Тьма над Лиосаном

ГЛАВА 3

После полудня вернулись охотники. Добычей их были три зайца, кабан, пара оленей и семь гусей. Они въехали в крепость, оставив трофеи на деревенской скотобойне.

— Мы могли бы добыть еще одного вепря, если бы задержались подольше, — капризно протянул Беренгар, входя в общий зал. — Завтра, неровен час, пойдет дождь и дня на три нас придержит, а после земля превратится в трясину. Недалече и холода.

Маргерефа досадливо качнул головой: постоянные стенания юного щеголя давно надоели ему.

— Лошади и так утомились. Мы замечательно поохотились, и никаких резонов печалиться нет, — сказал он и указал на висевшую на стене цитру. — Вы могли бы сыграть нам. Это бы нас подбодрило и развлекло.

— Я не нищий певец, обязанный развлекать всех за пищу, — окрысился вдруг Беренгар, дав волю копившемуся в нем раздражению.

— Разумеется, нет, — сказал с легкой долей удивления маргерефа. — Вы не бродяга и никто так не считает. Что за вздорная мысль? — Он оглядел зал и с особенным удовольствием посмотрел на рабов, вздувавших огонь в черном зеве камина. — Вот это правильно. Просто прекрасно. Вечера тут прохладные, помещение надо прогреть.

Один из рабов поднял голову, другой не обратил ни малейшего внимания на слова господина, продолжая закладку поленьев в очаг.

— Когда вы уедете? — спросил Беренгар. — Не за горами зима.

— Новые избы в деревне должны срубить дней через десять, тогда и посмотрим, — ответил нехотя маргерефа, отнюдь не желая вступать в бесполезные препирательства с заносчивым и капризным юнцом. — Ни одному из солдат не хочется зимовать здесь.

— А если работу не завершат в этот срок? — не отставал Беренгар. — Что будет тогда?

— Я уже сказал, все решится дней через десять. Весьма сожалею, что не могу более точно ответить, когда эта крепость перейдет всецело в ваше распоряжение.

— Если бы всецело, — пробормотал Беренгар и без особенного изящества плюхнулся на стул с резной спинкой.

— Значит, частично, — констатировал, не заботясь более о какой-либо деликатности, маргерефа. — Короче, как выйдет. Вы ведь решили посвятить свою жизнь Пентакосте. Все так и будет, если, во-первых, она получит от своего отца разрешение на новый брак; во-вторых, если она остановит на вас свой выбор; в-третьих, если отец ее этот выбор одобрит. — Он помолчал. — Жаль только, что вам при этом уже не достанется ни одна из ее распутных сестер. Говорят, герцог Пол сам же и развратил их.

— Герцог признает ее выбор, ему не захочется сердить моего отца.

Беренгар торжествующе ухмыльнулся, полностью игнорируя последнее замечание собеседника.

— Если предположить, что ваш отец, в свою очередь, согласится на этот брак. А он может и не дать вам позволения, если ему шепнут, кто таков герцог Пол, — заметил язвительно маргерефа. — Надеюсь, вы примете это во внимание, обдумывая свои планы.

— Я и не собираюсь строить какие-то планы, — с презрительной миной сказал Беренгар. — Приметы сулят мне удачу. И потому у меня есть предчувствие, что все кончится хорошо.

— Одних предчувствий мало, чтобы завладеть Пентакостой, — отрубил маргерефа. — И я бы не стал полагаться на какие-то там приметы. Вы ее просто не знаете, если настолько уверены в них.

— Я знаю ее много лучше, чем вы, — прошипел Беренгар, соскакивая со стула. — Мы видимся ежедневно. И мне непонятно, зачем вы то и дело наезжаете в эту безвестную глухомань, зная, что здесь никто не обрадуется вашему возвращению.

— Обрадуется или нет — это дело второе, — оскорбительно засмеялся в ответ маргерефа. — Но вы явно опасаетесь, что вам дадут от ворот поворот, и потому просто жаждете, чтобы я поскорее уехал. Пентакоста смотрит на вас, лишь когда меня нет, — вот в чем вся заковырка.

— Это не так, — уязвленно заявил Беренгар. — Мое общество всегда ей приятно, она любит слушать баллады. Вот увидите, она вскоре пришлет за мной слуг. За мной, заметьте, а не за вами, хотя вы и утверждаете, что вас тут ценят.

