Костры Тосканы

Монаху было не больше шестнадцати лет. Он бросил на связанную Эстасию опасливый взгляд.

— Я… Я не… Она одержима?

— Сейчас нет. Припадок уже прошел.

Сандро и в самом деле так думал, но, словно бы издеваясь над ним, Эстасия вновь принялась кричать:

— Священник! О господи! Тут еще и священник!

Юный монах вздрогнул.

— Успокойтесь, почтенная донна, — сказал он, но Эстасия опять закричала. Монах умолк и беспомощно оглянулся на Симоне.

— Грехи терзают ее душу, — торжественно провозгласил тот. Он слегка подтолкнул монаха к кровати. — Как только она исповедуется, адские видения покинут ее.

— Адские видения? — переспросил юноша, недоуменно глядя на Сандро.

— Так она говорит, — Сандро понял, что нужно разрядить обстановку. — Сейчас она успокоится. А ты, Симоне, помолчи.

Эстасия принялась напевать непристойную песенку, усмехаясь и выразительно двигая бедрами. Трое мужчин, словно завороженные, не сводили с нее глаз. Допев куплет до конца, донна заговорила:

— Демоны ада знают, что делать с женщиной. Не то что ты, Симоне. На тебя мало надежды. Но, Сандро, ах, дорогой Сандро! Если бы ты захотел, я ни о ком больше бы не мечтала. Ты умеешь ценить женскую красоту! Твои полотна всегда меня возбуждают! Ты получишь огромное удовольствие, взглянув на меня. Развяжи эту тряпку. Обнажи мои груди! Они благоухают, как плоды в урожайную пору. Прикоснись к ним. Попробуй на вкус…

— Прекрати это, Эстасия, — сказал Сандро, медленно отступая. Он видел все — и румянец стыда на щеках молодого монаха, и ханжеское негодование в глазах Симоне. Художник вздохнул и обратился к иноку: — Если вы все же решитесь попробовать, я отблагодарю вас. Кто знает? Исповедь должна ей помочь.

— Я… Я постараюсь, синьор. Но если она одержима… — Юноша явно смутился. — Демонов изгоняют доминиканцы. Монахи нашего ордена служат молебны во здравие, воздают хвалу праведникам, благословляют на добрые дела.

Сандро задумался, потом махнул рукой.

— Поступайте как знаете. Но если у нее снова начнется истерика, я ее придушу. — С этими словами он повернулся, оттолкнул плечом Симоне и вышел.

— Вы должны усмирить ее, брат. — Симоне сделал большие глаза. — Вы же слышали, что она распевает.

Эстасия рассмеялась.

— Уговори его, Симоне! Сандро от меня отказался. Но монах, возможно, и не откажется. — Она заворочалась на неприбранном ложе, стараясь рассмотреть инока лучше. Ее карие глаза заблестели. — Знаешь ли ты, чего я хочу, мальчик? — Голос донны сделался томным. — Усмири меня, если сможешь. Я буду счастлива следовать твоим наставлениям.

Симоне нахмурился. На лице его появилось свирепое выражение.

— Ты следуешь наставлениям дьявола, Эстасия. Берегись! Я с тобой церемониться не намерен. Искупление даруется через страдание. Посмотрим, что ты сейчас запоешь! — Он шагнул к ложу и сел на его край, осколки стекла захрустели у него под ногами. Устроившись поудобнее, Симоне схватил женщину за волосы и резким рывком запрокинул ей голову. Эстасия захрипела. — Вот видите, — обратился он к иноку. — Куда подевалась вся ее наглость? Плоть страдает, и дьявол молчит. — Мучитель вновь дернул женщину за волосы, и Эстасия взвыла от боли.

— Перестаньте! — вскрикнул монах. Несмотря на молодость, он понял, что означают огоньки, загоревшиеся в глазах Симоне.

— Мы не должны миндальничать с сатаной, — пробормотал Симоне, неохотно разжав руку.

— Но мы не можем карать невиновных. Сначала следует убедиться, что она одержима нечистым. Тот, кто считает, что знает все наперед, повинен в гордыне. — Юноша принял решение и указал Симоне на дверь — Оставьте нас на какое-то время.

Однако тот не хотел уходить.

— Но… она настоящая фурия и может наделать хлопот. Что, если с ней снова случится приступ?

— Она крепко связана, синьор Филипепи, — мягко ответил инок. — Если что-то случится, я вас позову. Вы ведь будете рядом? — Он облегченно вздохнул, когда дверь за рассерженным Симоне плотно закрылась.

