Возвращение мертвеца

Внезапно я очнулась.

«Нет. Я не стану этого делать. Я хочу ей помочь. Черт возьми, я просто пытаюсь ей помочь!»

Медленно выдохнув, я отстранилась от Полиамур, прекратив воздействие своей энергии, и стала ждать, когда секс-ведьмочка перестанет дрожать и сможет удерживать равновесие. Она стояла, прислонившись ко мне. Я чмокнула ее в щеку, ощутив запах мускуса, смешанный с запахом человека. Приятный запах, но страх Поли уже прошел, и я почувствовала, как по моим нервам разливается волна неясного, смутного удовольствия.

«Так вот что испытывают демоны, когда пугают нас!»

Наверное, то же самое испытал Джафримель, когда напугал меня при нашей первой встрече.

– Ну вот, – буркнула я. – Так лучше?

Полиамур захлопала ресницами, постепенно приходя в себя. Затем она резко отстранилась, и я, убрав руки, вернулась на свое место. Джейс стоял, внимательно разглядывая рисунок Мобиана. Он не покраснел, но я чувствовала, как от него пахнет возбуждением. Не такой приятный запах, как у Поли. Плечо не болело – знак словно затих. Я взяла в руки чашку с кофе и вдруг замерла, едва поднеся ее ко рту. Внезапно все прояснилось – я поняла!

«Как, вы его не воскресили?»

«Ты не бросишь меня в одиночестве скитаться по земле!»

«Накорми меня».

Секс-ведьм нужно кормить. Как и меня; слава богам, я могла питаться человеческой пищей. Джафримелю нужна была кровь. В Нуэво-Рио он ходил есть на скотобойню.

«Не хочу, чтобы ты видела, как я ем».

Его голос, знакомый и темный, как виски. Я уставилась в свою чашку. Полиамур стояла к нам спиной, дыша тяжело и прерывисто; однако ее аура уже успокоилась. Проглотив комок в горле, я хрипло повторила:

– Мне нужно знать кто. Мне нужно знать, как вы это сделали. И почему считаете, будто глифы пожирателя могут вас защитить.

Коротко рассмеявшись, Полиамур резко обернулась.

– Хорошо, я расскажу все, что знаю. В конце концов, вы же заплатили, устроив это маленькое представление.

«Которое тебе очень понравилось». Как, впрочем, и мне.

– Черт бы тебя взял, Себастьяно, ты ведь можешь стать следующей жертвой! Вместо того чтобы липнуть ко мне, лучше расскажи все, что знаешь, а то я трахну тебя как следует, только с другого конца!

Полиамур дотронулась до серебряного амулета, который сверкнул в ее пальцах, словно отравленная стрелка.

– Я уже мертва. Мы не смогли убить Мировича, мы же были просто детьми. Это Келлер придумал, чтобы каждый… взял себе по кусочку. – Рука Поли дрожала, и вместе с ней дрожал амулет, сверкая серебряными искрами. – Мне известно не все, Валентайн. Я должна была провести их мимо охраны в личные покои Мировича. Келлер не смог бы справиться с ним в одиночку. Никто не желал вызывать его на поединок пожирателей, ибо никому не хотелось становиться пожирателем, которого все презирают и преследуют. И тогда Келлеру пришла в голову одна идея: каждый из нас станет пожирателем частично.

Я заморгала. «Так вот почему расследование держалось в тайне». Если бы стало известно, что нескольким псионам - которые были всего лишь детьми – удалось снять с себя ошейники и убить директора школы, притом такого опытного, как Мирович…

Это было бы почище бунта учеников в ответ на безобразия директора. Вот если бы он публично обливал нас грязью, тогда никто бы и ухом не повел. Псионов уже тогда ненавидели почти везде, и только кое-где – терпели. Гегемония в нас нуждалась, и потому нас защищал закон, но публичность – это уже совсем другое.

В животе начались спазмы. Это была просто жизнь в реальном мире, только меня от нее тошнило. Когда директор издевается над детьми, это нормально, но когда дети восстают против директора – это уже неприемлемо. Ибо если псион научится убивать еще ребенком, что с ним будет, когда он вырастет? Нет, такого опасно оставлять в живых. Логично, не так ли?

Джейс слегка шевельнулся. Я сразу поняла, чего он хочет, словно он телепатически передал мне свою мысль.

– Кто такой этот Келлер?

– Келлерман, – ответила Полиамур и вздохнула.

