Отель Трансильвания

Крепко сжатыми кулачками она стукнула себя по коленям.

– Я говорю о быстротечности жизни, маркиз. Мне девятнадцать, и все эти годы пролетели впустую. Пройдет еще десять лет, и что же тогда?

Хотя вопрос был явно риторическим, Шеню-Турей счел нужным заметить:

– Надеюсь, я могу выстроить кое-какие прогнозы.

– В течение этих лет, – безжалостно продолжала Мадлен, – я самым обыкновенным образом выйду за кого-нибудь замуж и буду растить самых обычных детей, проживая один пустой день за другим…

– Думать, что ваши дети будут походить на других, большая ошибка, – снисходительно пробормотал Шеню-Турей, вновь попытавшись коснуться ее руки.– Кроме того, дети, преданность мужа, религия – разве этого недостаточно?

– Конечно же нет! – Мадлен давно игнорировала предостерегающие взгляды Кассандры.– В мире столько достойных занятий. Медицина, наука, дальние путешествия служение Господу, наконец. Если бы у меня было к тому призвание, я осталась бы в монастыре, а там, как знать, возможно, передо мной открылись бы новые горизонты. Но женщине трудно сделать карьеру миссионера, а мой отец, к сожалению, не дипломат.

Она помолчала с минуту, затем продолжила:

– Я знала одну девушку по имени Ренегонда Шамлисс, мы вместе учились. Ее отец – граф Этен-дани. Она побывала с ним во многих местах: в Турции, в Риме, в Стокгольме и даже в России. После учебы отец повез дочку в Индию. Добрые сестры ахали над ее несчастной судьбой. А я ей завидовала, да и сейчас продолжаю!

Не заметив опасных искорок во взгляде Мадлен, Шеню-Турей рассудительно произнес:

– Естественно, сестры правы. Граф Этендани всегда слыл оригиналом. Верх легкомыслия – таскать за собою ребенка, особенно если долг призывает тебя в дикие или глухие края. Болезни, грязь и прочие неудобства. Поверьте, во всех этих экзотических землях отсутствует элементарный комфорт.

– Вы, сударь, шутник, – усмехнулась Мадлен.– Что значит какой-то комфорт перед возможностью повидать дальние страны?

Маркиз ответил довольно сухо:

– Полагаю, мадемуазель, туда незачем ездить. Вполне можно удовольствоваться общими сведениями о жизни в этих краях. Но вам, конечно, виднее. Я никому не навязываю ни свое мнение, ни себя.

Обида, прозвучавшая в голосе спутника, казалось, развеселила Мадлен. Откинувшись на спинку сиденья, она рассмеялась.

– Ну вот, вы уже пытаетесь воздействовать на меня. А все потому, что и сама я пытаюсь оставаться примерным ребенком и не выходить из воли отца. Кстати, он сообщил, что вы хотите на мне жениться и ждете решительного ответа. Что ж, я отвечаю: это невозможно, маркиз.

– Вы разбиваете мое сердце, – процедил сквозь зубы Шеню-Турей.

Мадлен покачала головой.

– Нет. Подумайте. Что меня ждет в браке с вами? Какое-то время вы будете искать моего общества, потом вернетесь к своим развлечениям и любовницам, а я сделаюсь предметом жалости и насмешек, как множество жен. О нет, подобная перспектива мне попросту ненавистна!

Казалось, маркиза ничуть не расстроил отказ. Для человека с разбитым сердцем он выглядел очень самоуверенно.

– Прекрасно, мадемуазель. Поскольку мое предложение вас не прельщает, придется вам побеседовать с другими людьми, преследующими куда менее благородные цели.

Он испытующе заглянул ей в глаза и с мрачным удовлетворением обнаружил в них первые признаки беспокойства.

– Возможно, брак со мной и не сахар, но кто поручится, что вам уготован лучший удел? Не будем гадать, мадемуазель, и попробуем это проверить.

Маркиз постучал тростью в потолок кареты.

Что вы делаете? – удивленно спросила Мадлен.

– Меняю свои планы.– Он окликнул кучера: – Я передумал, Анри. Везите меня в первый адрес.

– Что это за адрес? И что вы задумали, сударь? Шеню-Турей неприятно улыбнулся.

– Я отвезу вас к тем, кто давно претендует на вас.

– К кому? – костяшки пальцев Мадлен побелели, болезненный страх сжал ее сердце холодной рукой. Ей почудилось, что она вновь находится в ночных окрестностях Сан-Дезэспора.

