Морок

Тропка под ногами становилась все более крутой и сыпучей. Я не прошел еще и половины пути к вершине. Но мои стройные размышления уже обрели законченный вид, и лихорадочное возбуждение, гнавшее меня пешком по каменистому склону, улетучилось. Я развернулся и стал медленно спускаться вниз, к оставленной на обочине машине. Однако вскоре ноги стали подкашиваться. Я сел на теплые, нагретые солнцем камни.

Передо мной простиралась морская гладь. Отсюда, с довольно большой высоты, казалось, что море не покоится полого в своей чаше, а стоит вертикальной стеной, перекрывая горизонт. Солнце, уже заметно клонившееся к западу, слепило глаза, а я, мерно раскачиваясь, смотрел прямо на его белый диск. Резервные силы нервной системы подошли к концу, наступило запредельное торможение.

Не то чтобы я рассуждал тогда о собственном состоянии, но понимал его именно в подобных терминах. Я не задумывался в тот момент, откуда они берутся в моей голове.

Заторможенное сознание постепенно оживало. Первая мысль, которую оно сумело породить, была проста: «Я еду за „неразменной купюрой“». Вторая — посложнее: «Я еду к женщине, у которой находится „неразменная купюра“». Третья сверкнула как молния: «Найду купюру — найду жену!» Логики не хватало, но я вскочил на ноги и почти бегом ринулся вниз. Четвертая мысль подхлестывала, словно хлыстом: «Надо спешить. Сегодня истекает ровно год».

Дальше я еще неизвестно сколько времени, не останавливаясь и почти не отвлекаясь на размышления, на предельно возможных скоростях гнал машину по трассе. Нет, один раз остановился, чтобы переодеться: вечерело, погода менялась, повеяло долгожданной прохладой. Я больше не включал магнитолу: мозг просил тишины и не нуждался теперь в искусственном взбадривании. Все мысли улетучились, остались только горы, море, серая лента асфальта и ветер из открытого окна, треплющий волосы, прижимающий к телу тенниску. И скорость. Вперед! Быстрее, быстрее!

Я остановился в районе Геленджика на обзорной площадке. Не то чтобы заранее собирался отдохнуть, размять ноги. Не то чтобы я прельстился красотой открывшегося морского пейзажа — я налюбовался ими за день предостаточно, а сейчас почти не глядел по сторонам.

Просто, когда я увидел площадку, уставленную несколькими машинами, по балюстраде которой люди прогуливались с фотоаппаратами, позировали, стояли, опершись о парапет и задумчиво глядя вдаль, я внезапно решил остановиться. Я запер автомобиль и направился к высокому парапету.

Удивительно резко меняется в южных широтах погода. В Англии она тоже не отличается постоянством: по двадцать раз на дню солнце может закрыться облаками, дождь то моросит, то улетучивается вместе с остатками хмари. Но это — совсем не то же самое, что происходит здесь.

Только что, всего какой-нибудь час назад, солнце сияло с безоблачного неба и, несмотря на то, что оно уже катилось вниз, палило невыносимо. Теперь из-за гор шли плотным, сомкнутым строем иссиня-черные тучи. Они двигались быстро и низко, задевая своими кисейными подолами верхушки не таких уж высоких в этих местах гор. Сероватая сырая дымка вязла в древесных кронах, останавливала свой бег и медленно стекала вниз, в ущелья.

Передовые отряды туч уже подбирались к солнечному диску, но запад был еще чист и ослепительно светел. Солнце золотило тучи, и они пламенели над морским простором. Море волновалось. В воде, как на огромной палитре, перемешались все краски: лазурь, индиго, оранжевый, розовый, золотой.

Резкие порывы холодного ветра прохватывали до костей.

Быть может, мне почудилось: в самой густой синеве туч, далеко над горами, сверкнула белая зарница…

Самое интересное, что в тот момент, когда я мерил шагами обзорную площадку, я мысленно описывал все происходившее вокруг именно таким высокопарным текстом! Мысленно ведя репортаж с места событий, я успокаивал себя, старался смотреть на ситуацию со стороны. Вместе с тем я обращался в тот момент к единственному на свете человеку, которому мне хотелось все-все рассказать.

Не знаю, можно ли утверждать, что я не помнил ее имени, ее голоса, ее лица. Я не думал об этом, все время проскакивал, обходил в своем сознании эту тему. Но я так ясно чувствовал атмосферу понимания, доверия, дружбы, которые прежде существовали между нами.

