Призрак дома на холме

«Идешь? Идешь?» — прозвучало откуда-то еще, и она услышала, как содрогается лестница под их ногами, а на лужайке перед домом шебуршит сверчок.

Беспечно, бесстрашно она пробежала по коридору и глянула на них в приоткрытую дверь. Они двигались все вместе, стараясь держаться ближе друг к другу, а фонарик доктора обшаривал вестибюль. Наконец луч света остановился на входной двери: она была открыта. Тогда с криками «Элинор! Элинор!» все побежали через вестибюль и наружу; там они продолжали ее звать, оглядываться, а луч фонарика деловито скользил по деревьям и траве.

Элинор повисла на двери и хохотала до слез; какие они глупые, думала она, мы так легко их провели. Они такие неповоротливые, такие глухие, такие тяжелые, они ходят по дому, топают, везде заглядывают, все лапают руками. Она пробежала через вестибюль и бильярдную в столовую, а оттуда в кухню с ее дверьми. Здесь хорошо, подумала Элинор, когда я их услышу, я смогу убежать в любую сторону. Когда они ввалились обратно, выкликая ее имя, она выскользнула на террасу в прохладную ночь и замерла, припав спиной к двери. Туман Хилл-хауса легкими струями завивался у щиколоток. Она посмотрела на тяжелые холмы, обступившие дом, и подумала: как же хорошо Хилл-хаусу под их защитой, в теплой уютной ямке.

— Элинор!

Они были очень близко, и она пробежала по террасе в гостиную; «Хью Крейн, — сказала она, — позвольте вас на танец?» — и сделала реверанс перед огромной нависающей фигурой. В глазах Хью Крейна вспыхнул свет, отблески легли на статуэтки и золоченые стулья. Элинор важно танцевала перед каменным хозяином дома, а тот смотрел на нее и сиял. «Прыгай в окна и обратно», — и протанцевала на террасу и вокруг дома. Круг за кругом, круг за кругом, думала она, и никто из них меня не видит. Она на бегу тронула кухонную дверь, и за шесть миль отсюда миссис Дадли вздрогнула во сне. Элинор протанцевала к башне, прочно стиснутой в объятиях дома, в мертвой хватке дома, и медленно прошла мимо серой каменной стены, памятуя запрет трогать ее даже снаружи. Затем повернулась и встала перед входной дверью, уже закрытой, протянула руку, толкнула — и дверь открылась без малейшего усилия. Вот я вступаю в Хилл-хаус, сказала себе Элинор и вошла как в собственный дом. «Вот и я, — сказала она вслух. — Я обошла дом, я прыгала в окна и обратно, я танцевала…»

— Элинор!

Это был голос Люка, и она подумала: уж если меня поймают, то пусть хотя бы не Люк; не дай им меня поймать, взмолилась она мысленно и опрометью вбежала в библиотеку.

Вот я и здесь, подумала Элинор, внутри. И никакого холода, только чудесное, ласковое тепло. В слабом свете различалась металлическая лестница, виток за витком уходящая ввысь башни, и дверца наверху. Каменный пол ластился к ногам, терся о ступни, теплый воздух гладил Элинор, перебирал ее волосы, плыл сквозь пальцы, легким дыханием касался губ, и она танцевала кругами. Не надо мне ни львов, думала она, ни олеандров, я разрушила чары Хилл-хауса и вошла внутрь. Я дома, подумала Элинор, и замерла, дивясь своей мысли. Я дома, я дома — а теперь вверх.

Подъем по узкой металлической лестнице пьянил — выше и выше, виток за витком, глядя вниз, цепляясь за узкие железные перила, глядя далеко-далеко вниз на каменный пол. Карабкаясь, глядя вниз, она думала о мягкой зеленой траве, о холмах, о деревьях с густой кроной, поднимала глаза и думала о том, что башня Хилл-хауса торжествующе высится над холмами, над дорогой, вьющейся через Хиллсдейл, мимо белого домика в цветах, мимо волшебных олеандров, мимо каменных львов далеко-далеко к крошечной старушке, которая обещала за нее молиться. Время остановилось, подумала Элинор, все ушло и теперь позади, а бедная старушка по-прежнему обо мне молится.

— Элинор!

