Кровный интерес

Молчаливый призыв Греты был адресован не мне. Она приблизилась к брату и взяла его за руку. Когда ее пальцы затеребили ткань рубашки, Борис поморщился, но руку сестры не оттолкнул. Это было нечто большее, чем простое психологическое напряжение. Вероятно, страх. Сделать окончательный вывод на основании наблюдения невозможно, а в моем распоряжении имелся лишь такой инструмент.

Скорее всего, здесь было всего понемногу — и страх, и беспокойство за Бориса, который скатывался в психологическую бездну из-за увиденного на ранчо. Я не хотела больше теребить его истерзанные нервы, но не могла отделаться от ощущения, что Борис пытался меня о чем-то предупредить: все эти разговоры шепотом о «Дикой Луне» и изуродованных животных… Что он имел в виду?

Прежде чем я успела что-то сказать, слово взяла Грета:

— Нам надо идти, Борис. Дай Кейре позавтракать.

Ее голос звучал до странности напряженно, будто она выдавливала из себя слова, делая вид, что ничего не произошло. Грета повернулась и буквально утащила брата за дверь. Выходя, Борис бросил на меня отчаянный взгляд.

За полвека с лишним «Кафе Би» не утратило своей популярности. Десять лет назад его унаследовала от родителей моя подруга. Мы с ней были одинаково одиноки и, сколько себя помню, всегда дружили.

Будучи задиристым восьмилетним ребенком и единственной дочерью немолодых родителей, Би взяла меня под свое крыло. Она решила, что бледная, пугливая, лишенная материнской ласки семилетняя девочка с темными густыми волосами, светло-серыми глазами и смешным акцентом нуждается в покровительстве. Спустя тридцать лет я избавилась от акцента и пригладила волосы, но сохранила цвет глаз и лучшую подругу. Би была единственным человеком, на которого я могла положиться в любой ситуации, без вопросов и объяснений. У моей семьи всегда имелись скрытые мотивы. Би же помогала мне искренне и только ради дружбы. Хоть что-то в этом мире оставалось неизменным!

Однако нет, не все. Снова зазвякали медные колокольчики, и дверь кафе отворилась. Бежевый стетсон, нахлобученный на знакомую до боли голову вошедшего человека, обещал еще неприятности. В дверном проеме стоял Карлтон Ларсон — шериф графства. Красивое лицо было мрачным, словно его обладатель вернулся с похорон. Почти шесть футов пять дюймов роста и соответствующее телосложение. Шериф имел тенденцию все сокрушать на своем пути. Пятнадцать лет назад он «прошелся» по мне.

Я заговорила первой, стараясь произносить слова ровно и дружелюбно. Мне это почти удалось:

— Привет! Рада тебя видеть.

— Уж не Кейра ли это Келли? — воскликнул он. Его глубокий голос разнесся по всему ресторану. — Сколько лет, сколько зим! И я рад.

Он выглядел таким же спокойным, какой старалась казаться я. Хороший знак. Последний раз, когда мы с ним общались в этом же помещении, из нас буквально сыпались искры, и вовсе не от страсти. Мы накинулись друг на друга: мне хотелось сделать ему бо-бо, а он в припадке ярости мечтал заткнуть мне пасть, чтобы не слышать неприятных слов в свой адрес. Тогда я еще хотела быть с ним, но не в том смысле, который предпочитал он. Не навсегда, потому что это невозможно!

То, что в двадцать два начинается как флирт, в двадцать три перерастает в страсть. И однажды утром, примерно год спустя после нашего первого свидания, я проснулась и поняла, что он имел в виду, когда накануне завел речь про белое-свадебное-подходящее-к-случаю барахло от Сире. Я решила покончить с этим… Однако хватит ворошить прошлое. Все равно никаких вариантов!

Пару месяцев спустя — этого времени хватило для сбора и оформления документов — Карлтон покинул Рио-Секо, чтобы поступить в полицию Сан-Антонио. Я опередила его на пять дней и пять тысяч миль [1]. И сделала это снова около двух лет назад. Но в отличие от моих скудных пожиток, его багаж за минувшие годы увеличился: он женился и обзавелся потомством.

Я видела его впервые с тех пор, как он вернулся пару недель назад, и в первый раз после нашего расставания.

Мы пялились друг на друга, не говоря ни слова и вспоминая каждый год из разделявших нас тринадцати лет. Он учился на полицейского, я — совсем другим вещам. Для него я осталась прежним беззаботным ребенком, проживающим бабки, которые родители потратили на обучение единственного чада. «Фонд» на мое обучение был жив, а то, чем я занималась сейчас… Дай бог, чтобы он никогда об этом не узнал.

