Питер Страуб. История с привидениями.

— Хочешь остаться здесь в темноте?

Питер покачал головой.

— Ладно. Тогда пошли.

Джим поставил ногу на первую ступеньку, оглянулся и начал взбираться наверх. Питер последовал за ним, когда тот был уже на полпути.

— Привет, ребята, — сказал звучный голос с подножия лестницы.

Джим Харди закричал.

Питер упал на ступеньки, парализованный страхом, и ему показалось, что он скользит вниз, прямо в объятия стоящего внизу человека.

— Я отведу вас к хозяйке, — сказал тот. Он был одет очень странно: синяя вязаная шапка на светлых курчавых волосах, как у Гарпо Маркса, солнечные очки на бледном, как слоновая кость, лице. Это был тот человек с площади. — Как ее первые посетители вы можете рассчитывать на особенно теплый прием.

Улыбка его стала еще шире, и он медленно направился к ним. Пройдя немного, он поднял руку и сорвал шапку с головы. Светлые кудри — парик — слетели вместе с ней.

Когда он снял и очки, его глаза сверкнули золотым пламенем.

Глава 9

Стоя у окна в отеле и глядя на лишенную света часть Милберна, Дон услышал вдалеке в холодном воздухе джаз и подумал: доктор Заячья лапка пришел в город.

За его спиной зазвонил телефон.

Сирс стоял у двери, слушая шаги на лестнице, когда зазвонил телефон. Не обращая на него внимания, он открыл дверь и выглянул. Лестница была пуста.

Только тогда он взял трубку.

Льюис Бенедикт, тоже оставшийся без света, не слышал ни музыки, ни детских шагов. То, что он слышал, сидя в темной кухне, было самым кошмарным звуком, слышанным им в жизни. То ли в вое ветра, то ли в его мозгу раздавался испуганный, почти неузнаваемый зов его жены: “Льюис! Льюис!” Поэтому, когда зазвонил телефон, он схватил трубку как спасательный круг.

И услышал голос Рики Готорна:

— Мне надоело сидеть в темноте. Я говорил с Сирсом и с племянником Эдварда, и Сирс любезно пригласил нас к себе. Приедешь? Нарушим правило и просто посидим, ладно?

Рики подумал, что молодой человек становится похож на истинного члена Клуба Чепухи. Дон развалился в одном из любимых кожаных кресел Сирса, потягивал виски и разглядывал обстановку библиотеки с выражением любопытства, делающим его очень похожим на Эдварда. Иногда он что-нибудь говорил, но это лишь подчеркивало его напряжение.

Может, это и делает его похожим на нас, подумал Рики. Но все равно Дон ему нравился; родись он лет на сорок пораньше, он был бы их другом по праву рождения.

И он что-то скрывал. Рики не мог понять, почему тот спросил их, слышали ли они вечером какую-то музыку. В объяснение он лишь сказал, что, по его мнению, то, что случилось, находится в какой-то связи с тем, что он пишет.

После этого он рассказал о своем замысле и о докторе Заячья лапка и упомянул, что перед тем, как приехать сюда, слышал музыку.

— Вы хотите сказать, что происходящее в городе совпадает с сюжетом ненаписанной книги? — недоверчиво спросил Сирс. — Это какая-то чепуха.

— Если только, — задумчиво сказал Рики, — с его приездом события не приобрели некий новый поворот.

— Нет, не может быть, — не успокаивался Сирс. — Поворот поворотом, а по-моему, мы просто сами себя запугали, в том числе и вы, мистер писатель.

Льюис сидел в стороне от остальных, погруженный в мрачное раздумье. Рики спросил, о чем он думает, но Льюис в ответ только попросил еще виски.

Сирс угрюмо кивнул; Льюис выпил уже вдвое больше обычного, как будто к этому обязывало его появление в мятой рубашке и твидовом пиджаке.

— Ну и что за таинственный поворот? — осведомился Сирс.

— Ты отлично знаешь, о чем речь. Во-первых, смерть Джеффри.

— Совпадение.

— Овцы Элмера и другие животные.

— Ты что, уже, как Хардести, веришь в марсиан?

— Не помнишь, что нам сказал Хардести? Что это чья-то игра, развлечение. И они продолжают развлекаться — Фредди Робинсон, потом бедная Рея Дедэм. Я давно чувствовал, что мы накликали нашими историями что-то нехорошее, а теперь боюсь, что эти жертвы не последние. Слишком далеко все зашло.