— Красота, правда? — довольно тихо и дружелюбно произнес мужской голос рядом со мной.

Я не предполагал, что человек обращается ко мне. Просто непроизвольно оглянулся. Мужчина лет пятидесяти доброжелательно улыбался, глядя на меня. Я тоже улыбнулся:

— Правда. Фантастический вид.

Я внезапно почувствовал, как устал — и от целого дня дороги, и от эмоционального напряжения последних часов. Мне очень захотелось минут пять поговорить с незнакомым человеком. Я спросил:

— Вы путешествуете?

— Да! Мы из Москвы. — Собеседник тоже обрадовался возможности пообщаться. — Жену и дочку везу, — пояснил он с нескрываемой гордостью. — Первый раз рискнули поехать на машине. Раньше все поездом или за границу. Мне товарищ подсказал: на автомобиле дешевле выходит, и ты сам себе хозяин, куда захочешь — туда поедешь. А вы? Тоже путешествуете? С семьей или один?

Я не сразу решил, что ответить.

— Да нет. Я… по делу скорее. По личному. Еду один.

— Так присоединяйтесь к нам! Поедем дальше в две машины. Так веселее и надежнее.

Если бы я увлекался мистикой, то подумал бы, что встретил астрального двойника Георгия. До чего ж у них обоих была сходная манера разговаривать с людьми: и сам стиль речи, и отношение к чужому — как будто сто лет знакомы, — и постоянная готовность втянуть человека в сферу активности своей притягательной личности. У меня отец был таким, и я с огромной теплотой отношусь к людям их типа. В Англии их мало, в России… тоже не много. Этот мужчина даже внешне напомнил мне отца: высокий, мне вровень, плотный, узкий овал лица, правильные черты и глаза, в которых живет смешинка.

— А вы в какую сторону направляетесь?

— Вообще-то говоря, недалеко. В Архипо-Осиповку: наши друзья там отдыхали, дали адресок, где жилье снять. Говорят, прекраснейшее место!

— Беда в том, — посетовал я, — что мне-то в противоположную сторону. Я, возможно, попозже вернусь, тогда загляну в вашу Архипо… Осиповку. — Я запнулся на трудном названии населенного пункта. — Думаю, найду вас на пляже.

— Вы извините меня, пожалуйста… Вы… не из России?

Он только теперь заметил мой нечистый от недостатка практики выговор. Я рассмеялся:

— Я — англичанин.

— Правда? Вы не шутите?

— Правда.

— Что вы говорите?! Ну и ну! — Мой по-прежнему безымянный собеседник покачал головой. — Далеко путь держите, если не секрет?

— Мне нужна одна станица в районе Темрюка.

— Темрюка? — Он поднял глаза к небу, вспоминая карту. — Знаете, что я бы вам посоветовал? Не ездите вы через Новороссийск, если хотите добраться к вечеру!

— Хочу. А почему не ездить?

— Мы в этом городе часа два потеряли, пока крутились по улицам: где перекрыто, где перерыто. Указателей почти нет. Дочка чудом углядела табличку на улице, мимо которой мы уже раз десять проехали, и мы выбрались. И то не совсем правильно: в порт попали.

— Вася! — Мой просветитель обернулся в направлении требовательного женского голоса. — Ты собираешься ехать дальше? Скоро стемнеет!

— Еще не скоро! Сегодня — самый долгий день в году и самая короткая ночь.

— Не забывай, пожалуйста, что мы на юге.

— Хорошо, не забуду. — Он снова повернулся ко мне. — Извините, мне, пожалуй, и вправду надо ехать. Так что в Новороссийск я бы вам не советовал. Впрочем, город, конечно, с интересной историей, его стоит увидеть. Если вам интересна ночная жизнь…

— Не особенно, — перебил я, вспомнив, что и мне пора продолжать путь. — И уж точно не сегодня вечером. Так что большое вам спасибо за совет. Я им воспользуюсь.

Мы вместе дошли до наших автомобилей и с крепким рукопожатием расстались. Его «рено» уехал первым — рванул с места. Я поздно вспомнил, что мы не познакомились как следует и не обменялись никакими координатами… Нет, моя мама такой не была: она не дергала отца и не командовала им. Если бы она это делала, он бы, наверное, тоже терпел…