Я отпила из чашки, воспользовавшись паузой в разговоре, чтобы посмаковать роскошный аромат кофе. Проглотив горячую жидкость, я почувствовала себя совершенно спокойной. Когда-то этот голос заставил меня буквально лечь под него. Теперь чары рассеялись, а все чувства ушли в прошлое. Бывшие любовники, и не более того…

Поношенные голубые джинсы туго облегали мои бедра. И хорошо! Я не имею ничего против известных упражнений в горизонтальном положении, но только не с ним. Ни в будущем, ни особенно теперь…

— Вот, завтракаю. — Я улыбнулась самой равнодушной улыбкой.

Мол, не знаю, что и сказать…

— Что у тебя нового?

Карлтон снял шляпу и провел ладонью по своей густой, коротко стриженной каштановой шевелюре: ни одного седого волоса, хотя он был на несколько лет старше меня.

— Хочешь сесть?

Он шагнул к ближайшей кабинке, положил шляпу на столешницу и придвинулся к столику, который стоял через один от него.

Как только я перешагнула через скамью, Ной подошел и завис над моей тарелкой без слов. Он поставил стакан чаю и положил несколько пакетов сахара перед Карлтоном, а затем вернулся к своему посту за кассовым аппаратом.

Я наблюдала привычные для Карлтона движения, которые видела бессчетное количество раз. Сложив пакеты, он разорвал их одним движением руки и высыпал все содержимое в стакан. Ложка с длинной ручкой глухо стучала по пластмассе, когда он размешивал сахар.

— Ты все еще пьешь сладкий чай?

— Да, все еще, — ухмыльнулся Карлтон.

Я отломила кусочек маисовой лепешки, на которой лежала яичница с беконом, политая томатным соусом, и, вздохнув, приступила к завтраку с таким видом, будто это самый обычный день моей жизни. Я умела,притворяться.

— Хорошо выглядишь, — сказала я с набитым ртом, рискуя показаться смешной.

Годы, проведенные вдали от Рио-Секо, оставили свой отпечаток на лице Карлтона. Легкие складки очертили глубокие карие глаза. Несколько новых морщин на загорелом лбу придали его лицу еще большую привлекательность. Он всегда был кандидатом на участие в рекламной кампании «Мальборо». Особенно теперь, когда стал старше и заматерел. Даже дешевая коричневая униформа из полиэстера выглядела на нем эффектно.

— Спасибо. Хорошие гены, я полагаю.

Он снова взял ложку, помешал чай и уставился на меня с озадаченным видом.

— Знаешь, это здорово, — сказал он, — прошло много лет, а ты почти не изменилась.

— Хорошие гены, — передразнила я и снова откусила большой кусок тако.

— Как твои родичи? Я слышал, переехали в Канаду? Да уж… Закрыли, заперли и припечатали. Все до одного — от прабабушки до братьев. Все, кроме меня и кузена Марти.

— Нет в этом городе секретов, — пошутила я. — Они в Британской Колумбии. Спокойно себе живут. Папа любит охоту…

Я решила ответить взаимным любопытством:

— Кстати, о семье… Кэролл и дети, надеюсь, в порядке?

— Все отлично!

Карлтон поставил стакан на стол с глухим стуком, расплескав чай. Вытирая брызги бумажной салфеткой, он сменил тему разговора:

— А ты сама как?

Итак, очко в игре под названием «Ты мне по фиг» я выиграла. Было очевидно, что ему не хочется говорить о жене с бывшей любовницей.

— Вот, завтракаю, — ответила я, пожимая плечами, — еще не привыкла сама готовить.

Он улыбнулся, в уголках глаз залегли морщинки, и прозвучали мои недавние слова:

— Есть в мире вещи, которые не меняются, правда, Кейра?

Его голос был нежен. Для кого как… Я знала, что мои Изменения не заметны, по крайней мере для людей, с которыми я разговаривала. Не было светящегося ореола над моей головой или какого-нибудь иного знака. Но, как ни странно, мне хотелось, чтобы хоть кто-то заметил, спросил меня, хорошо ли я себя чувствую… Ладно, плюнь! Я действительно не знала, чего именно хочу. Это слегка напоминает время, когда ты переживаешь свои первые месячные: никому не говоришь об этом, но очень хочешь, чтобы кто-то узнал, что ты становишься женщиной. Может, не самая лучшая аналогия, зато красноречивая.