Джек. В поисках возбуждения

«А вы что же, сэр? – повернулась Анна к стоявшему поодаль и переминавшемуся с ноги на ногу Чарли. – Вы, стало быть, и есть сын почтенного Джейкоба, о котором столь часто рассказывал отец? Нот что, идемте за мной, я распоряжусь, чтобы вас почистили, дали умыться и обогрели». «Я думаю, что будет лучше, если я поеду домой», – пролепетал было Чарльз, по моя будущая мама строго на него посмотрела и, буркнув: «Об этом не может быть и речи», направилась в глубь дома.

Уже через полчаса юный Чарли плескался в ванной, установленной в отдельной комнате и наполненной горячей водой, а его платье, почищенное и постиранное, сушилось на кухне, вися рядом с платьем мирно храпящего в спальне мистера Эмберли. Отмывшись от грязи и тщательно причесавшись, мой будущий папа закутался в стеганый, чрезвычайно широкий и короткий халат главы семейства и вошел в гостиную, где его встретили заботливо разожженный камин, неизменный портвейн в графине, слегка подогретый с корицей и сахаром, и юная мисс Анна. Чарльз, учтиво поклонившись и извинившись за все те неудобства, которые он причинил своим визитом, сел в предложенное кресло подле хозяйки дома.

«Я ни в коей мере не осуждаю вас, – заявила Анна, с любопытством оглядывая юношу холодными серыми глазами. – Каждый джентльмен волен потреблять алкоголь в тех пропорциях, кои он сочтет для себя необременительными*.

Мне всегда было интересно узнать, откуда моя мама черпала такие высокопарные и надуманные фразы, которыми она предпочитала изъясняться с незнакомыми людьми. Ведь при прекрасном воспитании, полученном в детстве, она совершенно не читала книг.

«Но я не пил», – промямлил мой будущий отец, который старательно поджимал высовывающиеся из-под короткого халата голые ноги. «Это прекрасно, – заявила Анна. Даже королева Виктория не смогла бы сделать более величественный вид, чем она в тот момент. – Знайте же, что я не терплю пьющих». «Я тоже», – сказал Чарльз. «Замечательно. Думаю, мы с вами подружимся, – сказала Анна. – Почему вы никогда раньше не бывали у нас? Ваш папенька частенько наведывается в наш дом». «Я, собственно говоря, не хотел быть столь назойлив, чтобы предлагать знакомство такой очаровательной мисс, как вы», – сказал несколько осмелевший после бокала портвейна Чарли. «Отнюдь, ведь наши отцы дружат. Почему же не можем дружить и мы?»

Тут парочка замолчала, глядя друг на друга. Маленькую уютную гостиную освещал лишь ярко полыхавший камин, создавая и без того весьма интимную обстановку.

Совершенно освоившийся отец сказал: «Мисс, я бы хотел сообщить вам известие, которое касается нас с вами. Наши родители приняли за нас решение». Анна потупилась. «Какое же?» – спросила она, хотя уже наперед знала, что обсудили за полдюжиной бутылок портвейна два старых друга-соседа, один из которых имел титул и родословную, а другой – капитал. «Но прежде чем сообщить вам это известие, я бы хотел спросить вас: хотели бы вы стать моей женой?» – тихо произнес Чарльз. «Да! – воскликнула Анна и тут же поправилась: – Раз так считает нужным мой папенька, то и я не против».

На самом деле моя мать, не признаваясь даже себе самой, всегда мечтала выскочить замуж за настоящего джентльмена. Анне хотелось вращаться в аристократическом кругу, и при этом она старалась забыть свое происхождение. Будучи богатой наследницей огромного состояния, мама и мысли не допускала, что всю жизнь будет стоять на одной социальной лестнице с товарками на пристани, одной из которых была ее бабка, мать мистера Эмберли, до сих пор торговавшая рыбой с перевернутой кверху дном корзины. При одном упоминании имени родной бабки Анне чудился запах рыбы, и ее передергивало. Ни разу в жизни не видел, чтоб человек так ненавидел своих родственников, что даже не ел рыбу. Мама запретила нашему повару готовить рыбные блюда и никогда их не ела.

