Дуновение холода

— Помнишь, как тебя зовут?

Проглотив желчь во рту, я выдавила шепот:

— Я принцесса Мередит Ник-Эссус, обладательница рук плоти и крови.

Она улыбнулась:

— Правильно.

Из-за ее спины прикрикнул Таранис:

— Вылечи ее!

— Мне надо ее вначале осмотреть.

— Стража у Неблагих совсем спятила. Они ее убить хотели, лишь бы не дать уйти со мной. Если не им, то никому — так они думали.

Мы с целительницей переглянулись; она прижала палец к губам. Я поняла — или подумала, что поняла. Не стоит спорить с безумцем, если хочешь жить. Я жить хочу. Я детей ношу, мне нельзя умирать.

Пусть Холод ушел, но во мне живет, растет его частичка — и я ее сохраню. О Богиня, помоги мне, помоги отсюда выбраться!

— Цветами пахнет? — удивился чей-то еще, не Тараниса, мужской голос.

— Да, — ответила целительница и еще раз глянула на меня слишком проницательно для моего душевного спокойствия. Она махнула обладателю незнакомого голоса, и он шагнул вперед. Он был высок, светловолос и красив — истинный Благой сидхе. Только без вечной их надменности — она куда-то делась, а вместо нее появилась неуверенность, и даже испуг. Очень хорошо. Дураков мне не надо.

— Помоги мне Богиня, — прошептала я.

Запах роз усилился. По коже лаской пробежал ветерок, пошевелил простыни.

Светловолосый страж посмотрел туда, откуда веял ветер. Целительница посмотрела на меня и улыбнулась, хотя глаза у нее оставались слишком серьезными — такой взгляд на лице врача лучше не видеть.

— Я сильно ранена? — тихо и медленно выговорила я.

— Может быть кровоизлияние в мозг.

— Понятно, — сказала я.

— Но зрачки у тебя одинаковые, это хороший знак.

Имелось в виду, что если бы у меня один из зрачков перестал сокращаться, то я бы умирала. Так что известие и правда приятное'.

Она принялась готовить смесь трав, доставая их из своей сумки. Я не все опознала, но знаний мне хватило, чтобы ее предостеречь:

— Я беременна близнецами.

Она наклонилась ко мне и спросила:

— Какой срок?

— Месяц или чуть больше.

— Тогда есть много ограничений.

— А ты не можешь возложить на меня руки?

— Ни один целитель нашего двора эту способность не сохранил. Правда ли, что при вашем дворе такие остались? — прошептала она мне на ухо, от ее дыхания у меня шевелились волосы.

— Правда, — прошептала я в ответ.

Она ахнула и выпрямилась. На лице у нее появилась улыбка — новая, довольная. Запах роз стал отчетливей; я боялась, что от их аромата тошнота усилится, а она наоборот, почти прошла.

— Благодарю, Мать, — прошептала я.

— Пригласить к тебе твою матушку? — спросила целительница.

— Нет-нет, ни в коем случае.

Она кивнула.

— Я приложу усилия, чтобы твое желание исполнили.

Из чего следовало, что с моей матерью справиться не просто. Меня она никогда особенно не любила, но раз уж я вдруг оказалась претенденткой на столь вожделенный для нее трон, она явно проникнется ко мне чувствами — воспылает любовью с той же силой, с какой раньше ненавидела. Само непостоянство — моя мамочка. При Благом дворе меня иногда зовут Погибелью Бесабы — потому что мое рождение после единственной ночи, проведенной с моим отцом, обрекло ее на годы жизни при Неблагом дворе. Их брак всего лишь скреплял мирный договор, никто и не думал, что от «смешанного» брака может появиться потомство, ведь детей давным-давно не рождалось ни в том, ни в другом дворе.

Страх и ненависть к Неблагим как нельзя ярче проявились в том, что после моего рождения никто из Благих не предложил нам новые союзы: лучше они вымрут, чем смешают свою кровь с нашей, нечистой.

Глядя в глаза целительницы, я сомневалась, что Благие были в этом единодушны. А может, просто розами пахло все сильней. Столько вокруг цветов — а запаха не было, красиво — но… не настоящее. С мгновенным прозрением я поняла, что все в этой комнате очень напоминает Благой двор вообще: иллюзия, за которой ничего нет. Иллюзия, которую можно увидеть и даже пощупать, и все же это иллюзия, ложь.

