Суета сует. Бегство из Вампирского Узла

Ангел

Вампиры! — подумал он. Этот телефонный разговор с леди Хит определенно распалил его паранойю. Не помогли даже два косяка, которые он выкурил после разговора, чтобы успокоиться и приступить к работе. Было уже за полночь, а Лоран МакКендлз еще даже не брался за кисть. Ему нужен был определенный настрой, чтобы продолжить борьбу с его извечными заклятыми врагами: палитрой, красками и холстом. Но сейчас его занимали другие мысли. Он уселся на соломенной циновке на палубе своего плавучего дома и принялся рассматривать фотографии, на которых он запечатлел последнюю мертвую девушку. Нет, он еще не приступил к новой картине; сначала он должен впитать в себя эти снимки, проникнуться ими настолько, чтобы уже не возвращаться к ним, когда начнется работа; как только он будет готов — через несколько дней или, может, недель, — он закроется в своей студии на корме и будет творить, лихорадочно, бешено, яростно, без еды и воды, даже без наркотиков, пока картина не будет завершена. Так происходит всегда... в своем интервью для журнала «People» он описал это как «бесконечную череду творческих запоров и поносов». Они, конечно, все переврали. Этот придурочный репортер напридумывал текста на колонку в два дюйма в разделе «Сборная солянка». Ну и хрен с ним.

Вампиры! Вот за что он любил этих тайцев, так это за их непробиваемую дремучесть. Даже самые умные и культурные... получившие образование в одном из колледжей Лиги Плюща [4] и имеющие миллиардные счета в банках Гонконга... все они суеверные, как хрен знает что. Жители глухих провинций верят в демонов и привидений и говорят о них так, словно это самые обычные люди; но и в больших городах — та же картина. Даже во время собрания членов правления какой-нибудь крупной технологической корпорации все только и думают, как бы прерваться на пару минут, изгнать по-быстрому злого духа, а там уже можно спокойно обсуждать дела. Прямо какая-то дикость. Это был странный тип общества... общество, балансирующее на грани между гениальностью и психозом. В точности как сам Лоран МакКендлз — сумасшедший художник и дезертир, неожиданно выбранный в качестве олицетворения психопатических девяностых.

Конечно, его все равно не призвали бы в армию, тогда, в шестидесятых... только не с записью «параноидальный шизофреник» в медицинской карте. И в любом случае с учетом амнистии он уже давно мог бы вернуться домой. Но он поехал в Южную Азию не потому, что хотел от чего-то сбежать. Нет. Он человек, который ищет, а не который бежит от чего-то. Просто пункт «дезертир» в резюме дикого и сумасшедшего художника — это очень политкорректно.

Где-то играл джазовый квартет. Ночной воздух Бангкока переполняли самые противоречивые запахи: выхлопные газы, цветущий жасмин, канализация, ладан, запах дешевой еды, что готовилась в многочисленных закусочных и забегаловках, тонкий аромат спелых плодов манго. Лоран улыбнулся и откинулся на подголовник, продолжая рассматривать фотографии в свете огней отеля «The Oriental», рядом с которым был пришвартован его плавучий дом.

Очень красивая. Полностью обескровленная. Мертвая.

Он подумал: а не дунуть ли еще разок? Нет. Как говорится, хорошенького понемножку. Ночь прекрасна, не стоит смешивать ощущения. Он всматривался в глаза мертвой девушки. У него было странное чувство, как будто он уплывает куда-то. Может быть, это просто покачивался на волнах его дом. Или, может быть, это было то самое зыбкое, полусонное состояние сознания, когда в нем зарождаются творческие порывы. Сложно сказать... Он всматривался в глаза мертвой девушки. Не его ли звала она? Не ее ли голос он слышал той ночью, проплывая по темным водам?

