Цвет убегающей собаки

Когда Лукаса вели к его месту, Поннеф листал какие-то бумаги и лишь бегло взглянул на него, всем своим видом давая понять, что полностью поглощен делом. Наблюдая этого человека на месте председательствующего на импровизированном суде, Лукас вспомнил, какое впечатление он произвел на него при первой встрече. Тогда Поннеф показался ему надутым мошенником. Сейчас как никогда точно он соответствует именно этому образу: делает вид, будто читает, на самом же деле наслаждается своей властью над кучкой религиозных фанатиков, послушных педиков и полоумных бандитов.

Поннеф не стал тратить времени на предисловия.

— Специальная сессия суда собралась по делу о предательстве интересов нашей общины и катаризма в целом. Незадолго до 15 мая 1247 года обвиняемый, известный тогда под именем Раймона Гаска, передал нашим врагам ценную информацию, позволившую им устроить нам засаду во время перехода тех самых гор, где мы находимся сейчас. — Поннеф театральным жестом указал куда-то в сторону. — Каким именно способом это было сделано и через кого Раймон Гаск передал информацию, — этим, наряду с другими вопросами, и предстоит заняться настоящему суду. Помимо того, и это еще важнее, мы должны для начала выслушать, признает себя подсудимый виновным или нет, а когда суд закончит работу, перед вынесением приговора, — принять если не раскаяние в содеянном, то хотя бы признание приведенных доказательств.

Он замолчал.

— Невиновен, — заявил Лукас.

Поннеф недовольно заворчал.

— Мы люди терпимые и уважаем право подсудимого отвергать любые обвинения, если, конечно, у него есть для этого достаточные основания. Со своей стороны, мы готовы привести доказательства его вины, являющей собою акт величайшей измены. Передо мной — оригинал документа, относящегося ко временам крестовых походов против катаров. Из него следует, что Раймон Гаск отвергает это учение во всех его пунктах, и особенно проповеди католического священника-отступника Бернара Роше. Кое-кто из вас уже знаком с этим документом.

Поннеф поднял кожаную папку, несомненно, извлеченную из «ранее неизвестной» библиотеки то ли в Тулузе, то ли в Каркассоне.

— Цитирую, — продолжал он. — «Раймон Гаск сообщил нашим людям, что еретик Роше проживает в настоящее время в коммуне Мелиссак, но через несколько дней, вместе с группой своих последователей, собирается покинуть это место. В ответ на вопрос, куда именно намереваются бежать еретики, Гаск указал приблизительный маршрут движения. На перехват были посланы солдаты, которые остановили еретиков, заковали их в цепи и доставили в тулузскую тюрьму, где они содержались до вынесения приговора».

С приличествующим содержанию мрачно-торжественным тоном Поннеф зачитывал, или, во всяком случае, делал вид, старый французский текст, но с тем же успехом, подумал Лукас, это мог быть какой-нибудь популярный комикс. В нем не было и намека на доказательство, даже если бы (и это чрезвычайно существенное «если») Лукас признал себя Раймоном Гаском. Оспаривать такого рода обвинения не было смысла. Остается одно — выдвигать контробвинения. Но и это скорее всего пустая трата времени. Лучше подумать о том, как Нурия собирается вызволить его отсюда. Позади — пара громил, обе двери — слишком далеко. Лукас попытался подсчитать, сколько примерно шагов до той, что ведет в приемную. Тем временем Поннеф излагал аудитории кровавые обстоятельства мук и преследований, которым подвергались их двойники из XIII столетия. Для тех, у кого оставались сомнения, он особенно упирал на то, что все они умерли за катарскую веру.

— Итак, кому вы передали информацию об исходе из Мелиссака? — повернулся он к Лукасу.

— Мне кажется, вы сами должны знать ответ на этот вопрос, тем более имея перед собою отчет инквизиции. Что же касается меня, то я не имею на этот счет ни малейшего понятия, ибо, обращаясь ко мне, вы явно исходите из моего согласия считать себя Раймоном Гаском. Но это не так. Меня зовут Рис Морган Аурелио Лукас.

Поннеф поморщился.