— Итак, дорогая сестра, — строго сказал юный монах, становясь на колени. — Я — фра Энцо из монастыря Святейшей Аннунциаты. Вы в беде?

Эстасия провела языком по губам.

— О да! И вы можете помочь мне, фра Энцо.

Он кивнул и сложил руки.

— Сейчас мы вместе прочтем пару псалмов, уверен, что это окажет на вас благостное воздействие.

Донна словно бы невзначай придвинулась ближе.

— Фра Энцо, — прошептала она, — одно ваше присутствие уже благотворно действует на меня. Я чувствую — в вас есть сила.

Юный фра Энцо был явно польщен, но ответил с большим достоинством:

— Смиренная молитва вселит в вашу душу покой! — Он закрыл глаза и завел первый псалом.

— Я знаю способ получше, — пробормотала Эстасия.

Закончив пение, фра Энцо открыл глаза и улыбнулся.

— Слова Святого Писания не ввергли вас в исступление, значит, дьявол, к вам подступающий, слаб. Скажите мне, что мучает вас, освободитесь от наваждений.

Улыбка Эстасии казалась смущенной.

— Хорошо, фра Энцо. Но обещайте, что простите меня…

— Это не в моей воле, сестра, — мягко заметил юноша. — Прощение нам дарует только Господь.

— Но его служители вполне способны утешить заблудших овечек. — Женщина часто и горячо задышала. — Рассказать вам, что делали со мною в аду? Эти демоны были очень изобретательны. — Она засмеялась. — Они насиловали меня! Вот так! — Эстасия бесстыдно дернула телом. — И еще так! — Полные бедра раздвинулись. — Не хотите попробовать, чтобы получше понять, что со мной происходит?

Щеки фра Энцо побагровели.

— Сестра, ваше поведение достаточно красноречиво. И прежде всего оно говорит, что вовсе не дьявол его вам внушает. Дьявол бежит от Святого Писания, вы же льнете ко мне. Вам просто взбрело в голову соблазнить молоденького монаха! — Негодование фра Энцо росло. — Мне уже приходилось сталкиваться с подобным! Многим, очень многим кажется, что зов плоти неодолим. Но я принял монашеский сан по собственной воле! Мне дороги моя бедность, мое целомудрие, я чту обеты, которые дал! Вам не дано совратить меня, донна! Стыдитесь!

Юноша встал, стараясь не смотреть на Эстасию, потом повернулся и бросился прочь. Эстасия расхохоталась.

Симоне, подпиравший дверной косяк, удивленно выпрямился.

— Что случилось, брат?

— Эта женщина не более одержима, чем я. Она просто считает, что людей, подобных вам, можно дурачить.

Когда Симоне, заперев за иноком дверь, возвратился к спальне Эстасии, там его поджидал Сандро.

— Ну, что же дальше? — спросил он.

— Мы должны сводить ее к исповеди. Этот монах слишком молод, чтобы понять, какая опасность ей угрожает. Но он дал хороший совет. Нам следует обратиться к доминиканцам.

Сандро скривился.

— Ты в своем уме, Симоне? Зачем раздувать историю из домашнего дела?

— Дьявол — отец лжи! — торжественно и громко провозгласил Симоне. — Проявляя терпимость, ты рискуешь впустить его в свою душу.

— Защити нас святая Клара! — вздохнул художник — Делай как знаешь. Если утром Эстасия пожелает пойти к исповеди, веди ее куда хочешь, лишь бы в доме сделалось тихо. — Сандро немного поколебался, прежде чем продолжить свой монолог: — Это, кстати, касается и тебя, дорогой братец. Умерь свой пыл и перестань наставлять ее на каждом шагу. У меня много заказов, я выбиваюсь из сил и не в состоянии выносить вашу немолчную ругань. — Он устыдился резкости своего тона и положил на плечо Симоне руку. — Что делать, живописцы капризны и неуживчивы. Я вовсе не исключение. Не сердись на меня.

Костлявое лицо Симоне демонстративно замкнулось.

— Ты — хозяин этого дома. Разумеется, я подчинюсь.

— Симоне, ну зачем ты…

Сандро махнул рукой. Говорить что-то еще было теперь бесполезно. Надо выждать, когда Симоне отойдет, и тогда… Он открыл дверь спальни и крикнул:

— Кузина?

Эстасия тут же отозвалась. Голос ее звучал ровно и буднично:

— Ты можешь развязать меня, Сандро. Кошмар кончился. Я буду благоразумна. Кто знает? Возможно, я даже пойду к исповеди, если это вернет дому покой.