Обращенные

Я делюсь этой информацией с татуированной леди, сидящей напротив меня, и она говорит:

— Ловко сказано, ловкач.

— Прошу прощения?

Она смотрит на часы.

— Это твоя вторая серьезная попытка затащить меня в постель за последние полчаса.

Я моргаю. Честное слово, я не задумывался о том, насколько соблазнительным может быть разговор о размножении насекомых, но сейчас, раз уж О обратила на это мое внимание… ладно, пусть будет.

«Ловко сказано, ловкач», — думаю я, пытаясь не улыбнуться. Вместо этого…

— Я смущен, — говорю я. — Я изумлен. Потрясен. Я…

— …попался, — подхватывает О, выпуская новую струйку воображаемого дыма.

Она берет меня за руку и похлопывает по ней, в то время как я начинаю собирать себя в кулак, чтобы выслушать объяснение — официальное, личное, — по поводу свиданий с клиентами. Или, возможно, она собирается представить меня своему бойфренду, который как раз оказался неподалеку. Или — кто знает? — своей любимой подруге. Женщины знают столько способов сказать мужчине «нет» так, чтобы его самолюбие при этом не пострадало. Будучи мужчиной, я уже слышал все эти отговорки — за исключением того, что сказала мне О.

— Итак… — сказала она, выпуская невидимую змейку несуществующего дыма из уголка рта.

Это оно и было — продувка. После этого тебя должно сдуть, словно ветром. Прелестно.

— Твоя постель… — похоже, она приклеилась к этой теме, точно муха к липкой бумаге, — она не похожа на старомодный гроб, верно?

— Нет…

— И горячую воду у тебя в душевой не отключают, верно?

Я киваю — возможно, чуть-чуть энергичнее, чем стоит. Однако О достаточно любезна, чтобы этого не заметить.

— Оки-доки, — она тушит свою невидимую сигарету. — Я освобождаюсь в два… — Пауза. — С работы, как ты понимаешь. — Еще более эротичная пауза. — Нам стоит еще кое о чем позаботиться.

Она переплетает пальцы обеих рук, без слов произнося «надеюсь» — комично, дважды.

— Подберешь меня?

— Похоже, я уже это сделал.

— Я имею в виду «позже», — она соскальзывает со стула и змейкой клюет меня в щеку. — Правда, прямо сейчас я сматываюсь, — ее глаза, точно камеры, делают панорамный снимок зала. — Надо развлекать клиентов.

— Я… — начинаю я, но она уже исчезла в землях манчкинов вместе с моим сердцем, моей головой… и мной как таковым.

Вы когда-либо задавались вопросом, можно ли найти, снять и обставить квартиру меньше чем за шесть часов? Ответ — «да». Полный ответ: «да, при наличии достаточной суммы». И вы знаете: если несколько десятков лет вам не выпадало ни одного случая перепихнуться, вы просто диву даетесь, как велика эта сумма наличными, которая внезапно оказалась в вашем распоряжении — даже если не принимать в расчет вашего комнатного смертного, воспитанию которого вы посвящаете все свободное время.

Да, к слову о комнатных смертных…

— Мы переезжаем? — спрашивает Исузу, наблюдая, как я мечусь по квартире, заполняя сумку из-под мусора книгами и отбирая самые занятные безделушки. — Или хочешь быть как плохой Санта?

— Хм…

Я замираю. Как прикажете объяснять то, что я делаю и то, что собрался делать?

«Хорошо, — допустим, скажу я, — в жизни каждого мальчика-вампира наступает время, когда он встречает кого-то особенного. Но мальчик-вампир не хочет, чтобы его новый кто-то особенный знал о том, что у него уже есть кто-то особенный (по крайней мере, пока не хочет), потому что это может закончиться бог знает чем — например, кровопролитием, а это не очень хорошо. Мальчик-вампир хочет узнать нового особенного получше и только потом сможет найти для него место в своей жизни, когда настанет подходящий момент. Если все правильно, то — держим пальцы крестиком, надеемся, еще раз надеемся, — именно так все и произойдет. И тогда первый кто-то особенный сможет говорить со вторым кем-то особенным об особых женских вещах, наподобие лихорадки Эбола.

Да, можно пойти таким путем. Или…

— Я кое-что продал через «eBay», — говорю я, надеясь, что ложь сойдет за правду. — И парень из «Федерал Экспресс» уже ждет.

