Прекрасная сторона зла

– Какой она была в последние дни?

– Нервной, агрессивной. Могла выйти из себя по любому пустяку. Айлин боялась ее. Она и так часто поднимала на нее руку, но тогда… Все это сменялось припадком безумной любви и заботы, отчего девочка просто боялась возвращаться домой, – откровенничает Ада, доставая бокал для меня. Елена рукоприкладствовала? Бывшая возлюбленная с каждым днем открывается для меня с новой, неожиданной стороны.

– Тебе это знакомо? – вытаскиваю из кармана рисунок Саида и раскладываю его на столе. Ада подходит, склоняется над ним, несколько секунд рассматривает, потом поднимает голову и, прищурившись, смотрит на меня.

– Что все это значит, Зотикус? – строго спрашивает она. – Ты подозреваешь меня в убийстве Елены?

– Я всего лишь спросил, знакомо ли тебе это, – напоминаю я.

– Это моя заколка. Могу поспорить, Айлин ее уже опознала, – жестко отвечает учительница и выжидающе смотрит на меня. – Ты понимаешь, что обижаешь меня своими подозрениями?

– Свидетель видел это украшение рядом с телом Елены. Мне не хочется тебя подозревать, но я хочу знать, как и зачем оно туда попало, – спокойно произношу я. Напряжение учительницы спадает.

– Понятия не имею, – Ада выбегает из кухни и через минуту возвращается, неся в руках злосчастную заколку. – Как видишь, она все еще у меня. Так что вполне возможно, что твой свидетель просто врет.

– Кому-то выгодно оговорить тебя? – беря в руки заколку, спрашиваю я.

– Не знаю, – пожимает плечами Ада. – Мне кажется, что я слишком хорошая, чтобы иметь недоброжелателей, но, наверняка, они есть.

– Это очень дорогая вещица, – задумчиво говорю я. – Откуда она у тебя?

– Дорогая? – искреннее удивляется Ада. – Мне подарила ее Сабина. Мы поссорились с ней перед этим, она обвиняла меня в нелепых вещах… Этот подарок был шагом к примирению с ее стороны.

– Вот даже как…– делая глоток вина, задумчиво произношу я, вспоминая Сабину.

Ада и садится ко мне на колени. Обнимает за шею, целует в губы. Не остается ничего, кроме слепого вожделения. Оно опьяняет, подчиняет себе, делает слабым, пробуждая инстинкты. Хочется поддаться искушению, забыть обо всем на свете, нырнув в этот поток. Но учащенный стук ее сердца возвращает меня в реальность не хуже ведра с холодной водой. Даже если я не хочу ее крови, она все равно остается человеком. А значит, мне нужно держаться от нее подальше. Мягко отстраняюсь от нее.

– Можешь не прощать, но мне сейчас нужно уйти, - прижимаясь лбом к ее лбу, тихо говорю я. Ада едва заметно кивает и встает. Вижу, что она расстроена. Провожу рукой по ее волосам и поцеловав в макушку, покидаю ее квартиру.

Выйдя на улицу, достаю телефон, чтобы проверить, нет ли сообщения от Арсена. В тот же момент он начинает вибрировать, и на дисплее высвечивается номер Вианора.

– У меня для тебя плохие новости, – без предисловий начинает он. – На Тео совершено покушение, он в очень тяжелом состоянии. Барита, по сравнению с ним, отдыхает на курорте.

– Известно, кто это сделал? – затаив дыхание, спрашиваю я.

– Нет, он бредит, жандармам не удалось с ним пока поговорить. Его тело стремительно разрушается. Опасаюсь, как бы он не потерял рассудок. Тогда мы точно не сможем получить никакой информации, – обрывисто сообщает Вианор. – Мои соболезнования, Зотикус.

– Спасибо, Ви. Неужели никаких догадок, кто это мог сделать? Ну, кроме того, что к этому причастны отверженные? – допытываюсь я.

– Охрана видела убегающую девочку-подростка, но им не удалось ее рассмотреть. Так что у нас по-прежнему ничего нет, – с досадой говорит мой собеседник. – Хотя, признаюсь, первым, на кого я подумал, был Америго. Для него бы это было личной местью.

Упоминание о девочке-подростке наводит меня на мысли об Антонелле, но я тут же отказываюсь от них. Вряд ли бы она стала так рисковать.

– Лив сейчас с Тео? – спрашиваю я, и у меня перехватывает дыхание.