Это имя мне ничего не говорило.

– Наверное, мы с ним не встречались.

В голосе Полиамур слышался явный сарказм, когда она, стараясь меня не обидеть, ответила:

– Сомневаюсь, что вы бы его вспомнили, даже если бы вы и встречались. Он умел казаться незаметным.

– Келлерман?

Полиамур вздрогнула – я не обратила внимания на свой голос: от его звука звякнула посуда на подносе, скрипнул столик, крякнули стены и шевельнулись занавески на окнах, от которых на стенах задвигались тени. Интересно, что сейчас чувствует Полиамур? Борется с желанием броситься к моим ногам и раболепствовать?

Я подавила дрожь. Слава богам, что я не родилась секс-ведьмой и не попала в бридеры. Или в колонию. Или еще что-нибудь, что могло бы со мной случиться.

И все же… может, стоит ее попугать, совсем легонько, чтобвновь ощутить на себе прикосновение ее восхитительной энергии?

– Это прозвище. Келлерман Лурдес. Его родители были новохристианами, погибли в автокатастрофе – Полиамур тихонько вздохнула. – Что еще вы хотите знать?

– Откуда взялись глифы пожирателей? Кто еще участвовал в заговоре?

Разгадка начинала вырисовываться все ярче, словно предмет, медленно всплывающий на поверхность прозрачно-чистой воды. И все же мне не хватает некоторых деталей, чтобы картина прояснилась окончательно.

– Это знал только Келлер. Мы встречались в старом шлюпочном сарае у озера – помнишь ту халупу? Каждый из нас знал в лицо только того, кого сам завербовал; всех знал один Келлер. Он очень серьезно относился к конспирации. Меня завербовали лишь для того, чтобы я провела Келлера и остальных мимо охраны.

– Остальных?

«А я-то думала, что она выложит мне все, что знает и чего не знает об этом Келлере и Мировиче», – кисло подумала я.

Но Полиамур была бледна и дрожала, и упасть ей не давала только моя энергия. Если уж от моих собственных воспоминаний у меня открывались и кровоточили несуществующие раны на спине, а Эдди начинал дрожать с головы до ног, что же говорить о легендарной Полиамур, которая и так уже натерпелась достаточно? Нужно ее приласкать, пусть отдохнет хотя бы несколько секунд. В конце концов, я тоже не железная и имею право выкинуть что-нибудь эдакое просто так, чтобы забыться. Я ведь никогда не признавала секс за деньги, никогда.

До сегодняшнего дня.

Думаю, Урсула была одной из них. Возможно. Не знаю.

В темных глазах Полиамур стояли слезы, бархатный голос дрожал.

– Ты с ними не пошла? Но как тебе удалось отключить систему защиты и…

– Он любил оргии. – При упоминании имени Мировича Полиамур перешла на шепот; в воздухе чувствовалось такое напряжение и мука, что он начал кровоточить. – В общем, я принесла ему свежее мясо и привела с собой Келлера. Нужно было подойти к нему поближе и…

– Sekhmet sa'es, – прошептала я. – Ты привела с собой приманку и Келлера.

Она кивнула.

– Как только мы миновали линии защиты, Келлер снял с себя ошейник и подождал, пока я снова замкну цепь. Потом я потащила приманку – это была магиня, Долорес Ансьен-Руис, она ни о чем не догадывалась. Ненавижу себя. Мирович занимался ею, когда Келлер начал исполнять свой… план… а я следила за системой защиты. – Полиамур с ужасом взглянула на свои изящные пальцы, словно они были чужими. – Ненавижу себя, ненавижу.

Нужно идти до конца.

– Почему? – спросила я.

Полиамур повела плечами.

– Через два года Долорес покончила с собой. Ей было одиннадцать, когда она повесилась.

Дерьмо! А я-то собиралась расспросить и ее. Чтобы повесилась одиннадцатилетняя девочка… Я отогнала от себя эту мысль.

– Потом я тащила ее из спальни директора, а она заходилась криком. Они пробежали мимо меня – на них были глухие маски, но Урсулу я узнала. И Эрана. И Холлина.

– Холлина? Холлина Сьюкроу?

Вот его я знала, во всяком случае, много о нем слышала. Я взглянула на Джейса – он был бледен, лоб покрыт каплями пота. Да уж, тяжело все это слышать. Феромоны Поли действовали и на него. Интересно, а что он почувствовал, когда запахло ее страхом?