– К барону Клотэру де Сен-Себастьяну и его хорошим друзьям. Они обещали мне… определенное вознаграждение, если я привезу вас к ним. Я сказал, что сделаю это только в том случае, если вы мне откажете. Вы сами избрали свою судьбу, мадемуазель.

Маркиз расположился поудобнее, скрестил свои красивые ноги и принялся вертеть в руках трость.

Мадлен почувствовала, что слабеет, и с немалым усилием попыталась собрать свою волю в кулак.

– Это, во-первых, подло, а во-вторых, очень глупо, маркиз. Мы сейчас не где-нибудь, а в Париже. Если я закричу, мне немедля помогут. Перестаньте шутить. Отвезите нас с горничной в дом моей тетушки, и я тут же забуду обо всей этой неприглядной истории.

Она понимала, что лжет, она знала, что первым делом непременно расскажет обо всем Сен-Жермену.

– Вы можете кричать, мадемуазель. Если, конечно, не боитесь огласки.– Маркиз сделал быстрое движение рукой, и из рукоятки его трости выскочило тонкое лезвие.– Но мне почему-то кажется, что вам не захочется кого-то там звать.

Мадлен стиснула зубы. Мерцание стали ее странным образом успокоило. Итак, ей вздумали угрожать! Она взглянула на побелевшее лицо горничной и сказала:

– Ничего он не сделает, милая. Думаю, я сейчас с ним договорюсь.

С невольной гордостью девушка ощутила, что голос ее совсем не дрожит, и окинула Шеню-Турея изучающим взглядом.

– Могу я узнать, зачем вы это делаете? Какую награду предполагаете получить?

Шеню-Турей покачивал тростью, наслаждаясь опасной игрой.

– Да не все ли вам это равно, дорогая? Самовлюбленный болван! Как же тебя обмануть, как сыскать к тебе ключик?

– Но… почему именно я? Сен-Себастьян меня даже не знает. Я слышала, что у него есть какие-то счеты с отцом…

– Вот именно, счеты. Сен-Себастьян имеет право на вас.

Маркиз запустил свободную руку в карман камзола, вытащил из него плоскую фляжку и вежливо протянул Мадлен.

– Позвольте почтительно предложить вам выпить вина.

– Благодарю, – отказалась Мадлен. Маркиз рассмеялся.

– Если вы не осушите эту посудину, я убью вашу горничную. Идет?

Он вскинул клинок. Лицо пожилой женщины помертвело.

– Пейте же, не упрямьтесь, Мадлен!

– Не надо, девочка, – белыми губами шепнула Кассандра, но Мадлен уже подносила горлышко фляжки к губам.

– Вино низкого сорта, маркиз. Она вернула фляжку хозяину.

– Для моих целей сойдет. Наркотик скоро подействует, дорогая.

Мадлен вздернула подбородок.

– Что ж, хорошо. По крайней мере, я избавлюсь от вашего общества. Мне надо было сразу же вам отказать. Но вы втерлись в доверие к батюшке, а я не осмелилась ему возразить. Теперь я сомневаюсь в его здравомыслии.– Она обернулась к Кассандре: – Я не буду устраивать сцен. Тебе ничто не грозит. Не беспокойся, когда я потеряю сознание. Шеню-Турей заманил нас в ловушку. Нам просто не повезло.

Горечь в ее словах заставила маркиза крепче сжать трость.

– Поплачьте, милая, возможно, я и разжалоблюсь…

– Что? Вы, кажется, сомневаетесь, хорошо ли оплатят ваш труд?

Она сама поразилась звучавшей в ее словах злости.

Хотя ответный взгляд Шеню-Турея свирепо блеснул, в душе он не ощущал враждебности к дерзкой девчонке. Кинься она ему в ноги, он, возможно, еще подумал бы, отвозить ли ее к Сен-Себастьяну. Гордячке, пожалуй, стоит напомнить, кто она есть.

– Сен-Себастьян имеет право на вас. И ваш отец это знает. Я не совершаю несправедливости, отвозя вас туда.

Встревоженная Кассандра, видя, что девушка засыпает, принялась растирать ей платком запястья и лоб. Она тормошила Мадлен, но та в полусне отталкивала ее руки.

– Не пугай меня, моя девочка, – в ужасе шептала служанка.

– Никто не имеет прав на меня, – удалось наконец выговорить Мадлен. Преувеличенная четкость ее речи указывала, что наркотик начал свою работу.

– Но вы ошибаетесь, мадемуазель. Есть документ – я сам видел его. Ваш батюшка расписался в нем собственной кровью.