— Что ж, отлично. Начнем сначала. Итак, вы отрицаете, что в своей прошлой жизни под именем Раймона Гаска передали агентам инквизиции сведения, касающиеся группы катаров из деревни Мелиссак, которые впоследствии были схвачены и преданы казни?

— Именно так. Более того, мне вообще неизвестно что-либо о моей прежней жизни в качестве Раймона Гаска, Христофора Колумба или кого-либо еще.

— И ваше заявление о невиновности базируется именно на этой выдумке?

Лукас расхохотался. И как это Поннефу достает наглости утверждать, что его, Лукаса, представления о самом себе выдумка, ведь даже этому опереточному суду должно быть видно, как попирается элементарный здравый смысл.

— Разве любое судебное заседание не начинается с установления личности подсудимого? — осведомился Лукас.

— Именно так. Но в данном случае вас судят за преступления, совершенные в прошлой жизни. Поэтому ваша нынешняя личность суд не интересует.

— Итак, меня судят за деяния, которые якобы я совершил, будучи персоной, которую вы называете Раймоном Гаском?

— Совершенно верно.

— В таком случае я не могу привести никаких иных аргументов в пользу своей невиновности, кроме того, что, повторяю, я не признаю того, что являюсь или когда-либо являлся Раймоном Гаском.

— Ну что ж, быть посему, — высокомерно улыбнулся Поннеф. — В таком случае вас будут судить как Раймона Гаска заочно. Тем не менее в качестве Риса Моргана Аурелио Лукаса вам также надлежит присутствовать на суде.

Лукас оставил эту своеобразную логику без комментариев. Ясно, что, как бы ни опровергал он обвинения, выдвинутые против Раймона Гаска, значения это иметь не будет. Можно, однако, испытать иную тактику, ту, которую тайно обдумывал, начиная с первого своего долгого разговора с Поннефом на берегу горного ручья. Но сейчас это оружие пускать в ход еще рано, надо дождаться подходящего момента. Тем временем Поннеф выдвигал все новые обвинения против бедняги Раймона Гаска, чья измена нанесла столь сокрушительный ущерб Бернару Роше, не дав осуществиться его планам бегства и основания новой общины в более благоприятном климате транспиренейской Каталонии.

— Довожу до сведения суда, что, согласно отчету инквизиции, Раймон Гаск в ходе тай ной встречи разгласил конкретные детали, касающиеся бегства группы еретиков из Мелиссака. В документе утверждается (тут Поннеф вновь обратился к кожаной папке, вооружившись большой лупой и сразу сделавшись похожим на близорукого почтенного ученого): «По поведению пастуха Гаска можно заключить, что он готов отречься от ереси, известной под именем катаризма, и, признав свои прежние грехи и получив их отпущение, обратиться на путь истинной веры. Поскольку полученная от него информация подтвердилась и еретик Роше вместе со своими последователями был схвачен, представляется возможным рекомендовать Главному Инквизитору сохранить Гаску жизнь и при вынесении наказания учесть его достойное всяческой похвалы поведение, а также риск, на который он шел, соглашаясь на сотрудничество с нами. Гаск также обращается с просьбой сохранить жизнь его жене Клэр, будучи убежденным, что отравил ее сознание, повернул против и его самого, Гаска, и истинного учения Господа нашего Иисуса Христа, посланец дьявола Роше».

Поннеф передал манускрипт Рафаэлю, чтобы тот мог подтвердить достоверность процитированного фрагмента. Рафаэль принялся водить по строкам длинным дрожащим пальцем, затем печально кивнул. Лукасу он казался человечком совершенно забитым, настоящим холопом. Интересно, в каком захолустном монастыре удалось Поннефу набрать такую команду.

— Неужели этого мало? — воззвал Поннеф к собравшимся, похожим на школьников, томительно ожидающих вердикта учителя. — Или, может быть, кто-то хочет высказаться в пользу обвиняемого?

Таковых не оказалось.

— Так я и думал, — резюмировал Поннеф, — ведь то, что им совершено, оправдания иметь не может. Из данного документа следует, что Раймон Гаск отрекся от веры и предал своих собратьев.