Поле, где я умер. Файл №405

Мелисса глянула на нее с жалостью и презрением, свысока.

— Кто говорит: «я люблю Бога», а брата своего ненавидит, тот лжец; ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, которого не видит? Вы собственница. Вы бы даже на солнечном луче, который на вас падает, написали «Частное владение. Без юридически оформленного разрешения не входить». Слава Господу, ваша наука еще не изобрела средств делить солнечный свет на индивидуальные ломти. Весь ваш мир основан на собственности. Мы не принимаем вашего мира, мы ушли от него и вам нас не вернуть. Если вы попытаетесь это сделать, мы уйдем еще дальше.

— Выпив яд? — спросил Молдер.

Мелисса, сразу утратив высокомерие, снова глянула на него — и снова как-то нерешительно, почти смущенно. Странно, я для нее, в сущности, не человек. Заводная игрушка властей. А вот Молдер — нет.-Что-то тут…

— Я та, кто жила и была мертва потом. Но узрите меня теперь, ибо я жива во веки веков, — проговорила она. Теперь в ее грло-се не было высокомерия и непреклонной, фанатичной убежденности. Она произнесла это почти задушевно. Она словно бы пыталась мягко убедить Молдера в своей правоте, уговорить его. Интересно, подумала Скалли. Очень интересно. Как только закончится допрос, я начну новый. И уж проведу его не так. Пожестче. Фокс не отмолчится.

— У вас есть ребенок от мистера Уоррена? — спросила Скалли.

Мелисса отрешенно и мечтательно улыбнулась; глаза ее чуть затуманились. Даже странно было увидеть мягкую, по-детски светлую улыбку на ее изглоданном непонятным отчаянием лице.

— Когда-нибудь будет, — тихо проговорила она. — Надо подождать. Господь еще не подал Вернону знака, что пора дать новое тело душе, которой подошла пора воплотиться вновь.

Силы небесные, с негодованием подумала Скалли, как этот подонок, этот кобель поганый задурил ей голову. И не ей одной, разумеется. Несчастная дура. Дуры. Будь я на месте кого-либо из них, этот Верной уже давал бы показания в суде. Я бы его упекла надолго.

Мелисса снизошла до объяснений.

— Его дети — и настоящие, и приемные — главное сокровище Дворца. Ибо они суть вместилища избранных Господом душ.

— Мелисса, — тихо сказал Молдер, — кто такой Сидни?

Ага, с удовлетворением отметила Скалли. Он тоже сообразил.

На лице женщины отразилось искреннее недоумение.

— Я не знаю никакого Сидни.

— Может быть, — мягко, на настойчиво продолжил Молдер, — это прозвище кого-либо из прихожан? А на самом зовут его совсем иначе?

Мелисса только поджала плечами.

Странно, подумала Скалли. Готова поклясться, что она не врет. Но сам Сидни ее, несомненно, знает, и знает хорошо, и он, конечно, из прихожан. Странно. Она повернулась к Молдеру, желая обратить его внимание на это обстоятельство, но он, впервые с той секунды, когда спас Мелиссу от яда, проявил нешуточную активность:

— У нас есть сведения, что именно мистер Уоррен, и именно во Дворце, ведет себя подчас не вполне корректно по отношению к этим самым главным сокровищам. У нас есть сведения, что во Дворце имели место случаи жестокого обращения с детьми — и виновником является именно ваш муж.

Странной была его интонация, когда Ън заканчивал эту фразу. Какая-то очень личная. Нерабочая. Он произнес слова «ваш муж», словно не мог поверить в то, что Мелисса — фактическая жена Уоррена. Или словно это его крайне раздражало. Да он что это, влюбился в нее, что ли, изумленно подумала Скалли. Благородный Призрак поражен стрелою Амура в пятку… Только этого не хватало!

Она была так изумлена и встревожена, что пропустила миг, когда лицо Мелиссы начало меняться. Вначале оно застыло, словно женщине неожиданно пришло в голову нечто чрезвычайно важное. Потом Мелисса ссутулилась, сощурила глаза, нелепо и очень уродливо оттопырила губы — и превратилась во что-то вроде нахохленного, сварливого старика.

— Слушайте, — сказала она совершенно иным голосом, низким, хрипловатым и скорее мужским, нежели женским. — Что вы к ней прицепились? Вы хоть что-нибудь соображаете, или у вас у обоих пустые тыквы на плечах? Как девчонка может доносить на обожаемого человека? Она за него всю кровь по капле отдаст — а вы требуете каких-то дурацких показаний.

