Питер Страуб. История с привидениями.

— Закопать в розарии.

— Правильно, дорогой.

Он с собакой пошел к двери, потом остановился.

— Как прошел ленч?

— Нормально. Флоренс де Пейсер пригласила нас сегодня на обед. Как ты себя чувствуешь после своего тенниса? Тебе ведь уже шестьдесят пять.

— Нет, нет, — Льюис с изумлением посмотрел на нее. — Я женат на тебе, а, значит, мне пятьдесят. Ты меня раньше времени состарила.

— Извини, дорогой. Я что-то заговорилась.

— Скоро вернусь, — и Льюис вышел.

Вдруг мертвая собака выскользнула у него из рук, и все изменилось. Навстречу ему по холму шел его отец.

— Льюис, я должен с тобой поговорить. Твоя мать тебя избаловала. Ты ведешь себя в этом доме так, будто это отель. Шумишь по ночам, — отец опустился в кресло напротив Льюиса, потом встал и подошел к камину, продолжая говорить. — Выпиваешь. Я не ханжа, но не собираюсь с этим мириться. Я знаю, что тебе шестьдесят пять…

— Семнадцать.

— Ну семнадцать. Не перебивай. Ты считаешь себя достаточно взрослым. Но распивать спиртное в этом доме ты не будешь. Лучше проявляй свою молодость, помогая матери в уборке. Отныне эта комната на тебе. Ты должен чистить и мыть ее раз в неделю. Тебе понятно?

— Да, сэр.

— Хорошо. Теперь второе. О твоих друзьях. Конечно, мистер Джеймс и мистер Готорн славные люди, но возраст и обстоятельства разделяют нас. Я не могу назвать их друзьями. Кроме того, они принадлежат к епископальной церкви, а от этого один шаг до поповщины. И они богаты. Мистер Джеймс один из богатейших людей штата. Ты понимаешь, что это значит в 8 году?

— Да, сэр.

— Это значит, что ты не можешь на равных общаться с его сыном. Как и с сыном мистера Готорна. Мы прожили жизнь достойно и честно, но мы небогаты. Если ты будешь продолжать общаться с Сирсом и Рики, ты научишься у них привычкам богачей. Осенью я собираюсь отправить тебя в Корнелл, и ты будешь там одним из беднейших студентов. Эти привычки могут только погубить твою карьеру. Я всегда жалел, что мать из своих средств купила тебе машину.

— Он обходил комнату уже по второму разу. — Люди уже сплетничают о вас троих и об этой итальянке с Монтгомери-стрит. Я знаю, что сыновья духовных лиц подвержены греху, но.., у всего есть предел, — он остановился и серьезно посмотрел в глаза Льюису. — Ты меня понял?

— Да, сэр. Это все?

— Нет. Вот, смотри, — его отец держал в руках мертвую короткошерстную собаку. — Она лежала во дворе церкви. Что если прихожане увидят ее? Нужно срочно от нее избавиться.

— Я закопаю ее в розарии, — сказал Льюис.

— Пожалуйста, поскорее.

Льюис пошел с собакой к выходу и обернулся, чтобы спросить:

— Ты уже подготовил воскресную проповедь, папа?

Ответа не было. Он очутился в пустой спальне на верхнем этаже дома на Монтгомери-стрит. Голые доски пола, оборванные обои. Посреди комнаты стояла кровать. Машина Льюиса была на осмотре, и Рики с Сирсом взяли старую развалюху Уоррена Скэйлса, пока Уоррен и его беременная жена ходили по магазинам. На кровати лежала женщина, молчащая, мертвая. Ее тело закрывала простыня.

Льюис ходил взад-вперед по полу, ожидая, пока друзья вернуться с машиной фермера. Ему не хотелось смотреть на тело на кровати и он отвернулся к окну. Сквозь грязное стекло был виден только тусклый оранжевый свет. Он посмотрел на кровать.

— Линда, — сказал он убитым голосом.

Он был в комнате с серыми металлическими стенами. Под потолком горела сиротливая лампочка. Его жена лежала на металлическом столе, накрытая простыней. Льюис наклонился над телом и всхлипнул.

— Я не брошу тебя в болото, — сказал он. — Я похороню тебя в розарии.