Я снова начинаю носиться по комнате, хватаю безделушки, сгребаю поделушки…

— Ладно, мне пора сматываться.

— Сматываться?! — Исузу вскидывает одну бровь. — С каких пор ты так выражаешься?

С тех пор, как мне, похоже, представилась возможность с кем-то переспать. А ты против?

— Слово как слово, — отвечаю я. — Услышал на работе. И подумал: заметишь ты это или нет?

Пауза… Кажется, сработало.

— Угу.

Это означает: «так же сомнительно, как то, что меня зовут Исузу».

— Да кстати, — подобные мысли, как всегда, приходят с опозданием, — скорее всего, сегодня ночью меня дома не будет.

Исузу моргает. Мотает головкой — уже не совсем детской.

— Что?!

— Надо кое-что сделать на работе. Похоже, застряну на всю ночь.

— Так ты что, будешь спать весь день у себя в отделе.

— Не исключено, — говорю я.

— А что за… — начинает она, но я перебиваю.

— Мне пора, — говорю я. — Человек из «Фед-Экс» уже сигналит.

— Да, знаю, — откликается Исузу. — Тебе надо… сматываться.

Она дожидается, пока дверь за мной почти закрылась, и уточняет:

— И как называется твоя работа?

Своевременное напоминание: мне на самом деле стоит узнать, как зовут О — не называть же ее Обелиском.

— Доверие, — торжественно произношу я. — Доверие в семье — это все… — и добавляю, стараясь не глядеть в не слишком доверчивые глазки Исузу. — Ну как, будешь умницей?

Я не дожидаюсь ответа и закрываю за собой дверь, как я себе это представляю? Мой кошачий корм, моя квартплата, мои правила. Если ее это не устраивает, она может… На самом деле, если разобраться, она не может.

А вот что гарантирует результат, так это конфеты, думаю я… и всю дорогу к машине улыбаюсь.

Глава 21. Интимная сцена

Обогреватель у меня в машине работает весь вечер. Я упоминаю этот факт потому, что скромность требует отнести приведенный ниже комментарий О насчет ее разогретого термостатом либидо.

— Я хотела оседлать тебя еще в первый раз, когда мы встретились.

Это она сообщает мне в ту самую секунду, когда я уже закрываю дверь, запечатывая нашу тайну твердым европейским «бум».

— …Еще до того, как ты оставил мне свой подарок — представляешь? — она повышает голос в конце фразы, точно девочка-подросток, чье жизненное кредо еще под большим вопросом, и вся ее жизнь, по большому счету — одно сплошное ожидание.

Не могу сказать, что осуждаю ее. В конце концов, я слишком испорчен, чтобы назначать свидания. Я не трахался несколько десятков лет. И именно я и никто иной колесил всю ночь на машине с обогревателем, который шпарит на полную катушку.

— Я хотела оседлать тебя и прыгать, пока у тебя кости не начнут трещать, как замерзший дуб в пургу.

О улыбается.

— Конечно, приоритеты за это время у тебя изменились, — говорю я, чтобы сменить тему разговора и заодно немного набить себе цену. — Тогда шла война на истощение сил, я был в первых рядах и…

— Бла-бла-бла, — перебивает О, пробиваясь сквозь слова, годы и оправдания. — Будь здесь. Сделай это.

Она замолкает — женщина, телу которой все еще двадцать с небольшим; при этом у ее сознания было несколько десятков лет на оттачивание своей сексуальности.

— А теперь, Джимми, сынок… — она обращается ко мне как к наследнику, которому по праву принадлежат результаты этих многолетних исследований, — самое время… меня… сделать.

В разное время, в разных местах, слыша подобные песни, я все еще ожидал увидеть обнаженные в улыбке клыки. Не то, чтобы это было плохо, но…

— Всему свое время, — говорю я, изображая хладнокровие, которым на самом деле не обладаю. — Прежде, чем мы приступим, можешь оказать мне одну любезность?

О тянется к «молнии» на моих штанах.

— Нет, не то, — я отвожу ее руку.

— Тогда что?

— Можешь сказать, как тебя зовут?

О вздрагивает. Моргает. Так моргают, когда говорят «о да». «О да», к которому добавлено немного «вот дерьмо» и «чтоб мне».