Гимн крови

Более того, я уверен, что и распятие он выбрал не случайно, а чтобы сквозь века представать перед своими детьми с распростертыми объятиями, будто готовясь прижать их к сердцу. Как только вы посмотрите на крест с этой точки зрения, все изменится.

Вы увидите его обнимающим мир. Он знал, что его образ должен подходить для любой эпохи. Он знал, что этот образ должен быть абстрактным. Легким в исполнении. Не случайно мы можем носить символ ужасной смерти на цепочке, подвесив его на шею. Бог продумал все эти вещи. Разве нет?

Папа по-прежнему улыбается.

— Если бы ты не был святым, я бы высмеял тебя, — говорит он. — Начнем с твоих „Святых технического прогресса“. Откуда ты взял их?“

Я счастлив.

Он выглядит точь-в-точь, как сыгравший его старик Джон Войт — поп, который катается на лыжах в свои семьдесят три. Я это заслужил своим визитом.

И, в конечном счете, не всем быть падре Пио или матерью Терезой. Я Святой Лестат.

„Я передам от тебя привет падре Пио“, — шепчу я. Но папу одолевает дремота. Он тихонько смеется и впадает в забытье. Я погружаю его в сон. Слишком много мистических откровений из моих уст.

Но чего я ожидал, тем более от папы? Он так много работает. Так страдает. Так много думает. Он уже успел побывать в этом году в Восточной Европе и Азии, и собирается посетить Гватемалу, Торонто, Мексику. Не представляю, когда он все успевает.

Я возлагаю ему руки на лоб, а потом ухожу.

Я спускаюсь по лестнице к Сикстинской капелле. Здесь безлюдно и темно, конечно же. И прохладно.

Но страха нет. Мои святые глаза так же хороши, как и вампирские. Я могу видеть, как чудесным цветком распускается новая эра. Отрезанный от всех и вся я стою здесь. Мне хочется лечь на пол, лицом вниз, как при посвящении в духовный сан. Я хочу стать священником. Я хочу благословлять. Я хочу этого до боли.

Я не хочу быть воплощением зла.

Но на самом деле моя мечта о Святом Лестате рассеивается.

Я знаю, как обстоят дела, и это невыносимо.

Я знаю, что не святой, никогда не был и не буду. Никогда знамя с моим изображением не заплещется на площади святого Петра под солнечными лучами. Не будет сотен тысяч приветствующих мою канонизацию. Не устремится на церемонию цепочка кардиналов, потому что ее не будет. И мне не известен секрет наркотика, не имеющего ни запаха, ни вкуса, абсолютно безвредного, поэтому я не спасу мир.

Я даже не в Сикстинской капелле сейчас, а далеко от нее. Но так же одинок.

Я вампир. Две сотни лет меня это вполне устраивало, и я напитан чужой кровью до самых глазных яблок. Я осквернен этой кровью. Я так же проклят, как Вероника до того, как она коснулась края христовой одежды в Капернауме. Я живу, питаясь кровью! Я приговорен к анафеме. И есть только одно чудо, которое мне по силам. Мы зовем его „Обряд Тьмы“. Я как раз собираюсь его совершить. Или вы подумали, что осознание своей вины остановит меня?

Ну конечно! Да никогда, mais non [1] забудьте об этом, выкиньте блажь из головы, обломитесь, детки!

Я же говорил, что вернулся? Разве нет?

Я с вами: необузданное, беспощадное, неумолимое, бесстыдное, безнадежное, бессердечное чудовище.

Дитя тьмы. Непоколебимое, не знающее раскаяния, не надеющееся на спасение.

А теперь, детки, я расскажу вам новую историю.

Я слышу, как колокола ада зовут меня. Пришло время танцев.

Так давайте, черт возьми, начнем.

Глава 2

Место действия: Ферма Блэквуд. Вечер.

Маленькое деревенское кладбище неподалеку от зарослей кипариса и болотных топей.

С дюжину или больше старых бетонных могил с именами, которые почти стерлись от времени. Одно из надгробий возвышается черным от сажи прямоугольником — недавно здесь горел огонь. Четыре огромных дуба тяжело покачивают ветвями у низенькой железной ограды.