Скалли похолодела.

Это был тот самый голос, который звучал утром из динамиков магнитофона. Это был голос Сидни.

— Я сам, — продолжала Мелисса, потрясая в воздухе рукою с собранными в щепоть пальцами. — Я видел кое-что. Хотя… Это ведь не обязательно преступление, правда? Это могло иметь причины. Скажем, мальчонка набедокурил… или просто попался под горячую руку. Я хочу сказать, это могло быть не преднамеренно. Не нарочно. Не потому, что он считал, будто так и полагается.

— Мелисса… — тихо позвала Скалли. Старикашка сморщился еще пуще.

— Какая Мелисса? При чем тут Мелисса?

— Сидни, — проговорил Молдер.

— Ну, конечно!

Вот это да, подумала Скалли.

— Охарактеризуйте виденное поподробнее, — сказала она. Старикашка бросил на нее насупленный взгляд.

— Ха! — сказал он. — Ну и язык! Вы что, подручные сенатора Маккарти? Я в комиссии по искоренению антиамериканской деятельности?

Скалли, вырвав из блокнота листок бумаги, быстро написала на нем: «Раздвоение личности» и подвинула листок к Молдеру. Тот скосил на него глаза и снова вскинул их на Мелиссу.

— Скажите мне вот что, Сидни, — попросил он. — Кто сейчас президент Соединенных Штатов?

Старикашка презрительно скривился и покрутил пальцем у своего виска.

— Вы, видать, не в своем уме! — сварливо сказал он. — Что за дурацкий вопрос? Гарри Трумэн, разумеется! Но его-то вы, я надеюсь, не станете обвинять в избиении детей? Вроде как Ирода!

Он трескуче рассмеялся.

— Нет, не станем, конечно, — ответил Молдер примирительно, тоже что-то торопливо нацарапал на листке и затем передвинул его поближе к Скалли. Та прочла: «Прошлые жизни».

Вот и Молдер свихнулся вслед за ними всеми, подумала она с тоской.

— Ничего я вам сегодня не скажу, — проговорил старикашка. — Нет у меня уверенности в том, что я делаю правое дело. Ненавижу насилие, потому меня и гоняют на допросы каждый Божий день… Но это же совсем другое! Атомными бомбами Верной, по крайней мере, не кидается.

Мелисса вдруг снова сделалась Мелиссой. Лицо ее обрело прежние черты, морщины разгладились. Опустились руки. Она выглядела очень растерянной.

— Опять, да? — тихонько и чуть смущенно сказала она.

— Что опять, Мелисса? — спросил Молдер.

— Не знаю… Словно бы потеряла сознание на секунду.

— У вас так часто бывает?

— Нет… Два раза в месяц, иногда три…

— Вы обращались к врачу? — спросила Скалли.

Мелисса повернулась к ней, и голос ее, и взгляд снова стали надменными и презрительными. Она разительно менялась, когда ей приходилось отвечать не Молдеру, а Скалли, но в чем тут было дело — Скалли никак не могла понять.

— Зачем врачи тем, чья душа чиста?

— Что правда, то правда, — устало проговорила Скалли.

Когда Мелиссу увели, напарники некоторое время молчали. Скалли выжидательно и вполне красноречиво мерила Молдера взглядом: ну, мол, давай, выкладывай. Молдер размышлял, время от времени покусывая губы.

Скалли не выдержала первой.

— Что за дикая идея о прошлых жизнях? Реинкарнации, метемпсихоз… Вот уж правда, что психоз, то психоз! И всего лишь из-за того, что она помянула недоброй памяти сенатора Маккарти да ляпнула чушь о президентстве Трумэна…

— Не только, Дэйна, не только. Вспомни ее… его слова по телефону. Корея.

Точно, подумала Скалли. Вот тебе,и ниточка. Вот тебе и старик, зациклившийся на эпохе начала пятидесятых.

— Да и вообще… — как-то очень неуверенно и потому совершенно неубедительно начал Молдер и сразу осекся. — Знаешь что? Поехали к Скиннеру.

Федеральный пункт управления местными операциями 14:40

Скиннер потер лысину.

— У нас осталось девятнадцать часов, чтобы найти хоть что-нибудь, — безо всякой надежды в голосе произнес он.