— Я же говорю, что ты себя запугиваешь.

— Мы все боимся, — сказал Рики охрипшим от холода и волнения голосом. — Все. Но я хочу сказать, что приезд Дона был последним фрагментом головоломки: объединившись, мы объединили и силы, действующие против нас. Может быть, мысами их и вызвали — мы своими историями, а Дон своим романом. А теперь мы видим то, что видим, и объявляем это фантазиями и следствием наших страхов. Три человека умерли, неужели вам этого мало?

Льюис, потупившись, разглядывал ковер.

— Знаете, я вспомнил, что сказал Фредди Робинсону, когда встретил его вечером возле дома Джона. Я сказал, что кто-то хлопает нас, как мух.

— Но почему этот молодой человек, которого мы никогда раньше не видели, стал этим последним звеном? — спросил Сирс.

— Может, из-за того, что он племянник Эдварда? — предположил Рики, и сразу же на него нахлынула горячая волна облегчения, что его дети не приедут в Милберн на Рождество.

Все трое почувствовали давящую тяжесть слов Рики. Трое испуганных стариков сидели в колеблющемся свете свечей и вспоминали прошлое.

— Может быть, — сказал наконец Льюис, допивая очередной бокал. — Но с Фредди что-то не то. Он хотел со мной встретиться, звонил два раза. Я отказался.

— Он хотел что-то рассказать тебе? — спросил Сирс.

— По-моему, он хотел всучить мне страховку.

— Почему ты так решил?

— Он много говорил о каких-то опасностях.

Они снова замолчали. Наконец Льюис сказал:

— Если бы я встретился с ним, он, может быть, остался бы жив.

— Льюис, ты говоришь, как Джон, — сказал Рики. — Он тоже винил себя в смерти Эдварда.

Все трое посмотрели на Дона Вандерли.

— Может, я здесь и не из-за дяди, — сказал Дон. — Может, я собираюсь вступить в Клуб Чепухи.

— Что? — воскликнул Сирс.

— Рассказать свою историю. Ведь таков вступительный взнос? Я хорошо ее помню, потому что предварительно описал все в дневнике. И, — сказал он, нарушая их неписаное правило, — это не выдумка. Это случилось именно так, как я расскажу. Эта история не имеет конца, поэтому я не смог сделать из нее роман. И если мистер Готорн (“Рики”, — прошептал адвокат) прав, то умерли не три, и не четыре, а пять человек, и первым из них был мой брат.

— Вы оба обручились с одной девушкой? — спросил Рики, вспомнив слова Эдварда.

— Мы оба обручились с Альмой Моубли, которую я встретил в Беркли, — начал Дон. — Я думаю, это настоящая история с привидениями, — и он, помня о докторе Заячья лапка, вынул из кармана доллар.

Он рассказал им всю историю не так подробно, как в дневнике, но стараясь не упускать важных деталей. Это заняло около получаса.

— Так “Кто есть кто” доказал мне, что все, сказанное ею, было ложью, — закончил он. — Дэвид умер, а ее я больше никогда не видел. Она исчезла, — он вытер лоб и громко вздохнул. — Вот и все. Это ведь история с привидениями, разве не так?

Какое-то время они молчали. “Скажи ему, Сирс, — молча молил Рики, глядя на своего друга, вытянувшегося в кресле. — Скажи ему, Сирс. Скажи”.

Сирс встретился с ним глазами.

— “Он знает, о чем я думаю”.

— Хорошо, — сказал Сирс, и Рики закрыл глаза. — Это история в нашем стиле. Скажите, на основе этих событий вы написали роман?

-Да.

— То, что вы рассказали, лучше.

— Но она не имеет конца.

— Пока не имеет, — сказал Сирс, глядя на оплывающие в серебряных подсвечниках свечи. “Ну же”, — взмолился Рики, все еще не открывая глаз. — Так тот человек, похожий на волка.., его звали Грег? Грег Бентон?

Дон кивнул, не понимая, почему Сирс спросил именно об этом.

— Я знал его под другим именем. Когда-то давно его звали Грегори Бэйт. А его босоногого брата — Фенни. Я видел, как Фенни умер. Только тогда он — ваш Бентон — еще не брил голову.

— Если у него две личины, то может быть и три, — вставил Рики. — Я видел его на площади две недели назад.