Целую минуту она не могла сообразить, где видела раньше этих людей (у себя в доме с каменными львами за ужином при свечах? Или в ресторане над звенящим ручьем? Может быть, кто-то из них мчался с холма под плещущим стягом? А кто-то бежал рядом с нею в темноте? — и тут она вспомнила, так что все разом заняли свои места), — и застыла в неуверенности, вцепившись в поручень. Они были такие маленькие, такие беспомощные и бесполезные; они стояли далеко внизу на каменном полу и указывали на нее пальцами, окликали ее требовательными, далекими голосами.

— Люк, — сказала Элинор, припоминая. Они явно ее слышали, потому что разом умолкли, когда она заговорила. — Доктор Монтегю. Миссис Монтегю. Артур.

Как зовут девушку, которая стояла молча, в стороне от других, она вспомнить не смогла.

— Элинор, — позвал доктор Монтегю, — повернитесь очень осторожно и начинайте медленно спускаться. Идите очень, очень медленно, Элинор, и обязательно держитесь за перила. А теперь поворачивайтесь и начинайте спуск.

— Что эта особа вытворяет? — требовательно вопросила миссис Монтегю. Волосы у нее были в папильотках, перед халата украшал китайский дракон. — Пусть немедленно спустится, чтобы мы могли вернуться в постель. Артур, скажите ей, чтобы немедленно спустилась.

— Эй! — начал Артур.

Люк шагнул к лестнице и начал подниматься вверх.

— Бога ради, осторожнее, — сказал доктор. — Тут все заржавело, лестница еле держится.

— Двоих она не выдержит, — объявила миссис Монтегю. — Вы обрушите ее нам на голову. Артур, отойдите к двери.

— Элинор, — позвал доктор, — вы можете повернуться и медленно начать спуск?

Над ней была только дверца в башенку; Элинор толкнула ее, но дверца не поддалась. Она в отчаянии замолотила кулаками, лихорадочно думая: откройся, откройся, иначе меня поймают, — потом глянула вниз, на Люка, который упорно поднимался виток за витком.

— Элинор, — сказал он, — стой смирно. Не двигайся.

В голосе звучал страх.

Мне не выбраться, подумала она и, поглядев вниз, отчетливо увидела лицо, а следом в памяти всплыло имя.

— Теодора, — сказала она.

— Нелл, делай, как тебе говорят. Пожалуйста.

— Теодора, я не могу выбраться. Дверь заколотили гвоздями.

— Вот и хорошо, что заколотили, — сказал Люк. — Твое счастье, детка. Стой, не шевелись.

Медленно преодолевая ступеньку за ступенькой, он уже почти добрался до площадки.

— Стой, не шевелись, Элинор, — сказал доктор.

— Нелл, — взмолилась Теодора. — Делай, что тебе говорят, пожалуйста.

— Зачем? — Элинор поглядела вниз и увидела всю головокружительную высоту башни, лестницу, шатающуюся под Люком, далекие, бледные, сосредоточенные лица, холодный каменный пол.

— Как мне спуститься? — жалобно спросила она. — Доктор, как мне спуститься?

— Идите очень медленно, — ответил доктор. — Делайте, что скажет Люк.

— Нелл, — крикнула Теодора, — не бойся. Все будет хорошо.

— Конечно, все будет хорошо, — мрачно произнес Люк. — Наверное, дело обойдется одной сломанной шеей — моей. Держись, Нелл, я поднимаюсь на площадку. Ты должна меня пропустить, чтобы потом спускаться первой. — Он совсем не запыхался, несмотря на подъем, но рука, которой он ухватился за поручень, дрожала, а лицо было мокрым от пота. — Ну, давай, — скомандовал Люк.

Элинор не двинулась.

— Последний раз, когда ты сказал мне идти вперед, ты за мной не пошел.

— Возможно, я просто сброшу тебя вниз, — сказал Люк. — И посмотрю, как ты разобьешься о каменный пол. А теперь возьми себя в руки и давай медленно мимо меня, на лестницу. И молись, — яростно добавил он, — чтобы я поборол искушение толкнуть тебя в спину.

Элинор покорно отошла от перил и притиснулась к жесткой каменной стене, пропуская Люка на свое место.

— Давай, — сказал он. — Я пойду сразу за тобой.

Металлическая лестница стонала и раскачивалась при каждом шаге. Элинор спускалась осторожно, нащупывая ногами ступеньки. Она стискивала перила и смотрела на свою руку, белую от напряжения, на босые ноги, делающие шажок за шажком, но только не вниз, на каменный пол. Спускайся очень медленно, говорила она себе, не думай ни о чем, кроме ступенек, которые как будто гнутся и вот-вот проломятся под ногами, иди вниз очень-очень-очень медленно.