Сладость горького миндаля(СИ)

Донован продолжал работать, одновременно обдумывая сказанное, а Райт спокойно продолжил:

-Уважаемые люди, а если вы что слыхали стороной о мистере Патрике, мол, место ему в Мидлвуде, думаю, вздор это все, обычные сплетни.

Чарльз не понял сказанного и недоуменно спросил, о каком Мидлвуде идёт речь? Что это?

Старик нахмурился, но брови его тут же и разошлись. Он махнул рукой и кивнул.

-Я и забыл. Вы ж не из этих мест... епископ Корнтуэйт сказал, из самого Лондона. Мидлвуд - это лечебница в пригороде между Мидлвудом и парком Уодсли, к северу-западу от города. Для душевнобольных.

Донован чувствовал, что старик ждёт вопроса, но понимал, что спрашивать о чём-либо рискованно. Его молчание пришлось Райту по душе: он подумал, что художник - человек приличный, не суёт нос, куда не нужно. Истинный джентльмен, стало быть. Донован тем временем, чтобы скрыть замешательство, начал дублировать эскиз будущего витража в натуральную величину на картоне. Теперь, объяснил он старику, нужно нанести на матрицу линии эскиза и начать нарезку стекла на отдельные фрагменты.

-Мистер Донован? - негромкий женский голос раздался из-за полуоткрытой двери, и в мастерскую, к изумлению Донована, заглянула женщина с портрета Франса Халса: со сложенными на обширном животе руками, с округлым приятным лицом, дополненным, правда, лишним подбородком. Райт, вспомнив о вечерней службе, поспешил уйти. - Я - Мэри Голди, кухарка, - представилась женщина, - его преосвященство распорядился, чтобы вам обед в четыре подавали, так я спросить, вам сюда приносить или в комнаты ваши?

Щедрость епископа Корнтуэйта начала даже настораживать Донована. Он рассчитывал на небольшой аванс, но то, что получит оплату вперёд, бесплатную квартиру, да ещё и стол, - превосходило все его ожидания. Он действительно почувствовал голод и решил, что на сегодня достаточно, и миссис Голди принесла ему обед в комнаты.

Не менее приятным сюрпризом была и стряпня кухарки, всё было отменно приготовлено, а кое-что порадовало Донована и того больше: миссис Голди не умела молчать, и стоило задать ей вопрос, начинала говорить без умолку. За четверть часа Донован узнал больше, чем за полдня, проведённых с Райтом.

-Бреннаны? О, конечно, такое горе, такое горе... Мистер Мартин. В такие годы, так безвременно...

Донован узнал, что семейство Бреннанов сегодня возглавляет миссис Бреннан, урожденная Эмили Хэдфилд. В её доме после смерти мужа, мистера Ральфа Бреннана, живёт его младший брат, Джозеф, который, умри мистер Ральф бездетным, унаследовал бы состояние Бреннанов. Но у мистера Ральфа потомство имелось. Это были братья Райан, Патрик, Мартин и Уильям да их сестра Элизабет. Теперь вот, трое остались. Мистер Уильям погиб, такое горе, подумать только, так теперь и мистер Мартин! Боже мой!

В доме, как выяснил Донован, жили и другие родственники, кузины и кузены Бреннанов. Это были три дочери Кэтрин и Летиция Ревелл и Томас - сын младшей сестры покойного мистера Ральфа и мистера Джозефа миссис Лавинии Ревелл. Они как бы бедные родственники. Но и это не всё. В доме сегодня гостили мисс Энн Хэдфилд и её брат Эдвард - они - богачи, племянники миссис Эмили. Но смерть, она, как собака приблудная: где её раз накормили, туда и возвращается. Мыслимое ли дело - три смерти за год - и всё в одном доме?

С кухаркой Донован мог позволить себе быть более разговорчивым.

-А кто ещё, кроме мистера Мартина, умер-то? Вы сказали, трое остались?

-Мистер Ральф Бреннан, хозяин, умер в прошлом году, за ним сын его младший - Уильям, он с собой покончил, а теперь вот...

-Покончил с собой? - ужаснулся Чарльз.

