Лик в бездне (сборник)

Он сел рядом с Коном и достал обломок красного карандаша и лоскут белого шелка. Кон заинтересованно защелкал. Грейдон набросал на шелке контур амфитеатра.

Кон кивнул. Грейдон показал на вход и на себя. Человек–паук энергично затряс головой. Грейдон нарисовал картинку: задняя сторона раковины, как он представлял ее себе, и, схематично, самого себя, взбирающегося по ней вверх. Кон с презрением посмотрел на картинку, отобрал у Грейдона карандаш и сам нарисовал картинку, явно более соответствующую действительности. Рисунок был выполнен превосходно. Задняя стена раковины в исполнении Кона выгибалась наружу, а не была плоской, как изобразил ее Грейдон, и была покрыта завитками, по–видимому, вырезанными на ней.

Затем, необычным образом искривив лицо, что должно было обозначать улыбку, Кон набросал схематичное изображение самого себя, несущего на руках Грейдона. Он похлопал Грейдона по спине и разразился взрывом жутких звуков, явно представляющих собой смех.

Кон высказался так ясно, будто объяснялся словами: «Единственная возможность для вас попасть туда – это если я понесу вас, а я чертовски хорошо знаю, что вы этого не захотите.»

Он не захочет? Да это именно то, чего он хотел!

Грейдон одобрительно похлопал человека–паука по плечу, показал на рисунок и кивнул. Улыбка увяла на лице Кона. Он казался удивленным и растерянным. Он предостерегающе, даже раздраженно защелкал. Грейдон понял, что Кон, несомненно, посылал его к черту. Все же Грейдон не убрал палец с рисунка и упрямо кивал. Кона, казалось осенила идея. Он схватил карандаш и нарисовал изображение, в котором можно было узнать Лантлу. Узнать можно было главным образом потому, что рисунок демонстрировал лицо с приросшим к носу кулаком. Затем он снова нарисовал Грейдона, целившегося из винтовки в это лицо. Грейдон покачал головой.

Человек–паук выглядел озадаченным.

Следующий рисунок изображал Кона, ползущего вниз по стенам Дворца и держащего, по–видимому, Грейдона за ноги.

Он свешивался из рук Кона вниз головой.

Грейдон радостно закивал. Если с помощью щелчков можно ругаться, то Кон ругался. Он нарисовал еще одну картинку: он перепрыгивает через ветви деревьев, а сзади схватившись за ногу, болтается Грейдон. Полностью соглашаясь, Грейдон кивнул и похлопал его по плечу. Кон выругался снова, постоял мгновение в задумчивости, затем быстро набросал себя, мечущего сверху вниз четыре стержня в голову Лантлу. С безразличным видом Грейдон пожал плечами. Кон испустил щелчок отчаяния и сдался.

Сделав Грейдону жест следовать за ним, он вышел из тронного зала, привел его к расположенному в конце коридора балкону и умчался. Грейдон выглянул наружу. Чаша Ю–Атланчи была заполнена темнотой, солнце уже скрылось за барьером.

Он увидел огни, словно цепочки светлячков, идущие от амфитеатра к раковине.

Кто–то коснулся его руки. Рядом, держа два похожих на палицы стержня, стоял Кон. Без единого щелчка человек–паук обхватил Грейдона рукой, перелетел через край балкона и по отвесной стене Дворца скатился вниз.

Грейдон отметил, что Кон нес его не вверх тормашками, как угрожал сделать.

Это Грейдона позабавило.

Они стояли на краю огромной лестницы.

Ступени вели вниз, к лугу. Они осторожно миновали лестницу и достигли опушки среди деревьев. Здесь Кон снова поднял Грейдона, но не для того, чтобы тот болтался сзади, пока он скачет по ветвям.

По–прежнему таясь, человек–паук перелетал от ствола к стволу.

Слышался приглушенный рокот голосов, все более нарастающий. Светлячки превратились в факелы – бледные неподвижные огни, словно замороженные лунные лучи. В их слабом свете Грейдон увидел дворян Ю–Атланчи. Мужчины и женщины потоком устремились сквозь узкий проход в громадную раковину. Здесь и там виднелись украшенные драгоценными камнями носилки. Бледный, призрачный огонь факелов не давал света, а лишь подчеркивал окружавшую их темноту.

