Последнее предложение (СИ)

— Да ну? А я-то голову ломаю — и что ж со мной не так?

Рита глубоко вздохнула, подняла взор к потолку, после чего отошла к стене и снова принялась разглядывать картины. Роман закурил, пытаясь понять, почему она не уходит. Он был бы не прочь отдохнуть, но и выставлять ее не хотелось. Рита подняла руку и отбросила волосы с плеча на спину — небрежный жест, на этот раз начисто лишенный картинности, и Роману, смотревшему на колыхающиеся золотистые пряди, вдруг совершенно некстати вспомнились слова Гельцера. Ему подумалось, что хрупкие красивые игрушки могут безнадежно сломаться в грубых руках. Привлекательная внешность осталась, но что там теперь под ней — неизвестно. Хотя, впрочем, и что раньше там было, неизвестно тоже. И чего же она все-таки так боится?

— Дворцы, храмы… — Рита повернула голову. — Вижу, ты большой поклонник архитектуры?

— Можно и так сказать.

— И какое же произведение архитектуры твое любимое?

Секунду Роман задумчиво смотрел на нее, потом неохотно ответил:

— Хазнет Фируан. Еще его называют Эль-Касна, Каснех аль-Фарун… много интерпретаций.

— Сокровищница божественных фараонов? — блеснула Рита эрудицией. — Это в пещерной Петре, в Иордании, да?

— Была там? — с интересом спросил Савицкий. Она покачала головой.

— Не довелось. Во Франции была, на Кипре… ну, по стандарту. А там нет, только фотографии видела… и в «Индиане Джонсе» видела… Но почему именно она? Грандиозное, конечно, сооружение, но как-то слишком уж декоративное.

Роман неожиданно обиделся, будто коллекционер, в присутствии которого незаслуженно охаяли жемчужину его коллекции.

— А мне так не кажется. Идеальная симметрия и идеальная красота. Эти шесть огромных коринфских колонн, которые словно уходят в самое небо… А скульптуры на фасаде — где еще увидишь такую смесь древних культов? Египетские боги запросто соседствуют с развеселыми олимпийцами, боги древней Аравии с богами римлян — словно в знак того, что все религии могут мирно сосуществовать, так же как и те, кто в этих богов верит. Но и не это главное, не отдельные детали — для меня она прекрасна целиком… В некоторые вещи влюбляешься раз и навсегда, не доискиваясь причин.

— Обычно так говорят о людях, — как-то мрачно заметила Рита. Он пожал плечами.

— Может, я не совсем правильно выразился… Для меня это не просто строение — это как некий символ, воплощение всей красоты, которую хотелось бы увидеть, всех желаний, которые хотелось бы осуществить. Это что-то волшебное, как вход в легенду, в какой-то невероятный мир… Возможно, окажись я там, то и не решился бы в нее войти. Наверное, стоял бы и смотрел… долго смотрел, чтобы запомнить на всю жизнь. Если я закрою глаза, то могу увидеть ее, как наяву, хотя это видение будет в чем-то отличаться от настоящего храма Петры. Я буду видеть собственный Хазнет Фируан. Думаю, у каждого человека есть собственный Хазнет Фируан. Одни уже нашли его, другие ищут, третьи не найдут никогда.

— И ты бы хотел его увидеть наяву, а не закрыв глаза? — спросила Рита — почему-то шепотом, глядя на него с непонятным выражением.

— Хотел бы. Возможно и увижу, — Роман чуть улыбнулся. — И это обязательно будет раннее утро, когда розовый песчаник становится еще розовее от восходящего солнца, и храм настолько красив, что кажется призраком и, в то же время, еще более реальным, и чудится, что он восходит в небо вместе с солнцем, — он подмигнул Рите, которая слушала его с отрешенно-умиленным выражением лица, словно профессор, внимающий ответу блестящего студента. — Ну, это я так представляю.

— А саму Петру… ну, не только этот храм, ты хотел бы увидеть?

— Да. Но не так, как Хазнет Фируан, хоть он и часть от целого. Просто интересно посмотреть на город-сказку.

— Одна моя знакомая была в Петре, — с неожиданной мрачностью сказала Рита. — И она не показалась ей похожей на сказку. Больше всего она показалась ей похожей на огромное красивое кладбище.

— Каждый видит по-своему.

Рита, что-то пробормотав, подошла к компьютерному столу и принялась с интересом разглядывать висящие вокруг рисунки зданий.

