынуждены были бежать, мысль о том, что нам не придется совершать то, чего мы не хотим, принесла облегчение, несмотря на чувство вины, терзающее меня до сих пор. Как мы могли? На ходу я оглянулась, думая, что орда зомби сейчас растерзает беднягу-доктора и сожрет его. Но они не сделали этого. Они не обратили на него никакого внимания. Он был уже мертв, и они знали это.

Мертвые не едят своих.

Потом мы наскочили на огромную толпу, после чего все покатилось к чертям. Я потеряла Чандиша из виду. Думала, мне придет конец в драке с парочкой зомби в верхних комнатах, где я надеялась укрыться. Отчаянно стараясь избежать укуса или царапины, я выпрыгнула из окна в сгущающиеся сумерки и сильно ударилась о землю. Кто-то грязный, косматый склонился надо мной, лицо неразличимо под маской теней. Он потянулся ко мне. В последнюю секунду, еще удерживаясь в сознании, я ощутила благодарность за то, что сейчас все завершится и мне не придется больше иметь дело со всем этим абсурдом.

Очнулась я от запаха жарящегося на углях мяса. Это было так обычно, так основательно, так по-австралийски, что на короткий миг все часы с тех пор, как мы приземлились в Гуларгамбоне, вылетели у меня из головы, и им на смену пришло что-то доброе и земное.

Глупая фантазия.

Хотя это все-таки важно. По крайней мере, я думаю, что важно. Не знаю. Тогда я была слишком истерична, чтобы оценить, насколько значительным может быть это открытие, но сейчас, сидя в безнадежно искореженном «кинг-эйре», я вижу тут возможность спасения человечества. Пускай выживание будет мрачным, пускай людей ждет деградация, но они сделают все, чтобы выжить, правильно?

Я застонала, приходя в себя, и из мрака материализовалась тень, освещенная сбоку мерцающим светом, льющимся из грубого, обложенного кирпичами очага. Столб дыма, колеблясь, тянулся к небу. Я прорычала проклятие, решив, что тень – это зомби, явившийся откусить мне голову. Но это было не так. Серое, небритое лицо, склонившееся надо мной, было живым, судя по дыханию, отдающему салом, томатным соусом и пивом.

Он представился Элом Бачмеиром. Это он уволок меня с улицы, когда я выпала из окна, и принес сюда, в безопасное место, по крайней мере, он настаивал, что оно таковым является. Я оглядела типичный задний дворик загородного дома – обнесенный с трех сторон частоколом и с небольшим коттеджем в глубине. Был тут даже сарайчик для инструментов и сушилка для белья, к которым вела потрескавшаяся бетонная дорожка. Я лежала в ветхом плетеном шезлонге под тенью зонтика и засохшей акации.

– Решил, ты предпочтешь проснуться под божьими небесами, – сказал он.

Только теперь я осознала, что надо мной ясное утреннее небо, а не вечерний сумрак, в котором я вырубилась. Очевидно, я была в отключке не меньше четырнадцати часов.

Я спросила о зомби, весьма поспешно, словно наполовину ожидала, что он ответит, что мне это приснилось. Но нет! Он просто сказал мне не беспокоиться, потому, что здесь я в безопасности. Но мы же совершенно не защищены, возразила я.

Он улыбнулся и сказал, что мне нужно немного подкрепиться.

Судя по всему, говорил он о мясе на жаровне. В тот момент это показалось мне очень странным, эта уверенная нормальность. Как можно прохлаждаться, поедая подгоревшее мясо и прихлебывая пивко – он сунул мне в руку банку, прежде чем пойти проверить стейки, шипящие на покоробленной железной решетке, – когда люди где-то умирают и сотни плотоядных трупов могут появиться в любой момент, утверждая, что они зарезервировали нас себе на обед?

Что ж, а, почему бы и нет? Я ничего не ела почти двадцать часов и, в сущности, умирала с голоду.

Бачмеир протянул мне ломоть почерневшего мяса, засунутый между двумя толстыми, криво отрезанными кусками, как оказалось, пресной лепешки. Я попробовала. Неплохо, хотя и чуток с душком. Я потянулась к кетчупу и выдавила из бутылки пару красных струек на еду. Спросила, что это за мясо. Волокнами напоминало свинину. Он ответил уклончиво, мол, местная дичь.

Я предположила, что речь идет о кенгуру, и набила рот. Я уже пробовала кенгурятину раньше, но такую вкусную – никогда.

Расправившись с мясным сандвичем и вторым, с латуком и помидором, я ощутила слабую тошноту. Последствия страха и стресса, решила я. Задумалась, что же случилось с Чандишем, и спросила о нем Эла. Он ответил, что, если мой друг все еще бегает по городу, шансы его невелики.

Я поинтересовалась, есть ли у Эла жена и дети.

Были, ответил он, грустно поскребывая щетину на подбородке.

– Ублюдки добрались до них, – монотонно добавил он.

– Мне жаль, – сказала я.

– Слишком поздно узнал о мясе, – проговорил он.

Как раз в этот момент волна тошноты накрыла меня.

Я скорчилась, и меня вырвало. Внутренности опалило, точно огнем.

– Постарайся не блевать, – попросил он. – Вчера я дал тебе немного поесть, но нужно усвоить как можно

больше.

– Усвоить? Что? – спросила я.

– Мясо зомби, – ответил он. – То, что ты ешь.

Можете себе представить, как я взвилась. Он, верно, выжил из своего гребаного ума! Я выла и орала, дико надеясь, что он дурачит меня. Но в душе знала, что это не так. Я чувствовала, что с ним что-то не так, с того момента, как очнулась. Ладно, это научит меня, что надо повиноваться интуиции! Я даже стукнула его разок, но парень оказался силен, скрутил меня и завернул руку за спину. Его бакенбарды щекотали мне шею, меня душило его смердящее дыхание, долетающее до моих ноздрей.

Усмирив меня, он объяснил, что действительно обезумел, увидев кучку зомби, пожирающих его жену и сына, обезумел, глядя, как они обгладывают плоть с их костей. Он набросился на них с первым деревянным обломком, попавшимся под руку, и довольно быстро размозжил несколько голов. Каким-то образом, скорее благодаря везению, чем расчету, ему удалось избежать их зубов и ногтей, но, когда он схватился с последним вознамерившимся откусить ему пальцы, им овладело какое-то неистовство, мания берсеркера. Он раскроил зомби череп и продолжал бить, и бить, и бить, даже когда тот рухнул. Как я, только хуже. Он бил, кричал и под конец вгрызся зубами в его лицо. К тому времени, как он очнулся, он успел проглотить довольно много мертвой плоти. Когда он понял, что натворил, его скрутил ужас, совсем как меня, но потом он обнаружил, что это каким-то образом обезопасило его от нападений.

Эл велел мне смотреть и отпустил меня. Потом подошел к хижине, открыл дверь и отступил, выпуская женщину. Всю в крови, неуклюжую и, несомненно, мертвую. Из-под разорванного платья высовывалась плечевая кость. За ее спиной, в полумраке лачуги, я вроде бы разглядела тела, от которых были отрезаны большие куски мяса.

Он сказал, что это Марта, его жена.

– Она мертва, – буркнул он.

Я онемела, я оцепенела. Он протянул ей руку. Она принюхалась, но отвернулась и двинулась ко мне с негромким горловым рычанием.