Дети сумерек

Как будто внутри неё скрыт стальной каркас, позволяющий не гнуться ни при каких ветрах.

У физика случился очередной приступ изумления, когда дети доели и попросили разрешения выйти из-за стола. Виола заставила Кита допить чай, а Римме позволила взять с собой только одну конфету. Но на этом ритуал принятия пищи не завершился. Кит повязал себе и сестре фартучки и принялся носить грязную посуду в раковину, а маленькая Римма подтащила табурет и пустила горячую воду. Виола поставила перед учителем вазочку с печеньем, варенье, мёд и подлила ещё чаю. Гризли видел, что хозяйке необходимо отлучиться, помочь детям, кроме того, в ванной закончила стирать машина, но Виола так его и не покинула, чтобы он не смущался, в одиночестве поглощая пищу. Леониду внезапно стало стыдно того, как много он съел, как сильно проголодался и какой бардак царит у него дома по сравнению с прибранной квартирой его спасителей. Виола затеяла с ним разговор об образовании, о его прежней школе, ни словом не упомянув о ночном происшествии. Гризли невпопад отвечал, раздумывая, как он появится в гимназии с разбитым ртом и забинтованной головой. Только когда речь зашла о Ките, он из вежливости спросил, учится ли Римма в той же школе.

— Нет, мы забрали ребят оттуда, — покачала головой Виола. — Ребята посещают школу при храме. Там лучше.

— Однако Никос сказал, что там… — закончить фразу про убийство учителей Гризли не дали. Хозяйка на короткое мгновение нахмурилась и незаметно провела рукой поперёк рта, давая понять, что при детях тему лучше не поднимать.

В прихожей послышался скрип двери, бренчание ключей, дети побежали встречать отца. Физик в третий раз удивился, когда хозяйка извинилась и вышла поцеловать мужа. Казалось бы, он только что приезжал и совсем недавно все перецеловались в прихожей! Гризли спросил себя, стала бы Рокси целовать его всякий раз, когда он возвращается или уходит?

— Ребята, идите к себе, — негромко приказал отец, возвращаясь к столу.

Дети послушались. Гризли уже настолько привык к их молчаливому послушанию, что удивился бы скорее взрыву смеха или шумному недовольству. Ведь ребят прогнали в комнату как раз тогда, когда между взрослыми затевалась беседа!

— Вы не слишком строго с ними? — спросил Гризли, когда Никос плотно прикрыл за детьми дверь.

— Строго? — удивился отец. — Нет, что вы. Они очень избалованы, особенно бабушкой. Мы позволяем им практически всё, они присутствуют на семейных… — он засмеялся, погладил руку жены. — Да, на семейных советах. Но у нас каждый знает своё место.

У Гризли снова возникло ощущение назидательного религиозного кинофильма.

— Вы зря считаете, что мы принуждаем детей к служению или держим их в углу на коленях, — словно поймала его мысли Виола. — Такие мысли приходят в голову не только вам. Уверяю вас, принуждения в нашей семье нет и в помине. Всё очень просто. У взрослых есть право на свою жизнь, у ребят — на свою. И никто не вправе нарушать границы Мы вместе с ними установили правила и стараемся их соблюдать.

Гризли невольно заёрзал.

— Правила по Библии? — Супруги с улыбкой переглянулись.

— Дорогой Леонид, не надо воспринимать всё столь прямолинейно. Если мы верующие, это ещё не значит, что наши ребята не получат светского образования. Ребята раньше сверстников узнали о том, откуда берутся дети, что означают похабные слова и почему не стоит пробовать марихуану.

— И вы… — Гризли поёрзал на табуретке. — Вы уверены, что удастся их спасти от улицы?

— Не уверены. Поэтому уезжаем.

— Уезжаете? — до физика не сразу дошло. — В смысле? Переезжаете в другой район? А мне всегда казалось, что здесь наиболее тихие кварталы.

— Нет, нет, вы не поняли. Мы вообще уезжаем из города, — Никос приоткрыл дверь в прихожую, отодвинул занавеску. За занавеской в нише громоздились чемоданы. — Один наш хороший друг недавно получил приход в пригороде, в Новой Реке. Там очень красивая церковь, вы должны знать, потому что…

— Я знаю, — кивнул Гризли. — Потому что я возил туда первый класс на экскурсию. Там, кажется, собирались строить монастырь?