Через четыре месяца мои будущие родители сыграли свадьбу. К свадьбе готовились столь долго и тщательно, что окружающие было засомневались в том, что она вообще состоится. Анне непременно хотелось венчаться в Лондоне, но дед по понятным причинам настоял, чтобы свадьба проходила в Фулворте. Однако на нее были приглашены все родственники и друзья сэра Джейкоба. Мистер Эмберли, едва узнав о том, что на свадьбу его единственной дочери съедется чуть не весь высший свет Англии, выложил огромную сумму денег для проведения празднества. Бедняга не знал, что метал бисер перед свиньями. Приехавшие по приглашению деда именитые родственники числом более четырехсот лишь громко фыркали, когда сэр Джейкоб подводил старого негоцианта знакомиться с ними. Общее мнение было таково, что вовсе не мистер Эмберли празднует свадьбу, оплачивая все расходы, а наш старикан, неизменно садившийся во главе стола и первым поднимавший тосты.

Свадебное празднество длилось целую неделю. Пиры сменялись охотой, театрализованными представлениями, фейерверками. Титулованные гости, именовавшие себя на французский манер de la fleur des pois (дословно – «цветок гороха», иносказание – «человек утонченного аристократического общества»), решив, что вдали от цивилизации, на лоне природы можно позволить себе расслабиться, развлекались травлей собаками лисьих семейств, маскарадами, костюмированными танцевальными вечерами и обжорством. Ели много и практически постоянно. Портвейн лился рекой. Сэр Джейкоб на одном из вечеров приказал вылить сто двадцать дюжин бутылок этого благородного напитка в фонтан, наспех устроенный перед усадьбой. Напившиеся гости полезли купаться в вине. Было весело. Многие кавалеры и дамы высшего света вели себя вызывающе, скинув с себя намокшие после купания платья и уединившись в саду. Всюду витал дух фривольности и порока, к которому так тянулся дед, появлявшийся вечерами в сопровождении неизменной фаворитки Лизы Бригз.

Лишь молодые оставались трезвыми и холодными, глядя с брезгливым безразличием и скукой на царящее по случаю их бракосочетания веселое безумство. Познакомившись в первый же день со всеми родственниками новоиспеченного мужа, Анна сразу потеряла к ним всякий интерес, так как с трудом могла поддержать беседу. Мужчины нашли ее слишком холодной и блеклой, а потому обходили вниманием, одаривая оным более симпатичных, пылких и падких до удовольствий особ.

Чарльз также чувствовал себя не в своей тарелке. Его старший брат, который всегда в детстве поддерживал Чарли, не смог приехать из Индии по причине сильной малярии. Он написал длинное письмо, в котором выражал радость от того, что Чарльз наконец-то становится взрослым, и огорчение по поводу постоянного вмешательства сэра Джейкоба в дела младшего брата, на что тот неоднократно жаловался ему в письмах. Во время застолий он не смел ни хорошенько выпить, ни наесться вдоволь, сидя подле строгой супруги. К тому же Чарльза серьезно удручала неудача, постигшая его в первую брачную ночь. Мысль о неспособности вести нормальную половую жизнь так и сверлила мозг юного джентльмена. В каждом взгляде, обращенном на него, в каждой вольной шутке ему чувствовался намек на то, что гости знают о его поражении и молчат лишь из чувства такта. Поэтому он не нашел ничего лучшего, как уподобиться своей молодой супруге и, не участвуя в веселье, безразлично наблюдать со стороны, как гости все более и более разнузданно развлекаются.

Глава вторая

Едва лишь сержант ушел, как констебль тотчас переместился со своего освещенного участка в тень домов, с испугом глядя в зашторенные окна кабинета, где, по его предположению, сейчас находился предмет внимания. Узкий тупик между домами, заканчивающийся грязным дощатым забором, воняющий кошками и помоями, успокаивающе подействовал на всегда степенного Смита. Привыкший крепко стоять на твердой земле, он с ужасом поглядывал в сторону особняка, даже не представляя себе, как это еще совсем недавно он безо всякого страха и стеснения разглядывал, стоя под газовым фонарем, джентльмена с прекрасными бакенбардами. А вдруг тот заметил следившего за ним констебля? От этой мысли Смит резко вздрогнул и попятился в самый тупик, ступив во что-то липкое и скользкое.