Целительница отошла и прошептала что-то стражу; он занял пост у моей кровати. Вошли две служанки, принялись убирать за мной. Благой двор верен себе, здесь благопристойный вид важнее истины. За уборку принялись, еще не взявшись за мое лечение, даже не убедившись, что меня можно вылечить!

У одной служанки на опухшей щеке красовался свежий порез. Глаза у нее были карие, а лицо, хотя хорошенькое, все же слишком человеческое. Может, она полукровка вроде меня, а может, настоящая смертная, похищенная сотни лет назад? Похищенные люди обретали здесь бессмертие, но стоит им покинуть волшебную страну, и все утекшие годы обрушатся на них в одно мгновение. У них положение хуже, чем у любого из нас, для них покинуть страну фейри — это буквально смерть.

Служанка испуганно на меня глянула; я не отвернулась, и она посмотрела мне прямо в глаза. У нее в глазах отразился настоящий страх — страх за себя, а может, и за меня. Страх перед Таранисом. Мне же говорили, что Ку Ши не дает ему бить служанок. И где же эта Ку Ши?

В дверь поскреблись, и мне не надо было выглядывать, чтобы понять: сюда просится войти что-то большое.

— Отгоните эту тварь от двери! — крикнул Таранис.

— Мой король, — сказала целительница. — Излечить принцессу Мередит мне не под силу.

— Вылечи ее!

— Травы, которые я могла бы применить, повредят ее будущим детям.

— Ты сказала, детям? — спросил он почти нормальным, почти здравым тоном.

— Принцесса беременна двойней.

Она не усомнилась в моих словах; я это оценила.

— Мои дети! — Тон у Тараниса опять стал высокомерно-хвастливым. Король вернулся к кровати и уселся с размаху, так что я подлетела. Тут же проснулись тошнота и головная боль. Он схватил меня в объятия, и я закричала — от движения боль стала ужасной.

Я кричала, и от крика становилось еще больней.

Тараниса мой крик поразил. Он уставился на меня в каком-то детском недоумении.

— Ты же не хочешь, чтобы твои дети погибли? — сказала ему целительница.

— Не хочу, — ответил он, хмурясь от недоумения.

— Она смертная, мой король, и очень хрупкая. Позволь, мы унесем ее в спокойное место и вылечим — или твои дети умрут, не родившись.

— Но это мои дети, — сказал он скорее тоном вопроса, чем утверждения.

Посмотрев на меня, целительница сказала:

— Слова короля всегда правдивы.

— Она носит моих детей. — Таранис все пытался себя убедить.

— Слова короля — истина, — повторила она.

Он кивнул и обнял меня нежней.

— Мои дети, да. Лжецы, все вокруг лжецы. Я прав был. Мне просто не хватало хорошей королевы.

Он наклонился и потрясающе нежно коснулся губами моего лба.

В дверь царапались все громче. Таранис закричал, вскакивая со мной на руках:

— Пошла вон, глупая псина!

Зря он так резко вскочил. Меня вывернуло прямо на него. Он бросил меня на кровать — кареглазая девушка успела меня подхватить и не дала скатиться на пол. Меня выворачивало наизнанку, и она меня держала, пока в желудке не осталась одна только желчь. Мир едва не провалился опять в черноту, но боль не дала.

Я лежала на руках у служанки и стонала от боли. Богиня и Консорт, помогите!

Запах роз накатил освежающей волной, тошнота отступила, а боль из ослепительно-раскаленной стала тупой и ноющей.

Кареглазая и целительница вдвоем принялись меня приводить в порядок. Рвота в основном вылилась на короля, но и мне досталось.

— Позволь нам помочь тебе почиститься, мой господин, — сказала вторая служанка.

— Да-да, мне непременно нужно привести себя в порядок.

Кареглазая служанка посмотрела на целительницу и стража. Целительница сказала:

— Ступай со своей товаркой, отведи короля в баню и проследи, чтобы он принял долгую расслабляющую ванну.

Служанка немного напряглась, но ответила:

— Все будет по слову целительницы.

Целительница отправила светловолосого стража забрать меня у служанки. Он нерешительно медлил.