Имаджика: Пятый Доминион

— Что же это тогда?

— Это чудо, — сказал Миляга. Он не осмеливался употреблять это слово раньше, даже наедине с самим собой. Но любое другое оказалось бы ложью, а лжи здесь не было места. — Я говорю тебе, что чуть с ума не сошел. Но если бы ты видел, как оно менялось… это было что-то абсолютно неземное.

— А где это существо сейчас?

— По-моему, он умер, — ответил Миляга. — Я потерял слишком много времени, прежде чем отправиться на его поиски. Я попытался забыть о том, что когда-то видел его. Я боялся того, что он возбуждает во мне. А когда это мне не удалось, я попытался изгнать его из моей головы на холст. Но и это не помогло. Да и не могло помочь. К тому моменту он уже сделался частью меня. А когда я наконец отправился на его поиски… было уже слишком поздно.

— Ты уверен? — спросил Тэйлор. Пока Миляга говорил, на лбу его появились складки боли, с каждой секундой становившиеся все глубже и глубже.

— С тобой все в порядке?

— Да, да, — сказал Тэйлор, — Я хочу дослушать до конца.

— Больше нечего рассказывать. Может быть, Пай и бродит где-нибудь по свету, но я не знаю где.

— И ты поэтому собрался плыть по течению? Ты надеешься… — Он запнулся и неожиданно стал задыхаться. — Знаешь, ты все-таки позови Клема.

— Конечно.

Миляга направился к двери, но прежде, чем он успел выйти, Тэйлор сказал:

— Ты должен во всем разобраться, Миляга. В чем бы ни заключалась эта тайна, ты должен разгадать ее для нас обоих.

Рука его уже взялась за ручку двери, да и здравый смысл призывал к поспешному отступлению. Миляга знал, что у него еще есть возможность промолчать, уйти от этого древнего римлянина, оставив без ответа его призыв. Но знал он и то, что, если он ответит, он будет связан.

— Я во всем разберусь, — сказал он, встретив исполненный отчаяния взгляд Тэйлора. — Мы оба во всем разберемся. Клянусь.

Тэйлор сумел выжать из себя улыбку, но она быстро сползла с его лица. Миляга открыл дверь и вышел на площадку. Клем ждал его.

— Ты ему нужен, — сказал Миляга.

Клем шагнул в спальню и закрыл за собой дверь. Внезапно почувствовав себя отверженным, Миляга пошел вниз по лестнице. Юдит сидела за кухонным столом, вертя в руках какой-то камень.

— Как он? — спросила она.

— Не очень хорошо, — сказал Миляга. — Клем пошел за ним присмотреть.

— Хочешь чаю?

— Нет, спасибо. Чего мне по-настоящему хочется, так это глотнуть свежего воздуха. Пожалуй, я пройдусь немного.

На улице шел мелкий дождик, показавшийся ему манной небесной после удушающего жара в комнате больного. Он не знал окрестностей и решил не отходить далеко от дома, но смятенное состояние помешало осуществлению этого намерения, и он бесцельно побрел вдаль, путаясь в лабиринте улиц и своих мыслей. И лишь когда ветер пробрал его до костей, он стал подумывать о возвращении. В таком месте трудно рассчитывать на то, что сможешь разгадать тайну. С началом нового года все на свете вступают в новый круг конфликтов и честолюбивых замыслов, расписывая свое будущее, словно интригу в банальном фарсе. Лучше уж он будет держаться подальше от этого.

Отправившись в обратный путь, он вспомнил, что Юдит попросила его купить по дороге молока и сигарет. Он отправился на поиски их, занявшие у него гораздо больше времени, чем он предполагал. Когда он наконец завернул за угол с покупками в руках, радом с домом стояла машина «скорой помощи». Парадная дверь была распахнута. Юдит стояла на пороге и созерцала моросящий дождик. Лицо ее было заплакано.

— Он умер, — сказала она.

Он остановился как вкопанный, в ярде от нее.

— Когда? — спросил он, словно это имело какое-нибудь значение.

— Сразу после того, как ты ушел.

Ему не хотелось расплакаться в ее присутствии. Он и так уже достаточно низко пал в ее глазах. Каменным голосом он сказал:

— Где Клем?