Он нашел под простыней холодные пальцы жены и почувствовал, что они шевелятся. Отдернув руку, он с ужасом отшатнулся и увидел, что белые руки Линды выбираются из-под простыни, комкая ее. Она села и открыла глаза.

Льюис прижался к стене. Когда его жена спустила ноги со стола, он закричал. Она была обнажена, левая сторона ее лица разбита и изувечена. Он закрыл лицо руками.

— Что ты сделал с бедной собачкой? — спросила Линда. Она откинула простыню до конца, и там лежала короткошерстная гончая со слипшейся от крови шерстью.

Льюис в ужасе уставился на жену, но это уже была не она, а Стрингер Дедэм в коричневой рубашке, рукава которой закрывали обрубки рук.

— Что ты видел, Стрингер? — спросил он.

Стрингер улыбнулся.

— Я видел тебя. Потому и выпрыгнул из окна.

— Меня?

— Я сказал “тебя”? Извини. Конечно, я тебя не видел. Это твоя жена видела тебя. Я видел свою девушку в окно, когда работал на молотилке. Вот идиот.

— Но что ты видел? О чем ты пытался рассказать сестрам?

Стрингер, откинув голову, рассмеялся, и ручеек крови вылился из его рта.

— Я до сих пор не могу в это поверить, приятель. Ты видел когда-нибудь змею с отрезанной головой? Как она извивается в пыли, а ее голова рядом еще высовывает язык? Бр-р, от таких вещей можно и вправду свихнуться, — он заговорил громче, у его рта пузырилась кровавая пена. — С тех пор у меня все смешалось в голове. Помнишь, в 0-м меня разбил паралич и ты кормил меня детским питанием с ложечки? Какая же это была гадость!

— Это был не ты. Это был мой отец.

— Ну а что я тебе говорю? Все смешалось, и я уже не знаю, чья на мне голова, — Стрингер улыбнулся окровавленным ртом. — Слушай, возьми эту бедную псину и брось в болото, ладно?

— Да, сейчас они заедут за мной. Они взяли машину Уоррена Скэйлса. Его жена беременна.

— Жена этого католика меня абсолютно не интересует, — сказал отец. — Речь о тебе, Льюис. Год в колледже тебя испортили. Весь наш век проклят, Льюис, и перед нашими детьми темнота. А ведь когда-то эта страна была раем. Раем!

Везде поля до самого горизонта, полные даров Господа. Когда я был молод, Всевышний смотрел на меня отовсюду. Я видел его в солнце и в ненастье, и читал Писание в узорах паутины. А теперь мы сами, как пауки, жалкие твари, танцующие в огне, — он посмотрел на воображаемый огонь, лижущий ему колени. — А все началось с железных дорог, Льюис. Они принесли деньги недостойным людям, которые честным трудом не заработали бы и двух долларов. А теперь на страну надвигается финансовый крах, — он смотрел на Льюиса ясными глазами Сирса Джеймса.

— Я закопаю ее в розарии, я обещаю. Как только они пригонят машину.

— Машину, — выговорил отец с отвращением. — Ты никогда не слушаешь меня, Льюис. Ты меня ненавидишь.

— Я слишком намучился с тобой во время твоего паралича.

— На то Господня воля, сын.

Отец повернулся к нему спиной.

— До свидания, отец.

Отец, не оборачиваясь, сказал:

— Ты никогда меня не слушал. Но придет время, сын, и ты пожалеешь. Ты думаешь, что красивое лицо — это все, что нужно для счастья? Твой дядя Лео тоже был красавчик, но в двадцать пять лет он сунул руку в печь и держал ее там, пока она не превратилась в головешку.

Льюис вышел в столовую. Там стояла обнаженная Линда, улыбаясь ему кровавыми губами.

— Твой дядя Лео был просто чокнутый, — сказала она, ее глаза сверкали.

— Он читал Писание в узорах паутины, можешь себе представить?

Она медленно пошла к нему, припадая на сломанную ногу.

— Ты не собираешься бросить меня в болото, Льюис? Ты можешь прочитать Писание в этом болоте?

— Это все? — спросил Льюис. — Конец?

— Да, — она подошла достаточно близко, чтобы он почуял исходящий от нее запах смерти.

Льюис прижался к стене.

— Скажи, что ты видел в спальне той девочки?

— Я видела тебя. Таким, каким ты должен быть. Таким, каким ты сейчас будешь.