— Ну да, ну да, — произнес с напускной скромностью маргерефа. — Все верно, пою я неважно. Но у меня есть другие достоинства, и кое-кто распрекрасно знает о них.

Беренгар вспыхнул.

— Вы намекаете, что совратили ее?

— Не более, чем вы, — парировал маргерефа.

Мужчины с нескрываемой ненавистью уставились друг на друга, тяжело и часто дыша.

— Только не здесь, — сказал наконец Беренгар. — Мы в крепости гости и не должны выяснять отношения без посредничества герефы. Кроме того, вы представляете в этой глуши короля. И следовательно, я не могу с вами драться без его высочайшего дозволения, что непременно бы сделал, будь вы частным лицом.

— Похвально, что вы об этом припомнили, — произнес маргерефа. — Так не забывайтесь и впредь. Памятуя о том, кем является ваш отец, я тоже вряд ли бы стал с вами драться. Надеюсь, вы почитаете вашего батюшку точно так же, как я, и не выходите из его воли. — Он видел, что укол попал в цель, и прибавил деланно участливым тоном: — Я слышал, что он распрекрасно относится к вам и потому старается найти вам достойную пару. Он, разумеется, не торопится, полагая, что многие знатные дамы почтут за честь украсить собой ваш дом, но взор его, кажется, все чаще и чаще задерживается на одной лишь особе. Печально, что вы находитесь здесь и не можете оценить его выбор, ведь она, говорят, родовита, богата и благочестива.

— А также на десять лет старше меня, пишет стихи о святых мучениках и заикается, — поморщился Беренгар. — Судите сами, нужна ли мне такая супруга?

— Но ваш отец считает, что она вам подходит, — с ханжеской миной возразил маргерефа. — Разве сын не обязан чтить волю отца?

Беренгар выдвинул вперед подбородок.

— Вы сами-то, я гляжу, не женаты, — заявил он с издевкой. — Хотя все сроки для вашего жениховства прошли.

— Я служу королю, — пояснил маргерефа Элрих с таким видом, словно преданность сюзерену оправдывала его незавидное семейное положение. — Кроме того, мой род на мне не прервется. У меня есть три брата, они женаты и имеют детей.

— И потому вы считаете себя вправе заглядываться на чужих жен, — съязвил Беренгар.

— Точно так же, как вы, — парировал маргерефа. — По крайней мере, я нахожусь здесь по велению долга. А вот что, милейший, удерживает здесь вас?

Вопрос остался без ответа, ибо вмешательство вбежавшего в зал брата Эрхбога положило конец начинавшейся ссоре.

— Кто позволил ввести эту грешницу в крепостные пределы?! — возопил, сверкая глазами, монах. — Я только что видел, как ее провели в южную башню. Почему она здесь?

Маргерефа Элрих распрямил плечи.

— Разве вы не должны быть в это время в часовне, достойный брат? — спросил он.

— Моя постная неделя закончилась, — произнес брат Эрхбог с таким видом, за который любого другого менее благочестивого человека можно было бы обвинить в тщеславии и гордыне. — Но у меня есть особые обязательства перед обитателями этого поселения. — Лицо его вновь омрачилось. — Хорошо еще, что эту негодницу не привели прямо туда, где я пощусь и молюсь.

Беренгар подавил раздраженный вздох.

— В чем дело, достойный брат?

— О ком вы толкуете? — спросил в свою очередь маргерефа Элрих, надеясь, что речь идет все-таки не о Мило. В деревне и в крепости женщин много, и та вполне могла среди них затеряться, да и монах практически не выходил из часовни с момента прибытия в Лиосан королевских солдат.

— О грешнице с клеймами! — вскрикнул монах, негодующе всплескивая руками. — Они у нее на щеке и на лбу! Вы знаете, что это означает!

— Эта женщина — жена моего капитана, — медленно произнес маргерефа, старательно выговаривая слова.

— Жена? Никакая она ему не жена! — заявил сварливо брат Эрхбог. — А если жена, ей же хуже, ибо она предпочла целомудренности распутство.

Он осенил себя крестным знамением и вперил в чиновника горящий праведной яростью взгляд.

— Она попала к датчанам, — пояснил маргерефа. — Потом мы ее выкупили. Ее заклеймили в плену.