— Наверху, рядом с ним. Не ходи туда. Там слишком много людей.

Она заметила у него в руках сигареты и потянулась за пачкой. Лишь только ее рука прикоснулась к его руке, между ними пробежал разряд горя. Вопреки намерению, слезы брызнули у него из глаз, и они упали друг другу в объятия. Оба они не сдерживали рыданий, словно враги, объединенные общей утратой, или любовники перед разлукой. Или словно души, которые никак не могут вспомнить, враги они или любовники, и плачут, будучи не в состоянии в этом разобраться.

Глава 16

1

С того момента, когда впервые был поднят вопрос о библиотеке «Tabula Rasa», Блоксхэм несколько раз собирался выполнить добровольно возложенную на себя обязанность и спуститься во внутренние помещения Башни, чтобы проверить, не была ли нарушена неприкосновенность коллекции. Однако дважды он откладывал это дело, внушая себе, что у него есть дела и поважнее, как, например, организация Великой Чистки. Он бы и в третий раз отложил осмотр, если бы вопрос снова не всплыл, на этот раз в форме нарочито небрежной реплики в сторону, изреченной Шарлоттой Фивер, которая и на том, первом, собрании говорила о сохранности книг, а теперь предложила сопроводить Блоксхэма в его экспедиции. Женщины озадачивали Блоксхэма и ставили его в тупик. Влечение, которое они в нем вызывали, всегда соседствовало с чувством неудобства, которое он испытывал в их обществе, но в последнее время он ощутил, что сексуальное влечение, едва ли ранее ему известное, растет в нем со всевозрастающей требовательностью. Но даже в своих уединенных молитвах он не осмеливался признаться себе в причине этого. Его возбуждала Чистка. Именно она бередила его кровь и мужские качества, и он ни на секунду не усомнился в том, что Шарлотта ответила на его жар, хотя и постаралась сделать это как можно более сдержанно и скрытно. Он с готовностью принял ее предложение, и они договорились встретиться в Башне в последний вечер старого года. Он принес с собой бутылку шампанского.

— Можем заодно и поразвлечься, — сказал он, когда они спускались вниз по руинам, оставшимся от старого дома Роксборо, подвал которого был сохранен и скрыт под ничем не примечательными стенами Башни.

Никто в течение долгих лет не отваживался проникнуть в этот подземный мир. Он оказался еще более примитивным, чем им помнилось. Наспех было проведено электричество — с проводов свисали лишенные абажуров лампочки, — но в остальном подвал остался таким же, как и в первые годы существования Общества. Он был сооружен для того, чтобы в срочном порядке спрятать там книжное собрание Общества, а стало быть, на века. От нижней лестничной площадки разбегался веер одинаковых коридоров, по обе стороны которых стояли книжные полки, поднимавшиеся вдоль кирпичных стен до полукруглых потолков. В местах пересечения коридоры были украшены сводчатыми перекрытиями. Что же касается каких-либо иных архитектурных излишеств, то они отсутствовали.

— Не раздавить ли нам бутылочку перед началом? — предложил Блоксхэм.

— Почему бы и нет. А из чего будем пить?

Вместо ответа он извлек из кармана два граненых стакана. Она взяла их, пока он открывал бутылку. Пробка подалась с декоративным вздохом, звук которого затерялся где-то в лабиринте коридоров. Наполнив стаканы, они выпили за Великую Чистку.

— Ну вот мы и здесь, — сказала Шарлотта, поплотнее закутываясь в меха. — Что будем искать?

— Следы вторжения или кражи, — сказал Блоксхэм. — Разделимся или пойдем вместе?

— О-о-о, вместе, — ответила она.

Роксборо утверждал, что все хоть сколько-нибудь значительные книги по магии этого полушария собраны здесь, и, бродя вдвоем и созерцая десятки тысяч манускриптов и печатных изданий, они готовы были поверить этому хвастливому заявлению.

— Как, черт возьми, им удалось собрать все это? — удивилась Шарлотта.

— Осмелюсь заметить, мир тогда был куда меньше, — сказал Блоксхэм. — Все они знали друг друга, так ведь? Казанова, Сартори, граф Сен-Жермен. Все эти обманщики и педики держались вместе.