— Не знала, что ты такой мечтатель, — она чуть повернулась, прижимаясь бедром к столешнице, и Роман заметил взгляд, который она бросила на монитор — взгляд, наполненный отчетливым отвращением. — Какая же твоя главная мечта?

— Как у всех, — Савицкий опустился на диван и воткнул окурок в хрустальные ладони. — Куча денег и доступных хорошеньких девушек.

— А если серьезно?

— А если серьезно, то не твое дело.

— О, как давно не звучала эта фраза! — Рита улыбнулась, перебирая рисунки на столе. — А я-то уж начала тревожиться.

— Ну, крохотную мечту могу тебе сказать, — он откинулся на спинку дивана и зевнул, воровато прикрыв рот ладонью. — В виде аванса. Ты женщина, поэтому она тебе понравится. Я никогда не видел, как цветет айва. Хотелось бы посмотреть, говорят — красиво.

Она удивленно повернулась.

— Но почему именно айва?

— Не знаю. Хочется — и все. Здесь она не растет — слишком холодно. Занятно — мне неоднократно доводилось бывать в городах, где айва растет чуть ли не на каждой улице, но я никогда не попадал в пору цветения. А ехать специально некогда было… да и глупо.

— А я видела, — медленно произнесла Рита, держа ворох рисунков, и отвернулась, зашелестев листами. — И это вправду красиво. Но желание, все же странное, хоть и…

Она резко замолчала, словно ей зажали рот, и Роману, пристально наблюдавшему за ней, показалось, что Рита как-то сгорбилась и словно стала меньше, подломившись в коленях. Послышался мягкий шлепок — это упали на столешницу рисунки. Рита медленно и как-то механически повернулась, свесив руки вдоль бедер и бессмысленно глядя куда-то в угол. Ее глаза были настолько пустыми, что Роману показалось — к нему обернулся зомби. Лицо было мертвенно белым, и по нему стремительно растекался холодный ужас.

— Ты что?! — он вскочил, и порез на боку возмущенно отреагировал на столь резкое движение вспышкой боли, вызвав у него невольную гримасу. Ужас мгновенно исчез с ее лица, и за ним сомкнулось дрожащее отчуждение, словно ветви густых кустов за испуганным зверьком, всполошено кинувшимся прочь в чащу.

— Н-ничего, — хрипловато произнесла Рита и быстро пошла через комнату к дверному проему. — Все в порядке. Мне нужно идти. Мне… — она остановилась, глядя на него. — Уже поздно, я и так засиделась, а тебе нужно… Кстати у тебя завтра выходной… нет, не только завтра… вообще приходи, когда тебе станет лучше. Я поговорю… я улажу… только проведи эти дни дома — ладно? Не ходи… оставайся дома.

— Что случилось? — Роман пристально смотрел на нее, и она съежилась, водя глазами по сторонам, стараясь избежать его взгляда. — Что ты увидела, Рита?

— Ничего, — удивленно ответила Рита, нервно потирая ладони. — Мне действительно пора домой. Мы мило поболтали, но, думаю, на этом стоит закончить. Не провожай меня.

Роман медленно опустился на диван, глядя, как Рита идет в прихожую. Но, переступив порог, она вдруг развернулась, стремительно подбежала к дивану и плюхнулась на него. Вздернула голову и, глядя Савицкому в переносицу, четко и как-то торжественно произнесла:

— Ты мне не нравишься! Мне не нравится твоя внешность, мне не нравится твой голос, мне не нравится твой характер — мне абсолютно все в тебе беспредельно не нравится!

— Ну, ничего нового ты мне не сказала, — отозвался он ровно, заметив, как подпрыгивают на диванной обивке ее тонкие пальцы. Рита устало опустила голову, отчего золотистые пряди ссыпались ей на лицо, потом резко тряхнула ею и прямо-таки вцепилась взглядом в его взгляд — отчаянно, как утопающий цепляется за протянутую руку.

— И я тебе тоже дико не нравлюсь! Верно?

— Верно.

— Слава богу, — прошептала Рита облегченно, и, прежде чем Роман успел сообразить, что к чему, подалась к нему и прижалась губами к его губам. Он ответил на поцелуй с машинальным удивлением, но почти сразу же ощутил ее ладони на затылке, на спине и притянул девушку к себе, и в этом уже не было ничего машинального. Роман чувствовал, что девушку прямо-таки колотит, но Рита не прерывала поцелуя, ее губы становились все более жадными, она тонко постанывала, ее пальцы скользили среди его волос, соскальзывали на щеки, на затылок, и во всем этом не чувствовалось ни малейшего неприятия.