— Раньше собирались, до войны, — Виола поставила кофейные чашечки. — Ещё в шестидесятые годы планировали открытие новой мужской обители, но не нашли достаточно средств. Наши друзья…

— Извините, если мой вопрос покажется вам хамством. Кажется, я теперь припоминаю насчёт этого монастыря. Ведь это не официальная церковь? Вы принадлежите к секте?

— Позвольте вас спросить, а кто уполномочил смертного человека определять, что есть вера истинная, а что есть ересь? — спокойно перебила Виола. — Наши друзья верят в Иисуса и любят Иисуса. Разве этого недостаточно, чтобы разделить с нами кров?

— Мне вполне достаточно… — Гризли почувствовал, что краснеет. — Я надеюсь, что дело не дойдёт… но не потому, что вы…

— Вы — атеист? — спросил Никос.

— Знаете… Пожалуй, я гностик. Я верю, что мы потеряли нечто важное.

— Ваша точка зрения заслуживает уважения.

— Сегодня ночью мне подумалось, что лучше бы я был верующим. Я понимаю, это неправильно…

— Что неправильно?

— Неправильно, что человек идёт к Богу тогда, когда ему худо. Я потерял ребёнка…

— Не смейте так говорить! — одёрнула Виола. — Вы ещё её не потеряли.

— Потерял… Как выяснилось, потерял гораздо раньше, — понурился Гризли.

— Не печальтесь. Раз вы осознали свои ошибки, значит, их ещё можно исправить.

— Буду надеяться, — Гризли снова представил Лолу в обнимку с прыщавым уродцем Кисановым и непроизвольно скривился. Наверняка у её любимчика Кисы воняет изо рта. Сомнительно вообще, чтобы он когда-нибудь чистил зубы. Некоторые из этих богатеньких сынков приходят в гимназию в таком виде, словно нарочно окунулись в канализационный люк!

— Буду надеяться, — повторил он.

— Господь поможет.

— Стойте, стойте, — опешил физик. — Как вы думаете, неужели всё так серьёзно? То есть, я хотел сказать, что, конечно, в городе творится вакханалия, вероятно, это какой-то вирус, эпидемия агрессии, но не повод для побега…

— Это не вирус, — кротко улыбнулся голубоглазый Ник. — Виола, я не смог вернуть машину. Там никого нет.

— Как это «никого»? — замерла супруга. — А диспетчер, сменщики?

— Виола, мы уезжаем немедленно, сегодня, — Никос накрыл руку жены, ласково погладил. — Нет, я не забыл про уроки. Сразу после уроков будет время собраться… — Он обернулся к гостю. — Диспетчер убита. Половина машин не вернулись. В полицию звонить бесполезно, я пытался трижды. Кстати, попробуйте с вашего телефона набрать номер службы спасения. Любой из служб…

Гризли потянулся к кармашку на поясе и чуть не взвыл, позабыв о содранных в кровь пальцах. Виола и Никос вежливо молчали, пока он перебирал простые двузначные номера, известные каждому с детства. Ответом были короткие гудки.

— Вы нам не расскажете, что случилось с вашей дочерью?

Леонид рассказал. Его слушали, не перебивая. Неожиданно для себя, чувствуя жгучую потребность во внутреннем самобичевании, он не утаил ничего, включая последний телефонный разговор с Лолой. Когда он закончил, никто не стал сочувственно вздыхать, охать и жалостливо поддакивать.

— И вы до сих пор убеждены, что это вирус? — спросила Виола. — Мы будем молиться, чтобы ваша дочь благополучно вернулась домой.

— А если не вирус, то что?.. — Гризли замялся. — Уже неделю творятся какие-то странности. Честное слово, я уважаю ваши религиозные чувства, но, пожалуйста, не говорите мне, что нынешний всплеск злобы — это воздаяние, или наказание свыше, или что-нибудь в этом роде.

— Больше недели. Месяцы. Годы. Творятся дикие вещи, — поправил водитель. Он бесшумно встал, проверил, не подслушивают ли дети. — Мы непременно уедем, и вам советуем покинуть город как можно скорее. Виола вам говорила, что произошло в нашей школе? Я сказал, что погибли педагоги, но это не всё. Пять дней назад кто-то застрелил учителей, прямо на школьном дворе. Приехала полиция, они-то всё записали, но больше не появились. На следующий день отменили занятия, чтобы уберечь детей от такого. К счастью, убийство-то произошло вечером.