Он улыбнулся. Мимо проплыл сампан [5]. В лодке сидел ребенок с сумрачным хмурым лицом и огромными сверкающими глазами. Он сидел согнувшись и держал в руках радиоприемник. Тимми Валентайн, та самая песня об убитой женщине; это его картина вдохновила Тимми на то, чтобы он написал эту песню... песня вошла в альбом, на обложке которого его картина... охренительная интуиция... весь мир исполняет саундтрек к моей жизни... мания величия как она есть! Хорошо быть шизанутым. Пожалуй, надо пока завязать ненадолго с прозаком и окунуться поглубже в собственное безумие. Сампан удалился вниз по реке, так что музыки уже не было слышно. Глаза мертвой женщины захватили его. Они соблазняли, манили; он представил себе, как обнимает ее бескровную плоть, и почувствовал приближение мощной эрекции.

И вдруг стало холодно.

Тень накрыла художника. Омут тьмы. Кто-то стоял над ним. Кто-то... Но Лоран не слышал ничьего дыхания. Это была тень стройного человека с телом ребенка. Он почему-то боялся поднять глаза, чтобы посмотреть — кто это.

— Krai maa? — спросил он по-тайски. Рабочий день мальчика, который занимался уборкой в доме, давно закончился, но, может быть, у него что-нибудь приключилось, и он решил переночевать у Лорана.

Тень даже не шелохнулась. Она как будто закрыла собой все тепло этой ночи. Лоран содрогнулся.

— Лоран, — произнес голос. Детский голос. Голос шел прямо из холода и темноты; нездешний голос, не принадлежавший этому миру. Теплый ветер согревал все вокруг, а ночь вся искрилась неоновыми огнями. Голос, что обращался к нему, исходил из какого-то другого пространства.

— Я сплю? — прошептал Лоран.

— Сам решай, как тебе удобнее. — Странно, но в голосе явственно слышался американский акцент. Гнусавый выговор уроженца Кентукки. — Там, откуда я пришел, сна вообще не бывает.

— Откуда я знаю твой голос?

— Ладно, хватит таращиться на фотографии. Ты же хочешь увидеть все это вживую, ведь хочешь? Ты же хочешь увидеть, как остывает плоть... как вытекает кровь, капля за каплей... я знаю, что хочешь. И ты тоже знаешь.

Лоран почувствовал, как к его плечу прикоснулась рука. Холодная. Ледяная.

— Мне есть что тебе показать, Лоран. Пойдем. Хватит растрачивать время впустую. Нам есть на что посмотреть. Нам с тобой. Так что вставай.

Лоран поднял глаза и увидел ангела.

3

Ангелы смерти

Мертвые желтые женщины

Ангел был очень похож на Тимми Валентайна. Очень похож... но все-таки это был не он. Нет. Он был блондин, а не брюнет; губы чуть полнее, а глаза расставлены шире; и Лоран знал, что это ангел, потому что он светился каким-то нездешним, непостижимым светом; такого свечения нельзя добиться обыкновенной подсветкой — нет, оно исходило прямо изнутри. Его кожа светилась сама по себе, как светятся стены в известняковой пещере. Он казался всего лишь ребенком, но он был просто неподражаемо настоящим.

Сумасшествие Лорана было в какой-то мере показным; но в моменты наивысшего прояснения рассудка (хотя остальные скорее всего никогда не назвали бы его прояснением) он знал с обжигающей определенностью, что мы не одни в этом мире, что рядом с нами существуют создания с других планет и из других миров. Это была еще одна из причин, почему он поселился в Таиланде: здешние люди принимали подобные размышления как нечто само собой разумеющееся и не считали, что это бред, оторванный от реального мира. Я слышу голоса, думал он, я вижу образы. Но сегодня я даже не ел грибов. Я знаю, что я сумасшедший, раз довел свой рассудок вот до такого!

— Пойдем, — сказал ангел.

— Куда?

— Ты знаешь.

Да, знает. Лоран это чувствовал. Он бы не смог рассказать, что именно он знает, но знал, что он это знает. Таким и должен быть настоящий художник, подумал он.

— Иди за мной.

Ладно, подумал Лоран, я пойду за тобой. Ангел шагнул за борт и пошел по воде. Вернее, не по воде, а по воздуху над водой. Он обернулся к Лорану с ехидной улыбкой и махнул ему: мол, иди. Лоран задумался. Но я ведь еще не настолько рехнулся! Он спустился по сходням на пирс.