Сделав крюк, Кон беззвучно промчался между деревьями к задней стене амфитеатра. Передав два стержня Грейдону, он крепко обхватил его и стал взбираться вверх по стене, цепляясь за резные украшения, которые он изобразил на рисунке, но которых Грейдон в темноте не мог видеть. Они достигли вершины.

Здесь был широкий парапет. Кон сел на него верхом, со стуком поставил Грейдона на ноги и исчез. Вскоре он вернулся, поднял Грейдона и скользнул вместе с ним вниз, в темную пустоту. Грейдон задохнулся. Их полет закончился так внезапно, что у него лязгнули зубы. Вокруг было почти темно. От возвышавшейся за спиной опаловой стены отражался свет звезд. По одной из вертикально шедших вдоль стены выемок Кон скользнул вниз. Грейдону захотелось знать: как, черт возьми, человек–паук собирается скользнуть обратно вверх, держа, к тому же, на руках Грейдона.

Он огляделся. Они находились на самом верхнем ярусе каменных сидений.

Перед сиденьями был огораживавший их трехфутовый парапет. Недалеко внизу Грейдон расслышал шелест, шепот и приглушенный смех.

Кон взял его за плечо, оттащил от сиденья и прыгнул вниз за парапет.

Согнувшись там, он сел рядом с Грейдоном и бросил украдкой взгляд поверх парапета.

Над западными горами появилось слабое серебряное сияние. Оно делалось ярче.

Шепот внизу смолк. Между двумя пиками башен внезапно показалась мерцающая серебряная точка.

Точка превратилась в ручеек серебряного пламени.

Мужской голос, вибрирующий баритон, начал песнопение. Ему ответил, подхватив эту и следующие строфы, невидимый хор.

По мере того, как поднималась луна, песнопение делалось все громче.

За спиной Грейдона сперва бегущими искрами, потом в неуклонно усиливающемся ритме разгорелось опаловое свечение: громадная раковина начала сиять все ярче и ярче по мере того, как луна выскальзывала из каменных пальцев горных пиков.

Праздник Делателей снов начался.

Песнопение кончилось. Свет поднявшейся луны падал на амфитеатр, заполняя пространство между стенами–конхоидами. Ритм свечения стен ускорился, раковина превратилась в светящийся опал, а в опале – вкрапления голубых и многоцветных, лучистых, как звезды, точек. Точки испускали потоки лучей.

Лучи встретились, пересеклись в центре амфитеатра. Из них соткалась протянувшаяся от края до края амфитеатра паутина. Эта сотканная из лучей паутина уплотнялась, на ней вырисовывались силуэты голов дворян и силуэты множества расположенных внизу пустых ярусов.

Началось новое песнопение. На противоположной стороне невысоко над створками раковины, образующими вход в здание, появилась серебряная светящаяся точка. Точка увеличилась, превратилась в маленькую луну – точную копию плывущего во небу светила. Рядом с ней засияли еще три. Лучи их поползли, коснулись светящейся паутины и легли на нее.

Паутина сделалась теперь чем–то вроде занавеса, прозрачного и не материального.

Внезапно, светя сквозь занавес, высоко на противоположной стороне раковины, там, где не вся стена была залита лунным светом, в полутьме вспыхнула новая, больше настоящей, луна. На сверкающем диске виднелась голова женщины. Она принадлежала к Старой Расе. Голову женщины окружал серебряный ореол. Ее лицо было поистине неземной красоты. Глаза закрыты. Казалось, она спала.

Делательница снов!

Она находилась, как понял Грейдон, в широком алькове, в нише, но сидела она или стояла, он бы сказать не мог. Тело ее различить было невозможно. Окруживший ее прекрасную голову ореол запульсировал, вырос и успокоился. Делательница Снов, казалось, растворилась в его сиянии, превратилась в туман на его фоне. Песнопение взлетело почти до крика и оборвалось на высокой ноте.

Что–то понеслось в сторону от светила, что–то не имевшее ни формы, ни очертаний, воспринимаемое каким–то иным чувством, не зрением. Оно ударило в паутину. Занавес под ударом задрожал, и внезапно – это была уже не паутина, не сотканный из лучей занавес! Грейдон видел космическое пространство, заглянул в пустоту, находящуюся за пределами нашей вселенной.