– Как верная собачонка. Сидит возле его постели, держит за руку. Очень переживает за него. Мы общались по видеосвязи, на ней лица нет, – Ви замолкает. – Не особо приятно слышать такое, да?

– Все в порядке Ви, спасибо за информацию, – нажимаю отбой. Что будет, когда Тео придет в себя и назовет имена тех, кто это сделал? Как мне тогда об этом сообщит мой знакомый законник? Поверит ли в услышанное? Хватит ли у него мудрости усомниться? Пожалуй, надо привести дела в порядок прямо сейчас. И решить, что делать с Айлин. Это самое основное. Господи, за что ты послал мне это наказание? Нет, слишком много вариантов для такого вопроса. Даже знать не хочется. Жаль, что у нее из-за моей болезни так же остается мало времени. Я не могу нарушить слово данное Елене. А учитывая новые обстоятельства – возможный арест и коварную болезнь, действовать придётся быстрее. У меня нет времени, чтобы убедиться в том, что ее демоническая сила не активируется. Она должна будет умереть в ближайшие дни. От этой мысли становится нехорошо на душе, а желудок сворачивает в узел. Ладно, не буду об этом думать. Просто оставлю в зоне внимания. Единственное, чего мне хочется, чтобы ее последние дни были счастливыми.

Вхожу в дом. В гостиной с чашкой кофе сидит моя подопечная. Она одета в теплый халат, смешные тапки-собаки, волосы небрежно заплетены в косы. Взгляд заспанный и от того рассеянный. Она несколько раз машинально проводит по шее, там, где Америго оставил на ней свою метку.

– Ты чего так рано встала? – спрашиваю ее я, садясь напротив. Айлин вздыхает. Делает еще один глоток кофе, ставит чашку на журнальный столик.

– Мне приснился сон, - поправляя халат на груди, говорит она. – Словно я в прыжке поймала птицу небывалой красоты. У нее было фанатическое оперенье и фиолетового цвета глаза. Она была настолько сказочной, что у меня дыхание перехватило от восторга… А потом налетел сильный вихрь, заставил меня разжать пальцы и ее унесло от меня потоком воздуха.

– И к чему такое снится? – интересуюсь я.

– К беременности, - отвечает Айлин и пристально смотрит на меня, словно хочет что-то спросить, но не решается.

– У вампиров не может быть детей, - задерживая взгляд на увесистом соннике, спешу успокоить ее я. - По крайней мере, в обычном понимании. Только создания, обращенные в вампиров, при помощи крови.

– Точно? – сомневается Айлин и тянется к книге.

– Абсолютно, - с уверенностью говорю я. – Не всем же снам нужно верить. Не обращай внимания.

– Ощущение тоски осталось. И она такая реальная… – с грустью говорит Айлин.

– Расскажи мне о том дне, когда погибла бабушка. Все, что можешь вспомнить. Как она себя вела, о чем вы говорили за завтраком, какие планы строили… – прошу я.

– Ты так резко поменял тему… Тебя смущает моя откровенность? – робко спрашивает Айлин, ловя мой взгляд.

Что сказать на это? Мол, я не хочу окунаться в твои эмоции, видеть твои переживания, твою душу, потому что потом у меня не поднимется рука прервать твою жизнь? Что своей искренностью ты делаешь меня слабым? И чем больше я говорю с тобой, тем больше увязаю в своих сомнениях? Ведь если быть честным, мне хочется защитить тебя от всего мира, дать тебе ощущение безопасности, но вместо этого приходится прикидывать, каким способом убить тебя будет милосердней.

– Прости, если обидел тебя таким поворотом. Мне показалось, ты сказала все, что хотела, – выкручиваюсь я. Она верит.

– В тот день бабушка была особенно нервной, – помедлив, говорит она, теребя пояс халата. – Она суетилась, бегала по кухне, старалась, чтобы еда была вкусной. Напекла мне моих любимых пирожков. После обеда мы собирались пойти ко врачу. Я долго упрашивала ее об этом, но она, не соглашалась, считая это блажью, а тут сказала: пойдем…

– Что за врач?

– Пластический хирург. Год назад я сломала нос и мне нужна была ринопластика, потому что начались проблемы с дыханием.

– Как ты умудрилась? – удивляюсь я.

– Ударилась о парту, – коротко поясняет она, и я догадываюсь, что дальше задавать вопросы на эту тему бесполезно.