Небо — чудного сиреневого оттенка, а летний воздух — теплый и ласковый. И…

Да, как вы догадываетесь, на мне черный бархатный сюртук (крупным планом: суженый на талии, латунные пуговицы), мотоциклетные ботинки, новая льняная рубашка с тонким кружевом на вороте и рукавах (достойны жалости грубияны, отмечающие этот факт смешком). Я не стал этим вечером укорачивать свою блондинистую шевелюру, касающуюся плеч, что время от времени делаю, также я решил, что обойдусь без фиолетовых очков — кому какое дело, насколько пронзительны мои глаза. Моя кожа по-прежнему выглядит загорелой после драматической попытки самоубийства в пустыне Гоби.

Я думаю о Темном обряде… Да, об этом чуде, о том, что я здесь нужен, я — принц-паршивец, этакий Шейх среди вампиров, что пора мне прекратить скорбно бродить, предаваясь раздумьям, а совершить то, что требуют от меня деликатные обстоятельства, имеющие место здесь, в Большом доме и…

Настало время рассказать вам, что происходит, что я и делаю. Итак…

Я расхаживаю у могил, недавно покинувший свое тайное убежище, и горько скорблю о другом создании Тьмы, принявшем на этом кладбище смерть, на черной могиле уже упомянутой выше. Еще вчера ночью она была с нами и без малейшего предупреждения шагнула в огромный костер.

Я говорю о Мэррик Мэйфейр, ставшей одной из бессмертных года три тому назад или меньше. Я пригласил ее сюда, чтобы она помогла мне изгнать злой дух, преследовавший Квина Блэквуда с детских лет.

Квинн, недавно рожденный для Тьмы, пришел ко мне с просьбой избавить его от призрака, который не только не покинул хозяина, ставшего бессмертным, а напротив — стал сильнее и опаснее, послужив причиной гибели дорогих Квинну людей. Восхитительную тетушку Куин, восьмидесяти пяти лет, он уронил с лестницы. Мне была необходима Мэррик, чтобы с ее помощью навсегда избавиться от призрака.

Его звали Гоблин. Мэррик Мэйфейр еще до того, как стала одной из нас, получила прекрасное образование, к тому же обладала колдовской силой, и, как я думал, могла справиться с ним.

Что ж, она откликнулась на мой призыв, разгадала тайну Гоблина, сотворила алтарь из угля и поленьев, затем воспламенила все это. Но она не только уничтожила материализовавшиеся останки зловещего создания, но и сама последовала за ним в пламя.

Дух сгинул, равно как и Мэррик.

Конечно же, я вытащил ее из огня, но душа покинула обгоревшее тело, и никакими потоками моей крови, которыми я пытался напитать ее обуглившуюся плоть, не удалось что-либо исправить.

Есть какая-то закономерность, думал я, с ожесточением меся ботинками кладбищенскую землю, что те из нас, которые, как им казалось, жаждали бессмертия, уходят бесконечно быстрее и проще тех, кто никогда не просил о Темной Даре.

Возможно, это гневные воспоминания о сотворенном над нами насилии дают нам энергию проноситься сквозь века.

Но, как я говорил, кое-что намечалось здесь, в Большом Доме.

Прохаживаясь, я думал о Темном Обряде. Да, Темном Обряде, при помощи которого появляются новые вампиры.

Но почему я лелеял такие планы? Я, который по секрету признался вам, что хочу быть святым?

Нет, конечно же, не потому, что я считал, что одного покинувшего землю вампира должен заменить другой, можете смело отбросить эту идею.

Просто та ночь была пронизана таинственным очарованием и печалью.

Я взглянул на особняк — Блэквуд мэнор, называют они его: величественное строение с двумя рядами колонн и множеством освещенных окон, место, где угнездилась моя судьба и боль последних ночей — и попытался определиться, как осуществить задуманное к благополучию всех причастных лиц.

Первое затруднение состояло в том, что Блэквуд Мэнор наводнили ничего не подозревающие смертные, большинство из которых были мне симпатичны по причине короткого знакомства, и, беспечные, они даже не подозревали, что их дорогой хозяин Квинн и его новый таинственный приятель Лестат — вампиры, а это было именно то, что Квинн в самом сердце своем желал оставить неизменным, и чтобы никакого зла не произошло в стенах его дома, не важно, что на самом деле являл собой он сам.