Кухарка вздохнула и развела руками, давая понять, что подобные богопротивные ужасы, увы, встречаются и в Шеффилде. Донован тоже решил уйти от болезненной темы.

-А братья и сестра Бреннан все тоже очень красивы?

Этот невинный вопрос неожиданно прервал поток красноречия миссис Голди.

-Красивы? - она остановилась, словно лодка, севшая на мель, - ну...конечно, моя приятельница, миссис Чепмен, наша портниха, говорит, что на платья молодая леди тратит по двести фунтов в год. Красивая она, конечно. Да и мистер Патрик - он тоже прекрасно одевается. А вот мистеру Райану и выряжаться нечего. Такой джентльмен и голый - джентльменом останется.

Чарльз снова подивился. Он не уразумел, была ли в голосе кухарки насмешка, или миссис Голди подлинно считает, что красивой девицу делает платье? Донован был художником. Для него лицо человека и его манеры подлинно отражали суть: разрез глаз и морщины на лбу могли рассказать ему куда больше, нежели обычному человеку. Миссис Голди глупой не была. Это Чарльз понял сразу. Болтала же она, в основном, от долгого молчания у плиты. А раз так, она могла не понять его только намеренно.

Что же представляют собой братья и сестра Бреннан? Почему столь странно отозвалась кухарка об их внешности? Почему Джон Райт обмолвился про безумие одного из братьев, назвав, правда, эти слухи - сплетнями? Почему покончил с собой Уильям Бреннан? Вспомнив отпевание и похороны, Донован осознал, что кроме головы покойного на шёлковых гробовых покровах - он не видел ничего. На церемонии были несколько десятков людей, две женщины в одинаковых шанжановых платьях прошли мимо к скамьям в первых рядах, у гроба рыдала женщина под вуалью, её утешал красивый пожилой человек. Больше Чарльз, увы, ничего не заметил.

Но Донована удивляло другое. Он не был любопытен: сплетни наводили на него тоску, злоречие утомляло, он забывал рассказы досужих кумушек, если где слышал их, раньше, чем отворачивался. Да что там! Его память была его силой и его бедой: причудливая, живая, непостоянная, она сохраняла, как дагерротип, воспоминания далёкого и совсем ненужного былого, впечатывала в себя пейзажи и портреты, но обнаруживала роковые провалы в настоящем, просто не подчиняясь ему. Он никогда не помнил, что ел вчера, не мог вспомнить прочитанное в газетах, забывал имена встречных людей. Для него мукой была встреча с когда-то знакомыми по школе и академии - он смущался, не решаясь попросить напомнить ему имя говорившего с ним. Впрочем, жил он анахоретом, и такие встречи бывали нечасты. Но почему сейчас он не мог забыть бледного лица и чёрных, как вороново крыло, волос неизвестного покойника на лилейных гробовых покровах? Почему жадно ловил каждое слово кухарки о людях, совершенно ему не знакомых? Почему второй день волновался, думая о предстоящем визите к Бреннанам?

Что ему в них?

Глава 3. Чума на постоялом дворе.

Дьявол есть обобщённый образ

всей мыслимой мерзости в каждом из нас.

Л.К. Вовенарг.

Чарльзу пришлось переплатить двенадцать шиллингов за фрак и десять - за сюртучную пару. Торговаться он никогда не умел, а портной брал едва ли не по лондонским расценкам. Но увидев своё отражение в зеркале, Чарльз перестал сожалеть о потраченных деньгах, а едва появился в новом костюме на улице, как сразу поймал заинтересованные взгляды двух девиц с кружевными зонтиками на Гарден-стрит, нищий же на углу назвал его "сэр". И так ли уж неправа миссис Голди, полагая, что платье делает красивым, подумал Чарльз с улыбкой.

Сюртук сидел превосходно.

Вечером в четверг, накануне того дня, когда им предстояло нанести визит Бреннанам, в мастерскую неожиданно зашёл сам епископ Корнтуэйт. Чарльз оторвался от витражей и заметил, что его преосвященство выглядит усталым: глаза его запали, а губы почти неразличимы на бледном лице.